"Поговорим?" Мы вошли в пустой зал с темными окошками для продажи билетов, автоматами с колой и конфетами и скамейками. На нескольких из них сидели спящие туристы. Я оттащил его в сторону, где нас не было видно. Я все еще направлял "Максим" ему в живот. Я шагнул вплотную правой ногой, поднялся на носки и ударил правым локтем ему в челюсть. Его глаза закатились, и я поймал его рукой за шею, когда он падал. Я рванул вверх и вправо и позволил мертвому весу его тела сделать все остальное. Позвонки хрустнули и щелкнули, и я опустил его на пустую скамейку. Затем я отправился бодрой походкой в сторону отеля. Два сбитых, два осталось. Дорога, на которой находилась гостиница, была пуста. Она выглядела длинной и темной, фонарь напротив отеля отбрасывал длинные, очень черные тени. Небольшой ветерок шелестел листьями пальм и банановых деревьев на переднем и заднем дворах, но кроме этого не было слышно ни звука. Я начал идти, осматривая тени в поисках любых признаков Галлин. В темноте был слышен только тупой хруст моих ботинок. Держась в тени и внимательно вслушиваясь, я подошел к воротам отеля. Они были слегка приоткрыты и выходили во двор. Под навесом стояло несколько столов, где, как я понял, посетители завтракали по утрам. В окнах наверху не было света, но дверь на крыльцо была открыта, и я мог видеть свет из приемной. Я вошел внутрь. Свет казался ярким после мрака снаружи. Было очень тихо и пусто. Я вытащил "Максим" из-под мышки и зашел за стойку регистрации. Там была дверь в небольшой кабинет. Я толкнул ее и увидел шумную секретаршу, сидящую на черном виниловом вращающемся стуле. Ее глаза были очень широко расставлены. Ее рот был очень широким, и ее горло также зияло очень широко. Передняя часть ее блузки была пропитана кровью, которая забрызгала стены и мебель. Смех был женским. Он был высокочастотным, похожим на хихиканье. Он доносился со двора и становился все громче. В ответ раздалось глубокое мужское бормотание. Внезапно он перешел на приём. Паузы не было. Он продолжал говорить, она пару раз засмеялась, и они поднялись по лестнице. Я заглянул в щель в двери и убедился, что это Мэрион Джеймс и Джей Хоффстаддер. Я вышел из кабинета, закрыл дверь, выскользнул из приемной на темную улицу и побежал так, словно все адские гончие кусали меня за задницу. * * * Галлин вернулась в отель. На многолюдной Хай-стрит она старалась не бежать и не привлекать к себе внимания, но как только она свернула в переулок, где находилась гостиница, и увидела, что он пуст и тих, она пустилась в бег. От переулка до гостиницы было около ста пятидесяти ярдов, и когда она прошла чуть больше половины пути, то заметила мужчину, лежащего, свернувшись калачиком, прямо за воротами одного из передних дворов, в сорока или пятидесяти футах от гостиницы. Она замедлила шаг и вытащила Sig Sauer P365 XL из-под руки. Парень, свернувшийся калачиком у забора, храпел и источал сильный запах алкоголя. Она прошла мимо него и протиснулась через ворота в отель. Наверху свет был погашен, но крыльцо было частично открыто, и свет проникал из приемной. Она вошла внутрь. Там было пусто, тихо и спокойно. Ее ум быстро соображал. Она знала, что Хоффстаддер и Мэрион Джеймс все еще в ресторане, но Зимо и его парень уже должны быть в отеле. На ресепшене их не было. Значит, они были в номере? Она увидела дверь и переместилась за стойку. Держа P226 в правой руке, она прошла вперед, повернула ручку и слегка толкнула дверь. Она не была уверена, что ожидала увидеть, но это было не то, что она увидела. Она увидела хозяйку квартиры, которая смотрела на нее широкими, испуганными глазами. Она сидела на черном виниловом вращающемся стуле лицом к двери. Позади нее стоял Зимо в своем бледно-голубом костюме. Его левая рука лежала на ее плече. Его правая рука держала старинный британский нож коммандос, острие которого слегка касалось ее шеи. Ей потребовалась доля секунды, чтобы осознать происходящее. Зимо улыбнулся, и ее палец сжался на спусковом крючке. В тот же миг она почувствовала сильный запах спиртного; Зимо глубоко вогнал лезвие в шею женщины и подался вперед. Затем в ее голове возникла жестокая, сводящая с ума боль. * * * Я бежал с растущей, ужасающей уверенностью, что все пошло совсем не так. Триста ярдов привели меня, задыхающегося, к шоссе Махарлика, где оно входило в город. Я не останавливался. Каждая доля секунды была жизненно важна. Я проскочил сквозь поток машин и побежал по диагонали через дорогу к парку, где мы приземлились. Я перемахнул через забор и понесся по траве. Земля была неровной, и дважды моя нога подворачивалась и я падал на землю. Каждый раз я поднимался на ноги и продолжал бежать к вертолету, который темным пятном сверкал возле деревьев. Когда я добрался до него, я распахнул дверь. Как я и ожидал, Галлин была там, лежа на заднем сиденье. Количество крови было ужасающим. Ее лицо было залито кровью. Блузка и пиджак были залиты кровью. Сколько бы смерти вы ни видели, вы никогда не привыкнете к ней, но вы становитесь к ней невосприимчивым. На ваших эмоциях образуется мозоль. Но Галлин мне нравилась. За то короткое время, что я ее знал, она стала особенной. В моей голове вспыхнула ярость, я зарычал, повернулся и побежал обратно к отелю. Моя голова шла кругом, мой мозг кричал мне: где они? Перешел ли я им дорогу? Марион и Хоффстаддер были сейчас в своей комнате. Я должен был пересечься с Зимо и его парнем, возвращавшимся от вертолета. Но я не пересекся. Так где же они были? И другие вопросы настигали меня, пока я бежал. И я начал думать, что опоздал. Слишком поздно. * * * Дверь мягко распахнулась, открывая освещенную луной комнату. Он был едва виден. Только бледный отблеск его улыбающегося лица. Она почувствовала, как в ее животе зародился горячий, больной колодец ужаса, а по коже пробежал холодок. Он шагнул в комнату, и она увидела, что у него в руках пистолет с длинным глушителем, привинченным к дулу. Он поднес длинный тонкий палец к губам и присел перед ней. Она увидела, как за ним в дверь вошел еще один китаец в костюме. Зимо заговорил с ней шепотом. "Я не собираюсь убивать тебя. Ты мне очень интересна. Я собираюсь убить его". Он указал на спящего Хоффстаддера: "Он мне не нужен. Но ты мне нужна. Мне нужно, чтобы ты объяснила мне многие вещи. Поэтому я заберу тебя с собой. И тогда, - он подошел ближе, пристально глядя в ее широко раскрытые глаза, - у нас завяжутся очень напряженные отношения. Я буду как бог в твоей жизни. Я могу причинить тебе столько боли, больше боли, чем ты можешь себе представить, но я могу принести тебе мир, спокойствие, спасение, даже процветание. Все, что тебе нужно делать, - это слушаться меня и быть моим другом. Ты понимаешь?" Во рту у нее пересохло. Она дрожала: "Я не понимаю, о чем вы говорите". Я должен знать все, что у тебя на уме. Теперь ты принадлежишь мне". Она уставилась на него, парализованная ужасом, затем заметила движение у двери и подняла голову. Другой китаец нахмурился, глядя на пустое место в трех футах перед собой. Он пробормотал "Wǒde mā ya...", что, как она знала, означало "О, моя мать", потянулся к ножке кровати, чтобы опереться, но не удержался и рухнул на пол. Зимо вскочил на ноги. В дверном проеме быстро двигалась какая-то фигура. Зимо пошатнулся назад. Казалось, что его бьет какой-то человек. Марион навалилась на Хоффстаддера, который вскрикнул в бессвязной тревоге. Теперь две фигуры, казалось, схватились друг с другом, шатаясь взад и вперед, сталкиваясь с дверью, сбивая мебель. Послышались ворчание, сдавленные крики. Оба мужчины упали, затем Зимо поднялся на ноги и направился к двери. Другой мужчина схватил его за ногу, поднялся на ноги, опрокинул Зимо на пол и начал пинать его внутренней стороной бедра и наносить удары по ноге. Зимо вскрикнул, отбил удар, отпустил ногу и скрылся из виду. Другой мужчина встал на одно колено, указал на нее и Хоффстаддера и сказал: "ОДИН! Не двигайтесь. Я здесь, чтобы отвезти вас домой!" И он ушел. Она поднялась с кровати и подошла к окну. Она увидела, как Зимо, сильно хромая, шатаясь, пересек двор и вышел на тускло освещенную дорогу, а затем побежал в сторону шоссе Махарлика на въезде в город. Он словно растворился в тени, и Хоффстаддер присоединился к ней у окна. Вместе они наблюдали, как другой мужчина с крыльца ворвался во двор, распахнул ворота и вышел на дорогу. На мгновение он замер, неуверенно глядя направо и налево. Марион и Хоффстаддер заговорили одновременно. "Он пошел в ту сторону!" "Он сильно хромал. Он ранен". Мужчина показал на них пальцем и прорычал: "Не двигаться! Стойте там!" Затем он побежал за Зимо. Марион и Хоффстаддер на мгновение посмотрели друг на друга. Она сказала: "У нас в комнате труп. Он китаец, или был им". Она мгновение смотрела на тело: "Теперь он мертва". Хоффстаддер посмотрел на тело, потом на нее: "Почему ты не разбудила меня?" "Все произошло так быстро. А потом появился этот человек. Как ты думаешь, он действительно ОДИН?". "Понятия не имею. Если эти парни - китайцы, то, наверное, он". Они повернулись и снова уставились в окно. Глава Двадцатая Мне было больно везде. Зимо был зверюгой. Бороться с ним было все равно, что бороться с драконом Комодо. Он был безумно быстрым, неестественно сильным и диким. Я застал его врасплох и знал, что сильно ранил его. Я нанес ему пару прямых ударов в челюсть, от которых у любого другого потух бы свет, и пару хороших хуков в ребра. Ему это не понравилось, и он уже собирался уходить, но я повредил ему ногу, и он не собирался уходить далеко. Он причинил боль и мне. Он был "грязным" бойцом, он царапал и кусал меня, а также наносил удары кулаками и ногами. Но в тот момент мне было на это наплевать. Я хотел Зимо, и мне было все равно, что мне придется сделать, чтобы заполучить его. Голос в моей голове подсказывал мне, что нужно быть осторожным. Он не был человеком, которого можно недооценивать, и, вероятно, он был наиболее опасен, когда был сильно ранен. Но я не мог заставить себя быть осторожным. Я продолжал видеть Галлин, залитую кровью, и ярость толкала меня вперед. Когда я бежал, не обращая внимания на боль в легких, я мог видеть его извилистый силуэт на фоне огней шоссе, бредущий впереди меня сломанным, спотыкающимся бегом. Он направлялся к вертолету. Я удвоил усилия, бежал на носочках, чтобы придать себе дополнительную, болезненную скорость. Я знал, что не смогу продолжать в том же духе, но я также знал, что не могу остановиться. Он не мог уйти, и ни за что на свете он не уйдет с телом Галлин. Не сейчас, когда в моем еще теплится жизнь. Он вышел на главную дорогу и перешел ее по диагонали, как я раньше, но поднял руки вверх, заставляя машины и мотоциклы визжать и останавливаться. Несколько машин чуть не сбили его. Его высокое, угловатое тело шаркало и ковыляло по черному асфальту в сторону парка. Я помчался за ним и снова перемахнул через забор на зеленую территорию. Он все еще опережал меня, хромая, волоча правую ногу, время от времени издавая крик боли. Я перешел на быстрый бег, сокращая расстояние, быстро и уверенно. Я вытащил "Максим" из-под мышки. Он нужен был мне живым для допроса, но внутри меня кипел дикий гнев, который я с трудом контролировал. "Стой! Зимо Чу! Остановись сейчас же, или я тебя пристрелю!" Он не остановился. Он издал еще один крик боли, но продолжал идти. Я подумал о том, чтобы выстрелить ему в ногу. Он приближался к вертолету. Я поставил ноги и зарычал: "Стой!". Он остановился. Пошатываясь, он сделал еще один шаг вперед и уперся в борт вертолета. Он наполовину повернулся и упал спиной к вертолету. Его правая рука сделала странное дергающееся движение, и вдруг яростная, жгучая боль пронзила мою правую руку. Моя рука была парализована болью. Зимо начал смеяться. Я посмотрел вниз и увидел, что из моего плеча торчит пятиконечный сюрикен. Он дернул дверь вертолета. Я дотянулся левой рукой и выдернул зазубренную звезду из сустава. Боль была неописуемой. Я выронил звездочку и попытался переложить пистолет в левую руку. Зимо, хромая и подпрыгивая, вылез из кабины с оружием в руках и теперь пытался опереться о вертолет, чтобы прицелиться. Я поднял "Максим" в левой руке и попытался выровнять его, но моя рука дрогнула. Он выстрелил, но выстрел прошел мимо, и он, пошатываясь, сделал пару шагов вперед. Я понял, что мне придется убить его. Я прицелился ему в живот, и он снова выстрелил. Снова выстрел прошел мимо, и он злобно выругался. Боль в ноге, должно быть, была мучительной. Все его тело дрожало от усилия удержаться в вертикальном положении. Он поднял оружие. Я прицелился ему в грудь. Раздалось два громких удара, как от петард. Зимо Чу посмотрел на небо и упал на спину, его бледный, небесно-голубой костюм стал черным в ночи. Я не стрелял. Галлин была там, как видение из кошмарного фильма-слешера, вся в крови, держа в руках свой Sig Sauer 365XL. Я хмуро посмотрел на нее: "Я думал, ты мертва". "Почему?" Ее голос был почти пронзительным. "Ты лежала там", - я жестом показал на вертолет, - "вся в крови". "Это не моя проклятая кровь! Это кровь той бедной женщины из отеля! В следующий раз померь мне пульс. Ты что, новичок? Где Хоффстаддер и Марион?" "В отеле."