Обыкновенная с виду. Густая, тягучая, и ничего-то в ней не ощущается ни древнего, ни загадочного. Кровь как кровь. – Понадобится изрядно… А вы велите, чтобы свечи принесли, и непременно восковые. Димитрий отдал распоряжения. Будут восковые. И какие нужно, такие и будут. Главное, понять, коим боком эта девица к Стрежницкому и чем это Богдашка так заговорщикам насолил, что все извести пытаются. – А касаемо царевен… да, папенька не особо скрывал своих намерений. Полагаю, в том и состояла его ошибка. Многим во Временном правительстве пришлись не по нраву его планы. К тому времени отец набрал достаточно влияния и войск, чтобы рассчитывать на удачу. С ним сложно было бы сладить. – В отличие от царского семейства… Святозар перехватил запястье тряпицей: – Мне… неприятно осознавать, тем паче, полагаю, мое нынешнее признание не останется лишь в этих стенах… Димитрий чуть наклонил голову. – Я слышал, что его императорское величество проявил редкостное упрямство, преследуя всех, кто был так или иначе виновен в гибели его братьев… и прочих членов семьи. И потому мне не стоит рассчитывать на милосердие. Но с другой стороны, на моих руках и без того крови хватит не на одну смертную казнь… Он отодвинул циновку, топнул, будто проверяя крепость пола, и, опустившись на четвереньки, вычертил первый символ. – Мне случилось побывать там. Меня отправил отец с предложением, не сомневаясь, что оно будет принято. Как же… бывший император должен был осознавать, в сколь неоднозначном положении оказался. И отец предлагал выход, который устроит, как ему казалось, всех. Он женится на старшей дочери. Нам с братом тоже достается по невесте. Новая династия не имеет права рисковать, так он выразился. Взамен он обещал его императорскому величеству спокойную и тихую жизнь, достойную его положения, и безопасность. Возможность уехать, если он сочтет нужным. Или остаться, но под защитой нового императора. Кровавые знаки ложились на пол ровно. И лишь Святозар время от времени останавливался, чтобы размяться. Смуглые пальцы его отчетливо подрагивали, и он сжимал и разжимал их, восстанавливая кровообращение. – И что вам ответили? – Разговор прошел… не самым лучшим образом. Его императорское величество пришел в ярость и… пожалуй, я впервые ощутил, что такое их родовая сила. Это как… не знаю… на той проклятой пустоши, где я, на беду свою, выжил. Небывалая мощь, готовая стереть меня с лица земли… И да, я испугался. Я был живым человеком, более того, человеком, полагающим, будто будущее принадлежит ему. Я видел его столь явно, что позабыл, что все в руках Господа. Я отступил, сказав, что даю на размышление неделю. Мне казалось, что этого времени хватит, чтобы Николай остыл, да и супруга его, как мне показалось, отнеслась к нашему предложению весьма благожелательно. Во всяком случае, мой доверенный человек сообщил, что после моего ухода она долго оставалась подле мужа… Доверенный, стало быть. Кто? Хотя… чего гадать. Высочайшее семейство не оставили бы без надзору, и другое дело, что надзор этот был не только со стороны Бужева. – И когда их расстреляли? – На четвертый день. Полагаю, пришла телеграмма… мы остановились в Ебурге. Мутный городишко. Глава его кланялся, заверял в преданности, а в глазах его читалось желание отравить и меня, и всю свиту. Мы несколько… загуляли, это верно. Тогда смерть ходила рядом, а это заставляло острее ощущать саму жизнь. Вот мы и… Он завершил рунный круг. – Но однажды ночью в мои покои постучались. Доверенный человек… не смотрите так, у вас тоже, полагаю, хватает подобных людей. Так вот, он сообщил, что по решению революционного комитета царское семейство было предано смерти. Святозар подошел к телу и, перевернув на живот, принялся рисовать кровавые знаки на коже. – Я сперва не поверил. Это было… понимаете, пусть мой отец и присоединился к смутьянам, пусть даже где-то я сам разделял идеи, а вернее, полагал, будто мы можем пойти на некоторые уступки черни, с тем чтобы сохранить собственную власть. Все одно, я прожил жизнь под императорским крылом, я воспитывался в почтении и понимании, и наш род… не знаю, сказали ли вам, что вассальная клятва сохраняется и при отречении. Я не мог причинить вреда его императорскому величеству. Более того, если бы у Николая хватило духу приказать, я бы немедля вывез и его, и все семейство. Я бы просто не выдержал давления этой клятвы, подчинился бы… Знаки протянулись от затылка к пояснице. – А потому новость для меня была не просто удивительной. Она оглушала. Она… впервые, пожалуй, я осознал, насколько изменился мир. – И что вы сделали? – Натянул что под руку попалось и коня потребовал. Полетел… один, к слову, и полетел. Мои соратники оказались не совсем в том состоянии, которое располагало к прогулкам. Помогите, будьте любезны… вот так придержите. Прикасаться к мертвой девушке было неприятно. Но Димитрий послушно перевернул тело на бок, тяжелое, застывшее, что полено зимнее. – Я увидел… – Вздох. – Вы первый, кому я рассказываю. Даже мой отец… его не слишком интересовали подробности. Он пришел в ярость, ведь это убийство ударило по всем. До того момента наши соседи блюли нейтралитет, однако смерть венценосного семейства… Спустя неделю бритты высадились на южных берегах. Ну да вы знаете… Я спешил. Помнится, уже там, в поместье, я понял, что одет лишь в рубаху и подштанники… спаситель и герой. Но со мной была моя ярость. И моя клятва. Она требовала покарать… – И вы… – Покарал, – Святозар усмехнулся и провел окровавленным пальцем по лбу девушки. – Все же… наша магия порой заставляет нас действовать не совсем разумно. Помню, мне навстречу вышел человек в черной кожанке. Он что-то там кричал про суд, постановление, смерть узурпатора. А я смотрел на него и думал, что он… скотина. Вот просто скотина, и все тут. Я сжег его. Это оказалось просто… там все было… нестабильно. Сами понимаете, что смерть мага, которым Николай не перестал быть после смерти, не могла не отразиться на мире, тем паче погиб и наследник, и силу было некому перенять. Она гуляла, свободная, дикая. Злая. И я стал лишь проводником… помню смутно, что в меня стреляли. Кто-то пытался задержать, кто-то… Я спустился в подвал. Сила звала меня… она требовала, тянула… в этот треклятый подвал. Он остановился. Отвернулся. Вытер грязные пальцы о не слишком чистую одежду. – У дверей лежала женщина… из комнатных, оставшихся с Александрой… рядом Куржеватый, камердинер. Ему сперва прострелили колени, а уже потом добили. Их я помню хорошо. Сознание на время вернулось. И комнату помню, вернее, подвал с голыми стенами, на которых появились темные пятна. Мальчишку совсем юного, ровесника цесаревичу… и самого цесаревича. Лежал возле отца… и таким вдруг взрослым показался. В него всадили пять пуль. А Николаю хватило одной. Его убрали первым, должно быть, поняли, что он опаснее прочих… Святозар дернул шеей. И коснулся пальцами щеки. – Аликс обнимала девочек… Почему-то там было много людей, куда больше, чем должно было быть… И я понимаю, о чем вы хотите спросить. И… я не знаю. Понимаете, тогда я был не совсем в себе… не совсем собой. И позже, возвращаясь к тому, что случилось, я сам себе не мог дать ответа. Аликс… наследник, император… Татьяна и Ольга определенно… а вот остальные… повторюсь, там были люди, и много, но… Вздох. – Я сжег эту комнату со всеми, кто в ней находился. Я… мне вдруг подумалось, что с этих людей станется отсечь головы и выставить их, увезти в доказательство, ибо многие не захотят поверить в смерть императора на слово. А я не мог, понимаете? Не мог позволить подобного… я просто… это стало сильнее меня. Огонь просто вырвался и смел все, что было там… Вместе с доказательствами чего бы то ни было. – Я очнулся уже по-за домом, в голом поле… без коня, без одежды. Обессиленный. Я шел к дороге, понимая, что если встречу не тех людей, то меня убьют. У меня не будет ни малейшего шанса спастись. Однако встретил я свою охрану. Благо очнулись… им сообщили новость. Да что там им… эту новость напечатали во всех утренних газетах… – Во всех? – А то… я тогда тоже подумал, что в печать они ушли, еще когда Николай был жив. Так что мой отец переоценил свое влияние. Я же допустил преступную неосторожность. Быть может, явись я туда тайно, не афишируя своего присутствия… возможно, они остались бы живы. Помогите перенести ее в круг. И еще, я должен предупредить, что чужая память опасна… Глава 8 Предупреждению Димитрий внял. Он положил девушку лицом вниз. И сам сел, где велено. И положил руки на ее виски, холодные и отчего-то казавшиеся мягкими. Он закрыл глаза, позволяя вычертить на своем лбу знаки. Могла или не могла спастись цесаревна? Тела отыскали, вернее, останки. И если прежде предполагалось, что жгли их бунтовщики, дабы затруднить опознание, то теперь очевидно: виноваты младший Бужев и та дикая сила. А неочевидно одно: почему Николай не сопротивлялся? Он ведь пусть и не император, но маг. Императрица тоже. И дети… Итого семеро магов древнего рода и изрядной силы просто позволяют взять и убить себя? Ладно, надежда на скорое разрешение неприятностей, однако… там, в подвале, когда зачитывали приговор, да и без приговора было же очевидно, что не для беседы приватной их пригласили. Почему он не ударил? Не ради себя, так хотя бы ради спасения детей? – Постарайтесь не заблудиться… Или не мог? Хотел, но… Что, если… Голос Святозара звучал словно бы издалека. Он дрожал, то растворяясь в туманной зыби, в которой вдруг оказался Димитрий, то почти развеивая ее. Не заблудиться. Хорошо говорить, а как не заблудишься, если кругом этот вот белесый клочковатый туман. И будто кто-то ходит, хлюпает, вздыхает… Эй, есть тут кто? Есть, есть, есть… кто, кто… Кто? Девочка в белом нарядном платьице. Она кружится и кружится… и смеется… – А ты дурка! – кричит кому-то, и становится обидно. Почему ей все, а мне ничего? Мне? На Димитрии тоже платьице, только не белое, а в клеточку. Он наказан. Ему велено сидеть в детской и переписывать начисто упражнение, а Беленка пойдет к гостям. И будет стишки читать. И все станут хвалить. Папенька же рублем пожалует, а маменька пряником… Несправедливо! Так. Стоп. Это не его мысли. И не его тело, слишком пухлое, какое-то неуклюжее… детское. Воспоминания, но явно не те, на которые Димитрий рассчитывает. А потому высвобождается из них, не без труда, само собою, но все же… Он вновь оказывается в тумане. – Не понимаю, чего ты хочешь? – сестрицын голос полон скрытой издевки. – Ты еще слишком мала…