– Почему чушь, – нахмурилась Виолетта, – об этом написано во всех книгах. – В каких ещё книгах? – сердито спросил Белозёрский. – В женских романчиках? Так должен вас огорчить, мужчины и тем более молодые парни их не читают. – Ну и зря! – вырвалось у девушки искренне. – Вот если бы у вас была жена, – проговорила она. – Я женат, – сухо оборвал её адвокат. – Правда? – удивилась Виолетта. – А что вас так удивляет? – Да нет, ничего. Вы очень даже красивый мужчина. Просто я хотела сказать, что ваша жена… – Моя жена тоже не читает женские романы, – остудил её пыл Ян, – и вообще-то, я здесь по делу. По вашему делу, – добавил он строгим голосом. – Да, я помню, – вздохнула Виолетта и замерла, сложив руки на коленях, как примерная ученица. «Совсем ещё девчонка», – с сожалением подумал Белозёрский и стал перечислять имеющиеся у следствия улики. – Но это просто стечение обстоятельств! – не выдержав, воскликнула Виолетта. – Я всего лишь хотела с ним поговорить! Зачем мне его убивать? Я же люблю его! – Ну как зачем, – проговорил Ян, – чтобы решить вопрос кардинально. Ещё у Александра Островского в «Бесприданнице» устами Карандышева сказано: «Так не доставайся ты никому!» – Вы думаете, что человека так же легко убить, как муху? Да? – спросила она, в свою очередь. – Я так не думаю. Однако, как показывает практика, любовницы, бывает, убивают неверных возлюбленных. – Если рассуждать в вашем духе, то я должна была бы убить Майю! – Вовсе нет, – ответил он. – Как это? – Предположим, что вы убили бы жену своего бывшего и освободили его от уз брака, но он с таким же успехом мог бы жениться опять! И снова не на вас! Если же исходить из того, что Окунева убили вы, то вам больше нечего опасаться его непостоянства. – У вас какая-то извращённая логика! – воскликнула в отчаянии Виолетта. – Нормальная логика, – отозвался адвокат. – И она способна объяснить ваш поступок. – Но я не убивала его! – Возможно. – Вы мой адвокат! – в гневе закричала Виолетта. – И должны мне верить, а не солидарничать с обвинением! – Как, как вы сказали? – переспросил Ян. – Не солидарничать с обвинением, то есть не принимать сторону прокурора, – пояснила девушка. Белозёрский чуть не расхохотался, но сдержался и поспешил согласиться: – Да, конечно. – Но тут же заметил: – Однако выбранная вами позиция защиты может сыграть именно на руку обвинению… – Почему? – Судья может счесть, что вы отрицаете очевидное. – И что же мне делать? – Вы можете сказать, что совершили убийство в состоянии аффекта. Суд учтёт ваше раскаяние, и вам, как находящейся в неуравновешенном состоянии, срок будет грозить минимальный. – Минимальный? – Возможно, даже условный, – с заметным сомнением в голосе проговорил адвокат, – но в любом случае вам нужно признать свою вину. – Но я не совершала никакого убийства! Сколько ещё можно это повторять?! – Виолетта вскочила с места и затопала ногами. – Сядьте! – прикрикнул на неё адвокат. – И ведите себя сдержанно, если не хотите, чтобы сюда ворвалась охрана. – Не хочу, – выдохнула она и покорно упала на стул. – Хорошо, тогда расскажите мне всё сначала. – С какого начала? – С того момента, как вы познакомились с Филиппом Окуневым. – Но мы же учились вместе с ним! – Прекрасно. Знали ли вы Окунева до поступления в институт? – Нет, не знала. – Так вот и рассказывайте с того места, как вы познакомились с ним, как сблизились и как развивались ваши отношения. – Но это долгая история, – вздохнула Виолетта. – А разве вы куда-то торопитесь? – спросил адвокат. Девушка посмотрела ему в глаза и поняла, что он не шутит. – Нет, – обронила она, – никуда я теперь не спешу, – и начала свой рассказ. Когда она дошла до того места, как явилась на свадьбу Окунева и Лоскутовой в трауре, адвокат вздохнул. Виолетта бросила на него пристальный взгляд, но не прочла на его лице ровным счётом ничего, хотя и предполагала, что он, как и все так называемые взрослые, осуждает её поступок. Адвокат же думал о том, что в воспитательных целях его подзащитной следовало бы влепить пятнадцать суток за хулиганство. И тогда она, может быть, не сидела бы перед ним в следственном изоляторе. В глубине души он сожалел, что у неё такие энергичные бабушки. Хотя, насколько он понял со слов Андрианы Карлсоновны, родная бабушка Виолетты Людмила Павловна Потапова как раз не отличалась ни предприимчивостью, ни напором. Но и двух неугомонных особ преклонного возраста вполне хватало на то, чтобы заставить работать ради спасения их внучки молодых и энергичных людей. Вечером, когда Мирослава стояла у окна и смотрела, как багровое солнце медленно опускается прямо на тёмную лохматую тучу, – она подумала, что завтра, наверное, будет дождь. И ещё ей пришло в голову, что, скорее всего, именно подобная сцена давным-давно вдохновила Корнея Чуковского написать сказку о крокодиле, проглотившем солнце. В это время зазвонил телефон. Морис снял трубку и привычно проговорил: – Детективное агентство «Мирослава» слушает. – Потом более приветливым голосом: – Добрый вечер, Ян. Я сейчас её позову, – и, обернувшись к Мирославе, – Ян Белозёрский. Мирослава тем временем уже была рядом и приняла трубку из рук Миндаугаса: – Здравствуй, Янушка! Я думала, что ты позвонишь на сотовый. – Добрый вечер, Слава. Это я по привычке. К тому же трубку стационарного телефона всегда возьмёт Морис. А тебя по сотовому иной раз ищи-свищи. – Извини, – улыбнулась она. – Но на этот раз я ждала твоего звонка. – Знаю, поэтому звоню, чтобы сообщить, что я решил взяться за защиту Потаповой. – Ты считаешь, что она не убивала? – Да, я почти уверен в этом, – ответил Ян Белозёрский после небольшой паузы. И Мирослава догадалась, что сомнения в невиновности подзащитной у Яна всё-таки имеются. – На сколько процентов? – серьёзно спросила она. И он так же серьёзно ответил: – На 99,9. – Ты думаешь, что есть шанс доказать её невиновность? – Да, если вы с Морисом засучите рукава и приметесь за работу. – Хорошо. Я позвоню Шведовой-Коваль. – Не упускайте даже самой тоненькой ниточки, – попросил Белозёрский. – Не упустим даже паутинки, ты же нас знаешь. – Знаю. Именно поэтому я и взялся за защиту девушки. Одному мне не опрокинуть прочную стену обвинения. И пока я не вижу, в каком месте можно было бы пробить брешь.