– И вновь ты ошибаешься, – вздохнула миссис Бернэм. – Наш союз преследовал много целей, среди которых наслаждение не значилось. Мне исполнилось всего восемнадцать, он был на пятнадцать лет старше и жаждал войти в закрытые для него круги. Я ведь говорила, отец мой, бригадный генерал туземной пехоты, имел большие связи. Как многие военные, дорогой мой папенька не проявлял осмотрительности в делах и вечно был обременен долгами. Они с матушкой возлагали большие надежды на мое блестящее замужество. Мистер Бернэм особо не блистал, но имел перспективы и уже был набобом. Он предложил моим родителям чрезвычайно выгодную сделку. В голосе ее слышалась исповедальность, какой не бывало прежде; казалось, Захария допустили в потаенное местечко, еще сокровеннее тех, что он уже исследовал. Не терпелось узнать о ней больше. – Значит, вы не любили друг друга? Даже чуть-чуть? Миссис Бернэм усмехнулась и прищипнула ему подбородок, точно малышу. – Какой же ты все-таки еще ребенок, мистер Рейд! Разве не знаешь, что дама не может позволить чувствам встать на пути ее благополучия? Сантименты для прачек и баядерок, но не для женщин нашего круга – этому наставляла меня мать, и тому же я обучу свою дочку. И это, знаешь ли, верно. Любовью не проживешь, а мое бытие не назвать несчастливым. Мистер Бернэм требует немногого: знаться только с ровней и вести дом, как надлежит истинной хозяйке. Остальное предоставлено на мое усмотрение, и тем же я отвечаю супругу. – Стало быть, ты всегда знала, чем он занимается с девушками вроде Полетт? – наседал Захарий. – Нет, – отрезала миссис Бернэм. – У меня были подозрения, но я не пыталась разузнать. Если хочешь, скажу почему. – Почему же? – Потому что и я не была образцовой женой. Захарий повернулся на бок и удивленно заглянул ей в лицо: – В смысле? – Что ж расскажу, коль настаиваешь. Все началось в нашу брачную ночь. Когда мистер Бернэм улегся рядом, меня охватил такой ужас, что я лишилась чувств намертво. И так всякий раз: едва он меня обнимет, я в обмороке. Решили, надо показаться врачу. Меня отвезли к лучшему в городе английскому доктору, который диагностировал фригидность на почве истерии и других нервных расстройств. После многолетнего лечения я наконец забеременела. Не вдаваясь в подробности, скажу: мистер Бернэм смирился с тем, что я до некоторой степени инвалид, и по-своему меня щадил. Я допускала, что он, как любой мужчина, находит возможность разрядиться, но и представить не могла описанный тобою вариант с Полетт. – А что ты думала?.. Однако настроение миссис Бернэм неожиданно изменилось, и она оборвала собеседника, игриво стиснув кулачок. – Это уже настоящий допрос, мой милый молотчик. Честно говоря, я бы охотнее пообщалась с твоим бойцом. Захария ожгло обидой, словно перед его носом захлопнули дверь. Он резко высвободился из ласкавшей его руки и схватил штаны. – Не трудитесь отвечать, миссис Бернэм. Нам с бойцом пора уходить, мы желаем вам покойной ночи. Как всегда, она попыталась сунуть деньги ему в карман, но Захарий грубо оттолкнул ее руку. – Не надо, мадам. Вы меня оскорбляете, считая, что эти подачки мне важнее вашей искренности. Не дожидаясь ответа, он сбежал по лестнице. Все дни Ширин не думала ни о чем, кроме поездки, идею которой подбросил Задиг. Желание поехать было столь сильным, что возникли сомнения в собственных мотивах к путешествию. Ей хочется сбежать из дома? Или это пошлое любопытство к сыну покойного мужа? А может, стремление вновь увидеться с Задигом? В голове роились все эти вопросы, порождая иные сомнения. Так ли уж неодолимы возражения родных? Может, Задиг-бей прав и трудности надуманны? Единственный способ это выяснить – предпринять попытку. В начале декабря заглянул Вико. Беседуя с ним, Ширин внезапно приняла решение: – Вико, я еду в Китай. – Вот как, биби-джи? – Управляющий не скрывал скептицизма. – А что на это скажут ваши братья? Ширин ощетинилась: – Послушай, я не ребенок. Как они могут мне запретить, если я хочу поехать? В желании вдовы посетить могилу мужа нет ничего зазорного. Кроме того, я скажу о выплате компенсации, и тогда они всё поймут. Пусть не одобрят, но они из тех, кто знает цену деньгам. – А дочери? – Они, конечно, встревожатся, но известие, что я еду с компаньонкой, их успокоит. Ведь Роза изъявила желание поехать, не так ли? – Да, только вам придется оплатить ее проезд и дорожные издержки. Что совсем недешево. – Это я уже продумала. Минутку. – Ширин сходила в свою комнату и вернулась со шкатулкой. – Вот, я тут кое-что сберегла для себя. Как считаешь, этого хватит на поездку? Вико достал из шкатулки ожерелье, взвесил его на ладони. – За такое, биби-джи, дадут большие деньги, которых, конечно, достанет для вашей с Розой поездки. И все же подумайте – вы вправду готовы со всем этим расстаться? – Да, ведь оно того стоит, если все пройдет удачно. – Чувствуя, что не убедила собеседника, Ширин закруглила разговор: – Только пока никому ничего не говори. Мне надо все обдумать. – Конечно, биби-джи. Решение важное. Ночью Ширин почти не спала, размышляя, как лучше поставить в известность родных. Она понимала, что необходимо хотя бы согласие братьев: в бомбейском светском, да и торговом сообществе семья занимала такое положение, что ни один уважаемый судовладелец не возьмет пассажирку, узнав о противлении ее родственников. Вариант тайного бегства Ширин не рассматривала, поездка могла состояться только открыто, дабы заткнуть рот городским кумушкам, что, конечно, будет нелегко: известие о планах овдовевшей представительницы семейства Мистри отправиться в Китай самостоятельно взбаламутит все дома, где пурда – непреложный закон. После долгих размышлений она пришла к выводу, что толков, видимо, никак не избежать, но вот если семья выступит единым фронтом, большого скандала не будет, а маленький они уж как-нибудь переживут и даже, наверное, сумеют подать себя в выгодном свете – дескать, Мистри, пионеры в предпринимательстве, опережают соплеменников и в прочих сферах. Но как убедить братьев и дочерей? Как добиться своего, не посеяв раздор в семье? Обилие возможных препон напомнило изречение покойного отца: “Чтобы затопить лодку, не нужно взламывать днище целиком, достаточно оторвать пару досок”. А в моей лодке, решила Ширин, самые главные доски – дочери. Если заручиться их поддержкой, убедить братьев будет гораздо проще. Однако склонить на свою сторону дочек – та еще задача: во-первых, поездка создаст им лишнее беспокойство – все ли благополучно с матушкой, а во-вторых, банкротство отца уже породило в них страх перед скандалом. Ширин все еще ломала голову, как же затронуть нужную тему, когда судьба неожиданно предоставила ей такую возможность. Однажды дочери с мужьями пришли на ужин, и за столом разговор сам собою зашел о Китае. Один зять обмолвился о секретном собрании главных бомбейских судовладельцев. Оказалось, второй зять прекрасно знает, в чем там дело: воротилы старались друг друга перещеголять в поддержке английского экспедиционного корпуса – на чрезвычайно выгодных условиях предлагали сотни тысяч рупий, были готовы предоставить для транспортировки войск свои лучшие суда. Все они, конечно, понимали, что самые активные помощники первыми получат компенсацию за опий, конфискованный китайскими властями. Ширин в разговоре не участвовала, но проследила за тем, чтобы дочери прекратили возню с детьми и прислушались к словам мужей. Позже, оставшись с дочками наедине, она спросила: – Вы поняли, о чем шла речь за ужином? Те равнодушно кивнули: – Да, что-то там о китайской репарации. – Вико говорит, наша доля могла бы составить двести тысяч испанских долларов. Цифра впечатлила. Ширин выждала пару минут, чтобы дочери прониклись суммой, а затем сказала: – Но Вико считает, мы вряд ли что-нибудь получим вообще, если только… – Если – что? Ширин набрала воздуху в грудь и выпалила: – Если только я сама не поеду в Китай. Дочери разинули рты. – Ты? С какой стати? – А с такой, что в последнем вояже вашего отца значительная часть опийного груза была куплена на деньги, доставшиеся мне по наследству. Но заявить об этом властям я должна лично. Вико сказал, капитан Эллиотт знал Бахрама, и, если подать прошение ему напрямую, он пойдет мне навстречу и друзья вашего батюшки из кантонской Торговой палаты тоже окажут содействие. – Но зачем тебе самой туда ехать? Нам же в любом случае выплатят компенсацию? – Нет, на это рассчитывать нельзя. Ширин объяснила, что деньги, отданные мужу, считались их совместной собственностью, то есть частью имущества Бахрама. Обычно имущественный ущерб компенсируют в последнюю очередь. Но если она, Ширин, будет присутствовать при распределении выплат, друзья Бахрама обеспечат ей статус инвестора, и тогда, вполне вероятно, ей первой возместят потери. Дочери в задумчивости покусывали губы. Прошло добрых пять минут, прежде чем они выставили контрдоводы: – Но поездка туда и обратно займет больше года, верно? – Не ахену бхав су, и во что она станет? Ширин подошла к гардеробу и отомкнула железный сейф, в котором хранила драгоценности. – Вот, остались кое-какие золотые украшения, которые мне дарили на свадьбу. Они сберегались для вас, но сейчас не лучше ли их продать и вырученные деньги потратить на поездку? И тогда мы получим вдесятеро больше. Дочери переглянулись, покусывая ногти. – Но что скажут люди? – Женщина твоих лет… вдова… путешествует одна… Опустив взгляд, Ширин спокойно выслушала, потом сказала: – Дело не только в деньгах. Пока жива, я хочу побывать на могиле вашего отца. Разве у кого-нибудь найдутся возражения?