Полководец генерал Гоф (или Гофи, как называли его английские офицеры), рослый, вечно угрюмый мужчина с моржовыми усами, всегда отличался отменной выправкой. Но сейчас и он, едва не роняя сбившийся набекрень кивер, балансировал, как циркач на проволоке. Сын генерала, служивший его адъютантом, шел на шаг позади и пытался поддержать отца под локоток, но то и дело оскальзывался сам, и было ясно, что все это добром не кончится. Так и вышло: уже перед самым холмом оба грохнулись в воду. Отряд остановился, дабы выудить и обсушить свой командный состав. Срамословец не замедлил со взбучкой хихикавшим музыкантам: – Вам смешно, подлецы вы этакие? Вы у меня узнаете, как смеяться над генералом! Ничего, погодите, скоро будете прыскать с другого конца! В отличие от своих товарищей, которых продвижение по слякотной жиже весьма забавляло, Раджу не счел происшествие смешным. Он думал об ином, и неотвязные мысли эти порождали картины, прежде не возникавшие. Что почувствуешь, когда копье проткнет тебе горло или грудь? А когда штык вонзится в живот? Каково это, когда в тебя жахнет пуля? Она вдребезги размозжит твои кости? Отряд продолжил движение, но Раджу еле брел, сдерживая рвотные позывы. На холме, когда объявили привал, он, отойдя в сторонку, срыгнул непереваренный картофельный завтрак. Дики принес ему воды и сердито прошептал: – Чего с тобой, кореш? Вспоминаешь, что было ночью? Я же сказал, забудь навеки, понял? – Да нет, это из-за жары, мля, – поспешил оправдаться Раджу. – Сейчас уже все путем. С другого края высотки капитан Ми и Кесри обозревали окрестности. Впереди в дрожащем мареве виднелись четыре бастиона на холмах и китайские войска на склонах; позади фортов тянулись бесконечные городские стены с воротами под многоярусными крышами, возвышавшимися через равные промежутки. Периодический огонь, который с рассвета вели батареи фортов, теперь стал непрерывным, временами усиливаясь до шквального. Из-за большого расстояния пушки не причиняли серьезного урона, однако стрельба их была невиданно яростной и прицельной. Меж тем генерал огласил план атаки. Сперва английская артиллерия, состоящая из ракетной батареи, двух мортир калибра пять с половиной дюймов, двух двенадцатифунтовых гаубиц и двух девятифунтовых пушек, подавит огонь бастионов. Затем под прикрытием артобстрела четыре бригады выдвинутся к подножию холмов. Четвертая бригада атакует самый крупный прямоугольный бастион, расположенный напротив башни Умиротворение моря. Завершающий этап – атака уступом и штурм, а посему каждая рота должна быть обеспечена штурмовой лестницей. Кесри тотчас сообразил, что в его роте только Маддоу справится с этой лестницей, тяжеленной громоздкой штуковиной. Он отыскал взглядом гиганта, тащившего на плечах два огромных лафетных колеса, и обратился к капитану: – Сэр, для лестницы нам понадобится вон тот пушкарь. Прикажите забрать его из орудийного расчета. – Хорошо, – кивнул Ми. – Я распоряжусь. В осуществлении первой части генеральского плана, артподготовки, сразу возникли осложнения: доставка пушек через затопленные рисовые поля оказалась весьма непростой задачей. Пушкари пробирались с трудом, под весом тяжелых стволов по колено проваливаясь в слякоть. Будь бастионы ближе к реке, свою роль сыграли бы “Немезида” и другие пароходы, но сейчас форты были вне досягаемости корабельных орудий. Сообразив, что артиллерия прибудет еще не скоро, Кесри отвел своих солдат в тенек и велел им отдыхать. После почти бессонной ночи он и сам уснул мгновенно, и пробудил его лишь грохот начавшейся артподготовки. Утро только наступило, а уже было нечем дышать. Разогретые солнцем рисовые поля так насыщали влагой воздух, что склоны холмов казались окутанными паром. Камеронианцам было приказано возглавить атаку, по сигналу трубы начав выдвижение. Поля перед высоткой почти просохли, и бойцы ринулись вперед по посевам, доходившим до колена. Следом с другого края высотки атаковали бенгальские волонтеры. Грохот английских и китайских орудий стал оглушительным. Ядро, упавшее в сотне ярдов справа от роты, взметнуло фонтан земли и зеленых стеблей. – Маатха ниче! Пригнуться! – крикнул Кесри, и барабанщики с флейтистами тотчас удвоили темп. Кесри бежал, стараясь не вслушиваться в свист летящих ядер. Высокий жесткий воротник мундира казался удавкой, ранец на спине как будто жил своей жизнью и, болтаясь из стороны в сторону, пытался лишить хозяина равновесия, а заскорузлый от пота шов в промежности рейтуз ощущался толстым корабельным канатом. Наконец поле закончилось, впереди был поросший кустарником склон в пылевой завесе от взрывов. Кесри видел, как упал офицер камеронианцев, как ядро, угодившее в цепь, разметало трех бойцов. Вдали китайские солдаты колотили по щитам и потрясали копьями, как будто глумясь над врагом. Затем ближний бастион дал залп снарядами, которые, описав дугу, врезались в склон и окутали холм клубами дыма. Кесри изумленно понял, что китайцы стреляют ракетами. Ничего себе! Вот заразы! Меткая стрельба, ракеты – быстро же, однако, они все это освоили! Взяв передышку, камеронианцы укрылись под скалистым выступом. Капитан Ми приказал своей роте залечь, а сам перебежками направился к авангарду атаки. Сбросив ранец, Кесри облегченно выдохнул и повалился на каменистую землю. Они уже были на расстоянии ружейного выстрела от китайских позиций, в воздухе пела шрапнель. Не поднимая головы, Кесри достал флягу и сделал всего один глоток, поскольку воды осталось на донышке. Питье надо беречь – когда еще обозники догонят роту. Перед атакой бойцов мучила такая жажда, что они ополовинили бурдюки водоносов. Наконец тылы подтянулись, и Кесри подал знак водоносам, чтобы те, передвигаясь ползком, сперва напоили солдат. Предстояла атака на четырехугольный бастион, в которую пойдут только сипаи – музыканты, связные и водоносы так и залягут здесь, в импровизированном биваке. Один лишь Маддоу будет в рядах атакующих, он потащит штурмовую лестницу. Оглянувшись, Кесри увидел, что великан со своим неподъемным грузом уже в передовой цепи, и поманил его к себе. – С этой минуты от меня ни шагу, – сказал он. – Самджхелу, усек? – Джи, хавильдар-саиб. Вслед за сипаями музыканты карабкались по склону, когда в воздухе засвистела шрапнель. – Ложись, засранцы, мать вашу за ногу! – гаркнул Срамословец. – Хотите, чтоб вам яйца поотрывало? Мальчишки вмиг распластались по земле. Раджу казалось, что язык его превратился в наждак, еще никогда в жизни так не хотелось пить. Дрожащими руками он схватил флягу и охнул: из-за неплотно заткнутой пробки вся вода вытекла. – Ни капельки не осталось! – взвыл Раджу. Лежавший рядом Дики уже осушил свою флягу. Он порывисто вскочил на ноги. – Не ной, мля! Сейчас залью у водоноса. Дики рванул с места, но через пару шагов вдруг замер, мгновенье постоял навытяжку, а затем медленно повалился набок. – Дики! – вскрикнул Раджу. Он бросился к другу и схватил его за плечи: – Эй, ты чего? Странно, распахнутые янтарные глаза Дики как будто смотрели мимо него. – Что с тобой? – Раджу тряс друга. – Вставай, морда, вставай! Не время валять дурака! Ответа не было. Раджу упал на неподвижное тело и обнял его. – Пожалуйста, встань, Дики! Прошу, ответь, мля! Вставай! Стрельба английских орудий шла крещендо, когда капитан Ми вернулся к своей роте и объявил: теперь атаку камеронианцев возглавит он. Кесри видел, что командиру его неймется попасть в гущу боя; под огнем он держался с чрезмерной даже для него бесшабашностью, словно искал смерти. – Поберегите себя, каптан-саиб. Ми кивнул и под свист шрапнели зигзагами побежал обратно к скалистому выступу. Лежа на каменистом склоне, Кесри слышал свое участившееся дыхание и чувствовал, как вспотели ладони, из которых едва не выскользнула Смуглая Бесс. Возникшая внутри пустота сперва удивила, а потом он понял, что это от страха сводит живот. Кесри зажмурился и ткнулся лицом в землю, чувствуя хрустящие на зубах песчинки. Вдруг заныли старые раны, и тело превратилось в хранилище пережитых страданий. Однако ярче вспоминалась не жгучая боль от полученной в бою раны, но та сокрушительная мука на госпитальной койке, когда не можешь шевельнуться и делаешь под себя. Он не хотел вновь пройти через это, он не хотел умирать, да еще, как сейчас, неизвестно за что. Рядом послышалось судорожное всхлипывание. Кесри открыл глаза и увидел солдата, немногим моложе себя. Он вспомнил, что сипай этот, родом из горного района, отец целого выводка детей. О чем сейчас он думает? Вспоминает морозные вечера и тени от гор, окружавших его родную долину? Ясно, что он тоже охвачен страхом – вон, побелевшие губы, дрожащие руки, закатившиеся глаза. Еще немного, и он свернется калачиком, а потом, напрочь парализованный ужасом, не сможет встать по команде “В атаку”. Кесри доложит о нем капитану Ми, и трибунал наверняка приговорит труса к расстрелу. Но вина хавильдара Кесри Сингха будет не меньше, ибо его работа, его долг и судьба – всеми силами защищать своих солдат от любых напастей и даже, если надо, от них самих. Кесри сунул соседу локтем под ребра и выговорил, давясь словами: – Уснул? Сейчас начнется! И вот английская артиллерия смолкла, ружейная стрельба поутихла. – Примкнуть штыки! Шальная пуля взбила земляной фонтанчик перед лицом Кесри за миг до того, как он вскочил на ноги и, оскользнувшись на камнях, едва не упал, но выправился и, пригибаясь, тяжело (ну а как еще, если за спиной пятидесятифунтовый ранец, да в руках мушкет?) пошел вверх по склону. Не сбиваясь с шага, он втянул побольше воздуха в грудь и выкрикнул Хар Хар Махадев! Боевой клич, подхваченный солдатами, подтолкнул его дальше вперед. Одолев двести ярдов, Кесри увидел, что камеронианцы залегли под плотным огнем китайских позиций с вершины холма. Он вскинул руку, направляя свою роту к видневшейся правее рощице. Расчет оправдался – китайцы оказались на линии огня. Через минуту сипаи были в боевой изготовке, их залпы принудили противника оставить позиции. Кесри дал команду прекратить огонь и побежал к залегшим камеронианцам: – Они ушли! Отступили! Но собратья по оружию, похоже, не заметили короткой схватки в своем тылу. Кесри встретили хмурые взгляды и брань сержанта Орра: – Куда вы подевались, ублюдки черномазые? Уклонились, суки, от боя? Кодла паршивых трусов! От неодолимого желания воткнуть штык сержанту в брюхо у Кесри буквально тряслись руки. Он чувствовал, что продырявить эту сволочь много полезнее, чем убивать незнакомых китайцев. И лишь оклик капитана Ми его удержал. – Хавильдар! – Я, каптан-саиб. – Кесри привычно козырнул. – Лестница готова? Кесри глянул на склон, где Маддоу сидел на корточках среди сипаев второй роты. – Готова, сэр.