Похоже, что скромность сегодня напрочь покинула директора, впрочем, сотрудникам было не до того — они впились в представленные им эскизы. Предложенный танк в начале сороковых годов назвали бы средним, но сегодня это был полноценный тяжелый танк прорыва. Посыпавшиеся было предложения: «А почему грунтозацепы не сделать, как у британцев? И нам надо поставить два тяжелых орудия, и больше пулеметов», наткнулись на жесткий ответ: — Вы, лучшие разработчики бронетехники в мире, поэтому извольте думать по-русски, а не как всегда, и не забывайте, что с сегодняшнего дня я самодур! Получив отлуп, народ стал думать и с изумлением узнавать ранее разработанные узлы. Вот мелкозвенчатая гусеница. Ее Иван Спиридонов планировал поставить на тракторы Рыбинского завода. Война это благое начинание тормознула, но разработка ходовой части «трактора» продолжалось. Его подопечные добились приемлемого ресурса бортовых фрикционов и тормозной системой, а применение стали Гадфильда, довело пробег «гусятки» до пяти тысяч верст. Литая башня, якобы для «бронекатера», разрабатывалась группой Степана Уварова. Директор вымотал Степану всю душу, добиваясь минимальных отклонений толщины башни при отливке. А чего стоила проблема литья в кокиль! Но ведь получилось, и многоразовое использование литьевой формы снизило стоимость! Вот она его красавица возвышается почти строго по центру корпуса, а скорострельная пушка калибра 76,2 мм, обеспечивает разрушение легких полевых укреплений и смертельно опасна для германского броневика. За базу было принято полевое орудие 1902 года, а дорабатывающие его пушкири из ГАУ, долго не могли взять в толк, зачем нужна такая пушка, но, как сказали бы в веке грядущем, заказчик платил налом. Тот факт, что на башне стоит зенитный пулемет «Зверь-12» никого не удивил — последнее время авиация противника стала доставлять много неприятностей. Пулемет винтовочного калибра стоял у механика-водителя, второй такой же был сблокирован с пушкой. Общую компоновку Федотов заимствовал от танка Т-44, идею литой башни стырил у Т-55. Во всем ощущалось стремление к минимизации забронированного пространства с дифференцированной устойчивостью к огню с разных направлений. При этом лобовой лист из катаной стали толщиной 40 мм, и лоб башни держали снаряды германских пушек 77 мм. Экономия экономией, но не забывалось и о комфортной работе экипажа из четырех человек. Воображение поражал двухсот пятидесяти сильный двигатель, обеспечивающим танку скорость по шоссе до 40 км/час. Еще вчера о таком можно было только мечтать. Точных данных о «Марке-1» Федотов естественно не помнил, поэтому «рисовал» ТТХ, сообразуясь со своими сегодняшними представлениями о развитии техники. По его «разведданным» на «Марке-1» при массе около 30 тонн, должен был стоять двигун в 100…150 лошадок. Скорость ползающего «ромба» вряд ли превышала десять км/час. Когда ведущие конструкторы удовлетворили первое любопытство, Федотов сообщил: — В апреле шестнадцатого года два опытных образца нашего бронехода должны выйти на заводские испытания, чтобы в августе поставить изделие на производство. Таков будет наш ответ Чемберлену. Кто такой Чемберлен никто из инженеров не знал, но на ус намотали — такие перлы директор выдавал с завидным постоянством. Месяц тому назад он упомянул какого-то «Гоминьдана» которому пришла хана. Дотошный Мирон Козырев нашел таки упоминание о недавно образовавшейся националистической партии Китая с таким названием. Оставалось только гадать — откуда директор мог узнать о какой-то нелепой партии у китаез. Так или иначе, но и сейчас Козырев своего не упустил: — Борис Степанович, а почему к августу? — в вопросе Мирона сквозило и свойственное ему ехидство. — Потому, что я самодур, и машину с детскими болезнями в бой не пошлю. Есть мнение, что в конце лета 1916-го года «Марк» примет участие в атаках против германца. Это, если никто из здесь присутствующих не проболтается. — уколол конструктора директор. — Для фрицев атака будет полной неожиданностью, но половина ползающих сараев просто сдохнет по пути к германским окопам. Вторая половина будет уничтожена огнем германской артиллерии. Напоминаю еще раз: преждевременное появление на фронте наших машин через полгода откликнется появлением таких же машин у немцев, но будет их не в пример больше, и кому от этого станет легче? Эту мысль директор КБ высказывал не впервые, и ее логика оказалась не убиваемой, но сейчас он был похож на разъяренного носорога: — Легче окажется только нашему противнику, поэтому атаку начнем в семнадцатом году. Весной. Намек на окончание войны прозвучал если не прямиком, то достаточно прозрачно. О таком развитии событий военные аналитики уже пописывали, а правительства стран Антанты проводили соответствующие консультации, но одно дело читать высокомудрые статьи другое получить руководство к действию. — А..? — вопрос Козырева повис в воздухе. — Сказано рация на броневике, значит на броневике, — стараниями Федотова вариант анекдота о рациях на танке здесь был известен, — а вам, Мирон Модестович, надо озаботиться полной радиофикацией нашего танка или, если хотите, бронехода. Федотову до соплей был жалко «испортить» песню «По полю танки грохотали», ставшую гимном 1-ой автомобильной пулеметной роты русской армии. Сейчас присутствующие считали, что название «танк» директор позаимствовал из этой песни. Одно было непонятно — как ее автор догадался об экипаже из четырех человек, но спросить было не у кого — песня числилась народной. * * * С октябрьского совещания в танковом КБ о начале работ над бронеходами прошло одиннадцать месяцев, когда в средине сентября шестнадцатого года в сражении на Сомме лаймы применили «Марк-1». В атаку были брошены сразу 50 машин. Кстати, эти изделия называлась танками, что само по себе было весьма странно. Неужели высокомерные британцы заимствовали слово из русской песни? Да быть такого не может, но танк они назвали танком. «Секретные сведения» о «Марке-1» во многом подтвердились. Он имел двигатель в 150 лошадей, и весил 28 тонн. Как и предсказал директор, добрая половина машин сломались на пути к германским окопам, часть увязла в болотцах, а когда в танк попадал германский снаряд, все восемь душ экипажа воспаряли к небесам, зато палил этот сухопутный дредноут из двух орудий Гочкиса калибра 57 мм аж на 1,8 км! Эффект от этой, как сказал Федотов «вундервафли», по большей части оказался психологическим. Еще худшие результаты показали испытания бронехода марки РБВЗ, окончившиеся за неделю до известий о первой танковой атаке на Сомме. На то были и объективные, и субъективные причины, но окончательную подпись поставил начальник ГАУ, а казенные деньги ушли в песок. «И что теперь делать? — этот вопрос, в который уже раз задавал себе генерал-лейтенант Маниковский, — самому попроситься в действующую армию?» Алексей Алексеевич удачно сочетал в себе сильного инженера и военного управленца. Его энергией было налажено производство боеприпасов. По его инициативе расширялись существующие и открылись новые военные заводы. Это он подал императору Николаю II докладную записку с планом реформирования оборонной промышленности России, позже названной «Планом мобилизационной экономики». У Маниковского не было сомнений, что будущее за бронеходами, но факт оставался фактом — сегодняшний уродец мало на что был годен. На ГАУ ложился пятно, а на генерала вот-вот должна обрушиться газетная братия с обвинениями в некомпетентности и разбазаривании казенных денег. И это тем более верно, что заставляя качественно выполнять военные заказы, слишком многим промышленникам он оттоптал любимую мозоль любви к сверхприбыли. Такое безобразие деловой мир не прощал. Сейчас он ломал себе голову: «Как Федотову удалось все столь точно предсказать?» Его размышления генерала прервал адъютант: — Ваше превосходительство, к вам на прием просится господин Федотов, говорит дело у него спешное. «Помяни нечистого, он тут же явится», — чертыхнулся про себя начальник ГАУ. Дельцы, рвущие на части бюджет, больше всего напоминали ему кобелей во время собачьих свадеб. Федотов представлялся генералу редким исключением, но когда на кону многомилионный заказ, рассчитывать на объективность не приходилось. «Ох, не верю я, что Федотов проявит благородство, ведь не просто так он добивался всех этих проверок, оставив в особом мнении очень неприятный след, и ведь не откажешь ему». — Приглашай! — раздраженно бросил адъютанту генерал. Ожидаемого выкручивания рук не последовало. Вместо этого Федотов прямо сообщил, что в случае неприятного развития событий, будет доказывать обоснованность позиции ГАУ, ссылаясь на французов и британцев. — И поэтому вы оставили частное мнение о низкой эффективности бронеходов, — саркастически закончил за Федотова генерал. — Оставил, и эффективность ТАКОГО бронехода действительно крайне низка, что показало применение английских танков. Иного пока и быть не могло, но акцентировать внимание на своем частном мнении я не собираюсь. — Чем же я буду вам обязан милостивый государь за такую услугу!? — на обычно спокойном лице начальника ГАУ промелькнула гримаса презрения. — Не поверите, всего лишь посещением нашего полигона, где мы проведем показ наших новых бронированных машин. В интонации прозвучал легкий упрек и, одновременно, искренность, заставившая генерала подавить раздражение и по-новому посмотреть на посетителя, тем более что до сего дня Федотов во всем демонстрировал порядочность и достойную прозорливость. Чего только стоили его аэропланы, и стрелковое оружие с минометами. Одновременно в памяти всплыла предыдущая его фраза, точнее, ее часть: «Иного ПОКА и быть не могло». — Вы сказали «пока», значит ли это, что в действительности бронеход нашей армии нужен? — осторожно начал Алексей Алексеевич. — За танками будущее, но сегодня… Из дальнейших слов Федотова следовало, что в ближайшие годы бронеходы только обозначат свою потенциальную эффективность, а реальной силой станут минимум через пять лет, что объясняется объективными техническими причинами. Танк с противоснарядным бронированием, со скоростью в полсотни верст в час, преодолевающий склоны в 30 градусов, появится не скоро, а без таковых параметров он добыча артиллеристов. Отсюда естественным порядком следовал вывод: — Тратиться на поиски решений, которыми воспользуются все кому не лень, равносильно раздаче ассигнаций. Учиться лучше на чужих ошибках. К тому же, не мне вам объяснять, что предложи я сейчас достойный танк прорыва, уже завтра германские машины начнут утюжить наши окопы, — закончил Борис. В определенных обстоятельствах человек замечает в речи собеседника то, что тот раскрывать не собирается. Сейчас Федотов вполне здраво высказался о возможной утечке информации к противнику, но… в какой-то момент Маниковскому почудилось, что его собеседник имел в виду вполне реальную машину. — Вы можете предложить такой бронеход? — это был и вопрос, и утверждение, а едва заметно дернувшаяся щека заводчика показала генералу, что его «выстрел» достиг цели. — Вам бы, Алексей Алексеевич, только миллионами ворочать, — проворчал Федотов, и, пожав плечами, как бы говоря «была, не была», закончил — в начале семнадцатого я покажу вам настоящий бронеход с противоснарядным бронированием, а на демонстрацию наших новых броневиков прошу пригласить нескольких влиятельных офицеров и о танке прошу до поры забыть. Полуофициальные смотрины транспортеров состоялись в конце сентября шестнадцатого года. Среди приглашенных старшие артиллерийские начальники от Юго-западного и Западного фронтов. От Северного фронта прибыл сам командующий фронтом генерал Рузский. Как Маниковскому удалось умыкнуть его с фронта, осталась загадкой. Зверев прихватил с собой Гучкова, а на вопрос Федотова: «И нахрена нам такое счастье», получил ответ, дескать, у Гучкова, еще со времен работы начальником третьей Думы, были налажены контакты с генералом Рузским, который в их мире убедил Николашу отречься. Ко всему Гучков рулит Центральным Военно-Промышленным комитетом, в котором наши позиции не самые сильные. Коль скоро сейчас на дворе сентябрь 1916-го года, то пройдет всего пять месяцев, и… одним словом, политика дело грязное, поэтому: «Надо, Федя, надо». Зверев с Федотовым ломали голову, как им устроить показ новой техники. Ограничится демонстрацией транспортеров с пробегом по подготовленной трассе и стрельбой по мишеням, или устроить театрализованное выступление. В итоге решили «пустить пыль в глаза». Этим приемом переселенцы планировали продемонстрировать свое видение тактики массированного применения бронетехники. Предки недоумки не были, но переселенцы знали, сколько времени военным всего мира потребовалось для понимания, как именно должна быть организована атака с использованием брони на хорошо укрепленную оборону противника. До Всеволожской базы, два авто представительского класса домчали пассажиров за час. В пути гостей ознакомили с ТТХ новых машин. На базе все пересели в БТР-152, оборудованный для перевозки высоких гостей — после дождей до полигона можно было добраться лошадкой или спецтехникой. Надо заметить, что транспортер впечатление произвел. Каждый отметил покатый нос, широкие шины с крупным протектором и крупнокалиберный пулемет «Зверь-12», возвышавшийся над командирской кабиной. Рядом с ним торчала непонятная мортирка. В превосходной проходимости трехосного транспортера с двигателем в сто лошадей наблюдатели убедились пока ехали до полигона. Зная, что противоборствующие стороны так и не нашли убедительного способа преодоления проволочного заграждения, Федотов озаботился этой проблемой еще до проектирования бронетехники. Оказалось, что уже в наставлениях русской армии 1910 года предполагалось установка пяти рядов колючей проволоки общей шириной 5…6 метров. Размещаясь на расстоянии в 60–80 метров от окопов противника, эта преграда гарантированно задерживала наступающих минимум на 10 минут. За это время пулеметы обороняющихся выкашивали сотни бойцов. Кроме того, «колючка» являлась весьма коварной преградой для колесной техники. Первое что пришло Федотову в голову, это был «Змей Горыныч», иначе говоря, реактивная установка разминирования. В отличии от прототипа из другого мира, здешнему «Горынычу» достаточно было накинуть на колючку короткий рукав со взрывчаткой и после подрыва растащить остатки заграждения в разные стороны. Если одного заряда не хватало, накидывался второй. Разработкой заполненного взрывчаткой рукава занимались «пленные» германские химики. Опять же, чтобы этому богоугодному делу не мешали выжившие после артподготовки супостаты, транспортеры вооружили не только пулеметами, но и автоматическими гранатометами, которые эффективно выковыривали пехоту из окопов. Здешний тридцати миллиметровый автоматический гранатомет от прародителя унаследовал только название «Пламя». Почему только название? Да потому, что конструкцию АГС-17 никто из переселенцев не знал. В результате здешняя инженерная мысль родила агроменный автоматический револьвер, с быстросменным барабаном на 21 выстрел. Так в этом мире появились еще два новых вида оружия. Еще был разработан автоматический миномет калибра 82 мм, с оригинальным названием «Василек», но по зрелым соображениям рвать жилы с доводкой опытного экземпляра до серии не стали. Громоздкий и тяжёлый автомат заряжания для установки в кузове требовал высокой тумбы, чем изрядно повышал центр тяжести машины. К тому же требовалась защита от пуль и осколков. В итоге было решено, что пара обычных миномётов станут приемлемой заменой сей «вундервафле» — по совокупности, так сказать. По сценарию, ушедшая в отрыв бронегруппа, выехав на опушку, наткнулась на оборону противника, состоящую из двух линий окопов. Ширина обороны составляла один километр. По флангам, в полукилометре в глубине обороны стояли макеты двух батарей германских полевых орудий калибром 77мм. Устроители ставили перед собой задачу доказать, что натолкнувшаяся на такую оборону бронегруппа способна ее прорвать без поддержки отставших сил, после чего уйти в прорыв по тылам противника. По ходу показательной атаки огонь должен был вестись частью боевыми боеприпасами, частью холостыми. Полноценная артподготовка проводилась только против макетов батарей и против стометрового участка окопов. Эффективность оценивалась по целостности «засевших» в укреплениях макетов.