– Что же вы, в таком случае, хотели? – поморщилась златовласка. – Поговорить, Лариса Игоревна. – Со мной? – та скептически вздернула каштановую бровь. – И с вами, и с вашими сотрудниками. С теми, кто госпожу Райскую запомнил. Златовласка пробормотала что-то, нажав клавишу селектора, и, подняв на Арину свои хрустально-серые глазищи, довольно сурово осведомилась: – Вы с палатным врачом хотели побеседовать? Арина пожала плечами: мол, вам виднее. Явившаяся на зов облаченная в бирюзовый халат дама была мало не вдвое старше и более чем вдвое крупнее своей, хоть и временной, начальницы. – Галина Леонидовна, – сухо кивнула златовласка, – тут следователь к вам… к нам… – Опять родственники! – всплеснула руками бирюзовая дама. – Да что же это! Жалуются и жалуются! – Нет-нет, – успокоила ее Арина. – К вашему лечебному учреждению ни у кого никаких претензий. Просто тут в связи с одним из текущих дел возникли некоторые вопросы. Вы можете мне про Райскую рассказать? Без всяких врачебных тайн, просто по-человечески. Какая она была? – Приятная дамочка, – сообщила Галина Леонидовна, плюхаясь в кресло слева от стола начальницы. – Ну с фанабериями, а кто без них? В персональной палате лежала, ну а что, если может себе позволить? Вы не подумайте, у нас внимание ко всем… – Да я не думаю ничего такого, – ободряюще улыбнулась Арина. – Вы рассказывайте. – Ну санитарок загоняла, да. Плинтуса типа недомытые. Хотя у нас чисто, она просто придиралась. – Ничего-ничего… Посетители у нее часто бывали? – Ну… бывали, – согласилась бирюзовая дама. – Племянница чуть не каждый день бегала. Но Калерия ее, по-моему, не больно жаловала. Ну подружки ее какие-то прискакивали, то цветочки, то пироженки таскали. И… дня за три… – в глазах дамы почему-то появилось мечтательное выражение. – Ну-ну… – поторопила Арина. – Молодой человек к ней приходил, – сообщила Галина Леонидовна и вдруг вздохнула. – Красивый – умереть не встать! Ну вот как я прям не знаю, даже в кино такого не увидишь, честное слово! – Я в курсе, – улыбнулась Арина. Значит, незадолго до смерти старой Райской ее посещал ныне покойный Филипп. Важно это? Нет? – посомневавшись секунду-другую по поводу того, что опознание не по форме, она показала Галине Леонидовне одну из позаимствованных в гримерке фотографий, на которой загадочно улыбающийся Филипп сидел у барной стойки с бокалом чего-то полосатого, – Вот этот?. – Точно, он! – Галина Леонидовна еще раз мечтательно вздохнула. – Ну так я ее потом спросила… нет, не подумайте… но для кардиологической динамики все важно, стрессы там, огорчения, и наоборот тоже… – Галина Леонидовна почему-то стала запинаться. Как, впрочем, почти все дамы, которых угораздило попасть под филиппово обаяние. Деловитым тоном Арина постаралась вернуть ее в повседневность: – И что Райская? – Ну я ее спросила, не внучек ли это ее, а она, знаете, глазом на меня эдак зыркнула. У меня, говорит, деточка, никогда никаких детей не было. В смысле, внучку взяться неоткуда. А это, сказала… такое слово какое-то странное… а! – бирюзовая дама просияла лицом. – Мое утешение, она сказала! – Понятно, – кивнула Арина, вопреки внутреннему ералашу: ничего ей пока не было понятно. Хотя «утешение»… да, что-то в этом было. – Скажите мне… Калерия Стефановна умерла… внезапно? – Так любая смерть внезапна, – усмехнулась златовласая завотделением. – Но если у вас возникли какие-то сомнения… нет, ничего криминального в этой смерти, безусловно, не было. У Райской действительно были… проблемы с сердечно-сосудистой системой. Если нужно, и если вы предоставите соответствующий документ, мы сможем вам это объяснить подробно. Еще лет пять назад мы ей предлагали, да что там – настаивали на необходимости поставить кардиостимулятор. – И что, она отказалась? – довольно скептически перебила Арина. – Почему отказалась. Согласилась. Сказала, что разберется со всякой бытовой мелочью и ляжет на операцию. – И? – И так пять лет. И не потому что она хотела обратиться к другим специалистам – сейчас модно лечиться то в Израиле, то в Австрии, то в Штатах. Я, собственно, и не возражала бы. Но Калерия Стефановна ничего такого не планировала. Просто ей месяц за месяцем что-то мешало. То ей на Ибицу позарез захотелось, то осень мрачная выдалась, то еще что. Ну и дотянула. Ее привезли по «скорой». Мы купировали, конечно, что могли и как могли. И она сказала – давайте уже сейчас, что ли, все сделаем, пока я тут, а то я еще сто лет тянуть буду. Но сразу-то нельзя было. Нужно было подготовить ее к операции… И мы… не успели. – Да не мы не успели! – вклинилась бирюзовая Галина Леонидовна. – А раньше думать надо было! – Ну… да, – кивнула златовласка и повернулась к Арине. – Если вам нужно отдельное заключение… Арина помотала головой – не нужно заключения. И зачем я сюда ходила, подумала она, оглядывая восьмиэтажный «кирпич», обрамленный снизу стеклянными дверями. Ответственность? Скорее уж самоотверженность. Да, другое имя для профессии следователя – самоотверженность. А всякие там скачко и баклушины, которые вроде бы тоже следователи… ладно, пустое! Надо было возвращаться в следственный комитет, но… она еще раз окинула взглядом уходящий в низкие тучи «кирпич»… Ляля так и не позвонила, телефон ее не отвечал – может, секретарша номер перепутала? – да и список клиентуры Филиппа управляющий прислать не удосужился. Пора было ему намекнуть, что это уже тянет на создание помех следствию. Не хотел сам – пусть составляет список прямо в ее присутствии. Ну да оно и к лучшему. Возможно, удастся соотнести этот самый список с разноцветными каракулями в блокноте погибшего. Проще, конечно, было вызвать господина управляющего к себе, в следственный комитет, но проще – не значит лучше. В список подозреваемых Арина его, разумеется, включила, но лишь потому что он находился в нужном месте приблизительно в нужное время. А так – ну какой из него убийца? Тем более подобным способом. Сразу вспомнилось из читанного когда-то Честертона: да я не спорю, он вполне мог убить, кто угодно может в соответствующих обстоятельствах, но он убил бы скучно и незаметно, а вот так вот – театрально, демонстративно, эффектно – никогда. Список гипотетических мотивов Рената Ильича тоже выглядел… скудно. Ни ревности, ни финансовых конфликтов между управляющим и стриптизером не выявилось. Если и были у господина управляющего какие-то тайные махинации, вряд ли стриптизер мог быть в курсе, а если бы вдруг, то убивать гипотетического шантажиста посреди вверенного твоим заботам клуба, рискуя благополучием этого самого клуба, – более чем глупо. Оставался разве что гнев из-за несвоевременного увольнения «звезды». Тоже мне, мотив! Не смешите мои тапки! О своей злости на Филиппа Ренат Ильич рассказывал свободно, явно не предполагая для себя в том никакой угрозы. Какой уж там убийца – максимум свидетель, и даже не так чтобы очень ключевой. А свидетелей лучше допрашивать на «их» территории. В официальном кабинете большинство людей зажимаются, замыкаются, боятся лишнее слово сказать. У себя же, так сказать, дома. наоборот – успокаиваются, расслабляются и даже могут сболтнуть что-нибудь лишнее. Главное же – Арине хотелось прогуляться. На улице, хотя под ногами и похрустывал кое-где ледок, уже ощутимо пахло весной. И небо – вот нежданный подарок – расчистилось, поднялось, налилось яркой солнечной синевой. Прикажете в такую погоду сидеть в пыльном кабинете, когда до свидетеля минут сорок, максимум час ходьбы? Ох, хорошо-то как! Воробьи чирикают, как оглашенные, в лужицах солнце отражается… Посторонившись, чтобы дать дорогу несущемуся навстречу малышу в небесно-синем, прямо под цвет неба, комбинезончике, она вытащила из кармана телефон, оживший когда до «Сладкого места» осталось пройти не больше трех кварталов. * * * – Арина Марковна, – пробасил в трубке криминалист. – Ты тогда в этом злачном гадюшнике так шустро убежала управляющего допрашивать, я тебе про пальчики-то не все изложил. Ну тогда было навскидку, а сейчас я точно скажу. – Да, я помню, Артем. Два комплекта, оба с высокой степенью вероятности мужские. Это ты так сказал. И, видимо, готов подтвердить? Один комплект убитого, второй… дай угадаю… управляющего, так? – Ну… – прогудел в трубке Зверев. – С тобой неинтересно. Как догадалась? – Да не догадалась, – успокоила его Арина. – Не более чем логичное предположение. По-моему, управляющий – единственный, кроме погибшего, мужик, который в этом кабинете бывал. – Неинтересно с тобой, – повторил Зверев. – А как же интрига? И зачем я тогда вообще нужен, если ты и сама все знаешь? – Здрассьти! – фыркнула Арина, ловко уворачиваясь от катящейся прямо на нее детской коляски, размерами вполне сопоставимой с небольшой цыганской кибиткой. Толкала ее девушка настолько миниатюрная, что с обратной стороны казалось, что кибитка едет совершенно самостоятельно. – Как это зачем? – засмеялась Арина, нырнув с тротуара в ближайшую подворотню, где, к счастью, было вполне пусто. – Как это зачем? – повторила она, все еще смеясь – и над собой, и над самобеглой коляской сразу. – А кто мне акт экспертизы напишет? – Злая ты, – буркнул Лерыч. – Поэтому я тебе самое интересное не скажу. – Что? Еще одни пальчики нашлись? – Нашлись. И как ты думаешь, где и чьи? – Погоди-ка… дай подумать… На блюдах с вкусностями, причем, весьма вероятно, тоже мужские. – Ты опять? – возмущение Зверева, казалось, выплескивается из телефона искрящейся волной. – Откуда… – Потому что я следователь, – гордо заявила Арина и добавила уже гораздо мягче. – Не сердись, Артем Валерьич, я ж не собираюсь у тебя хлеб отбивать. Но мой хлеб, в частности, предполагает умение влезть в психологию участников событий, представить, как все было. Хотя бы теоретически. – И как это помогает тебе угадать, чьи пальчики на блюдах? – недовольно буркнул криминалист. – Да это так, еще одно предположение, – миролюбиво объяснила Арина. – На блюдах – скорее всего повар. И к делу это, опять же скорее всего, не относится. Потом Арина не раз вспоминала эту свою фразу. И изо всех сил надеялась, что криминалист ее не запомнил. Очень уж стыдно. Где была твоя хваленая следовательская интуиция, а, госпожа Вершина? А еще хвасталась умением влезать в психологию участников событий, стыд и позор на все джунгли! – Но вот что мне в самом деле странно, так это поднос, – размеренно продолжал Зверев. – Чистый, что ли? – предположила Арина. – Вот-вот, – подтвердил Лерыч, даже не попытавшись возмутиться. – Даже потожировые отсутствуют. Такое впечатление, что спиртом протерли. Или чем-то в этом роде. Я-то, грешным делом, его, поднос этот, чуть не под микроскопом обрабатывал. Ни-че-го. А ведь хотя бы официантка должна была отметиться. Ну или официант. Кто-то же эти шашлыки туда принес. – Кто-то принес… – задумчиво повторила Арина. – Погоди… Что, совсем чисто? Или пальчики жертвы все-таки есть? – Нет, догадливая ты наша, даже убитый за этот поднос не хватался. Ну или протер после, хотя не вижу в этом никакого смысла. А почему ты решила, что там его пальцы должны быть? – Да так… – неопределенно протянула она. – Ты видел, как он одет был? – Темные брюки, белая рубашка, бордовый жилет, – забубнил Зверев, – ботинки лаковые, аж глядеться можно… – Униформа тамошних официантов, – торжествующе подытожила Арина. – Ну и? Арине стало смешно: – Знаешь, Артемушка, почему в немецкой порнухе настолько часто фигурируют сантехники, что это уже в анекдоты вошло? – Ты смотрела столько немецкой порнухи? – хихикнул криминалист. – Я слышала столько анекдотов, – отрезала она. – А сантехники – потому что эта роль позволяет создать ситуацию как бы реальную. Правдоподобную. Человеку же не гольный секс нужен, а внутри некоего сюжета.