– Этот ваш разговор оказался последним. – Да не было никакого разговора! Сколько вам уже повторять одно и то же?! – возмущённо закричала девушка. У Наполеонова завертелось на языке нелицеприятное слово, но он проглотил его и резко бросил: – Рассказывайте дальше. – Я вошла в подъезд, поднялась на лифте и позвонила. – Кто вам открыл дверь квартиры? – Никто. – То есть? – Я заметила, что дверь приоткрыта, толкнула её и вошла. – В чужую квартиру? – Я решила воспользоваться моментом. Я боялась, что Филипп мог передумать и не впустить меня. – Но вы же интеллигентные люди, – не удержался от язвительной реплики Наполеонов. – Ну, мало ли, – подозреваемая неопределённо пожала плечами. – Когда вы подошли к квартире, никто не спускался с лестницы, не выходил из другой квартиры, не поднимался наверх? – Нет. Я только слышала какой-то шорох наверху. – Какой шорох? Шаги? – Не знаю. Если и шаги, то крадущиеся… – Хорошо. Когда вы вошли, где был Филипп? – Он лежал на диване. Я сначала ничего не поняла. Потом увидела рядом пистолет и подняла его. – Зачем? – Я не знаю, – испуганно прошептала Виолетта, – это получилось само собой! – Что вы сделали с пистолетом? – Я держала его в руках… – А потом? – Потом кто-то пискнул за дверью и убежал. Я тоже хотела убежать, но тут ворвался какой-то парень и выбил у меня пистолет из рук. Он стал кричать на меня. Позднее я узнала, что это сосед, которого встретила выбежавшая из квартиры сестра Филиппа. Я пыталась ему объяснить, что Филипп, наверное, сам застрелился, а этот парень запихал меня в ванную, закрыл на щеколду и вызвал «Скорую» и полицию. – И это всё? – Всё. То есть, конечно, нет. Появилось много людей. Меня допрашивали там, потом повели вниз, затолкали в машину и привезли к вам. И теперь вот вы измываетесь надо мной. – Я измываюсь над вами?! – изумился следователь. Она устало кивнула. – Вас задержали на месте преступления! – напомнил он сурово. – Но я же не виновата, что оказалась там. – А кто виноват? Дед Пыхто?! – Не знаю я никакого деда, – отмахнулась она. – С чего вы взяли, что Филипп Окунев мог застрелиться сам? – Ну, как же? – удивилась она. – Я пришла, Филипп убит, рядом никого нет. – У него не было причин для самоубийства! – Как это не было? А я? А Майка? – Я что-то не понимаю. – Всё очень просто! Филипп любил меня! Хотел жить со мной! Но понимал, что нам не дадут пожениться. Жизнь с Майкой показалась ему такой невыносимой, что он застрелился. – Бред! – сердито выкрикнул следователь. – Ничего подобного, – возмутилась Виолетта, – вы просто не хотите признавать очевидное! Вам бы только повесить дело на невинного человека! – Ну, всё! – Наполеонов вызвал конвой. – Уведите эту гражданку прочь с моих глаз! – Вы что же, задерживаете меня? – искренне удивилась Виолетта. – Нет, собираюсь выписать вам путёвку на курорт, а себе направление в психушку. – Зачем? – успела она спросить, прежде чем её увели. – Для поправки здоровья, – буркнул вслед ей Наполеонов. * * * Оставшись в кабинете один, следователь взял фотографии, сделанные полицейским фотографом Валерьяном Легкоступовым на месте преступления, и, слегка поморщившись, разложил их на столе. Валерьян, как всегда, был в ударе, снимки походили не на документальное свидетельство с места преступления, а на кадры из криминального фильма высокого качества. Ярко-красное покрывало на диване выглядело кровавым фоном разыгравшейся трагедии, а молодой парень, очень привлекательный, судя по его прижизненным фотографиям, казался актёром, прикрывшим глаза на время съёмки сцены. Возникало ощущение, что, как только отъедет камера, он откроет глаза и примется поправлять грим или спорить с ассистентом режиссёра. Но Наполеонов знал, что всё это не постановочная сцена, а чудовищная реальность. Поэтому от ошеломляющей художественности запечатлённого у следователя свело челюсти, и он, напустив на себя мрачность, мысленно ругал Легкоступова, не затрудняя себя выбором слов. – Что за человек такой! – пробормотал он, не выдержав, вслух. – Просили же его не выделываться и не строить из себя гения, а снимать по-человечески, документально. Тут он заметил рассыпавшиеся по пёстрому ковру бусы. Они благодаря искусству Валерьяна мерцали на орнаменте ковра, точно капли росы на живых цветах. «Интересно, как они туда попали, – подумал следователь, – надо выяснить, не было ли бус на Потаповой, когда она ссорилась с Окуневым перед тем, как застрелить его». Наполеонов взглядом попытался отыскать бусинки на покрывале или на одежде убитого. Но не нашёл ни одной. Выходило, что бусы порвались во время падения Окунева. Однако пуля зацепить их не могла… или могла? Скорее всего, во время ссоры он дёрнул нитку, она порвалась, бусы рассыпались и лишь после этого прозвучал выстрел. Однако всё это опять же указывает на подозреваемую Потапову, даже если Окунев сам напал на девушку, выведенный из себя её домогательствами и угрозами. «Может, стоит попробовать попросить Незовибатько найти отпечатки пальцев на бусинах или на нитке? Хотя вряд ли это возможно…» Наполеонов прикрыл глаза и попытался представить ссорящихся девушку и парня. Ему это почти удалось. Но тут в дверь постучали, сначала тихо, потом сильнее. – Да, да, войдите, – только тут Наполеонов вспомнил, что приглашал на это время Марата Сергеевича Литвинова – соседа, на которого налетела Ирина Евгеньевна Окунева, сестра убитого, увидев сокурсницу брата с пистолетом в руках. Дверь приоткрылась, и в её проёме показался долговязый парень. – Можно? – спросил он. – Да, проходите и садитесь, – Наполеонов указал на стул напротив себя. Следователь пригляделся к парню и отметил про себя, что он нисколько не похож на героя, способного обезоружить преступника с пистолетом, даже если это девушка. Но внешность обманчива. Доподлинно известно, что именно Марат Литвинов отнял у Виолетты заряженное оружие. Парень тем временем уселся на стул, посмотрел на следователя и проговорил скорее утвердительно, чем вопросительно: – Вы хотели меня видеть. «Очень», – подумал про себя Наполеонов, а вслух произнёс: – Без ваших объяснений следствию не обойтись. Ведь это вы задержали подозреваемую? Литвинов почему-то тяжело вздохнул и кивнул: – Я.