— И все же я рискну. — Рискну к ним подойти. — Не сейчас конечно же, позже. — Тебе решать, — только и ответил он. — Наши действия? У меня создалось стойкое впечатление, что Трофим, и в этом нет никакого сомнения, куда более опытный в подобных делах, во время нашего ночного рейда не направляет меня, а лишь изредка слегка корректирует в случае необходимости. Что означало: пока его устраивает все. — Позиция удобная, ждем здесь. В случае необходимости поможем или прикроем. Но до поры до времени просто ждем здесь. Нисколько не сомневаюсь: у Грека есть тщательно разработанный план. Все роли расписаны и предусмотрены варианты неожиданного развития событий. Среди тех, кого мне удалось увидеть, не было Светланы и Яниса. Со Светой все понятно: никто бы ее сюда не взял. Но что касается Яниса, я уверен — он где-то здесь, неподалеку, со своей снайперской винтовкой Драгунова и при необходимости прикроет штурмовиков. Или диверсантов: черт его знает, что задумал Грек. Так вот, наверняка в планах Грека не предусмотрено наше с Трофимом появление. Вмешайся мы, и ему придется импровизировать на ходу, что может выйти всем боком. Да и поздно к тому же: они должны находиться у самого лагеря. Так что лучшим для всех решением будет ждать. — Согласен с тобой. — Трофим, вот еще что… Как ты смотришь, если мы на время обменяемся оружием? — Я тебе его и так дам, — сказал он, протягивая пистолет с привинченным к нему глушителем. — Ты меня не понял. Поменять твой карабин на мою бенелльку — дистанция не для ружья. — Тоже легко. Ждать начала развития событий пришлось не менее часа. Я все опасался, что люди Абвера попытаются поменять секрет в кустах. А когда обнаружится, что менять уже некого, поднимется переполох. Хотя, зная Грека, беспокоился на всякий случай. И вот у самого берега полыхнуло, а через некоторое время оттуда донесся грохот. Грек уничтожил лоханки, на которых сюда прибыл Абвер со своими людьми. Это означало одно: сейчас начнется уничтожение самих пассажиров. Так и случилось. Когда среди палаток лагеря заметались хорошо подсвеченные все еще горевшим электрическим светом фигуры, выстрелы загремели один за другим. Мне удавалось определить каждого стрелка. Вот эти принадлежат Греку и Гудрону — у них одинаковые немецкие карабины. Короткие, с отсечкой на три патрона очереди — из автомата Гриши Сноудена. Баханье ружья Ланкастера с нарезкой — это Слава Проф, тоже не спутать ни с чем. А чуть в стороне и ближе к горам щелкала СВД Яниса. Фигурки падали, кто-то сразу замертво, кто-то пытался ползти, спасаясь от губительного огня невидимых стрелков. Я и сам успел внести в разгром скромную лепту, разрядив почти две десятизарядные обоймы карабина. В кого-то попал, в кого-то явно промазал: все-таки было далековато. К тому же мне не хватало освещения. Электрический свет в лагере погас, догорающий костер тоже светил недолго: догадались затушить и его. Стрельбу мне пришлось прекратить. И целей не разобрать, и еще не хотелось случайно угодить в кого-нибудь из женщин. А они в лагере присутствовали точно. Не пришлые — явно гостьи из Радужного. Их смех, порой откровенно нетрезвый, мы с Трофимом отчетливо слышали, когда подобрались к лагерю достаточно близко. Стрельба Грека и его людей тоже изрядно поутихла, пусть и не совсем. Изредка с их стороны раздавался одиночный хлопок или короткая очередь. Теперь, когда обе стороны находились в почти равных условиях — в темноте, тактика Грека изменилась. Обнаружив цель, один из его людей делал прицельный выстрел и быстро менял позицию, ведь вспышка в ночи демаскирует стрелка. Другие старались засечь врага по ответный вспышке, после чего пытались его убить. Затем меняли позицию сами, благо густых зарослей для укрытия здесь хватало с избытком. Тактика беспроигрышная. И единственный в ней изъян — тот самый нелепый случай в виде шальной пули, выпущенной наугад. С вершины холма, где мы с Трофимом находились, разглядеть все подробности не представлялось возможным. Но я точно знал, что именно так все и происходит. Через некоторое время случилось то, чего Грек и добивался: его противник перестал отвечать. Ткань палаток — защита от пуль никудышная, а другой в лагере при всем желании отыскать невозможно. Теперь оставалось дождаться рассвета. — Абвер может попытаться уйти в Радужное, — поделился своими соображениями я. — На рывок. — Сомнительно, — не согласился со мной Трофим. — Мы же ясно дали понять, что и с этой стороны их ждет прием. То-то он несколько раз пальнул по лагерю из моего «бенелли», хотя дистанция явно была не для ружья. — И потом, Греку нужно лишь немного сдвинуться по зарослям ближе к нам, чтобы пресечь такую попытку в корне. Если они еще не там. Лодки Абвера сожжены, так что им только вплавь остается. На свой страх и риск: купальный сезон здесь ждать еще долго — сам от Кирилла слышал. Зажали мы их, и никуда они теперь отсюда не денутся. Я с ним согласился. Время от времени я поглядывал в сторону Радужного, откуда гипотетически могла прийти подмога, чтобы вовремя дать знать о ней Греку своей пальбой, после чего уйти в заросли. А если понадобится, и в горы. И еще я гадал о судьбе Демьяна. Откровенно говоря, в связи со всей этой ночной суматохой о его существовании я на некоторое время успел забыть. Жив ли он? Вполне возможно, его убили сразу же, как только началась стрельба. Но что в этом случае могли сделать мы? Чем помочь? Еще я размышлял о том, чем для меня обернется встреча с Греком. Теперь, когда их разыскал. Вернее, они меня нашли. Ну почти разыскал. Или почти нашли. Сомнительно, конечно, чтобы они взяли на меня заказ — не те это люди, но теперь многое может измениться. А самое главное, мне придется сделать выбор — отправиться вместе с ними или продолжать делать то, для чего сюда и прибыл. С другой стороны, и сам Грек, и другие тоже страстно мечтают вернуться на Землю, недаром же они хотели отправиться к пику Вероятности. Возможно, их заинтересует мое предложение попытаться найти портал. Или вместе убедиться в том, что его не существует, чтобы избавиться от лишних иллюзий. И еще я думал о Светлане. Как бы то ни было, нас с ней связывает нечто большее, чем просто дружба. Ситуация может оказаться не слишком для меня приятной: придется оправдываться и перед ней, и перед Лерой. Хотя, наверное, нет — только перед Валерией. Светлане я ничего не обещал и ни в чем ей не клялся. Но если Света полезет ко мне целоваться на глазах у Леры, неизвестно, как отреагирует та, которую люблю по-настоящему. Или мне кажется, или все на самом деле так происходит из-за большей продолжительности суток, но рассвет на этой планете длится куда дольше, чем на Земле. Сутки здесь определенно длиннее, и их продолжительность даже мне при желании удастся установить. Чего там сложного? Воткнул палку, сделал отметку, когда тень от нее самая короткая, засек по часам, которые показывают земное время, и жди следующего полудня. Разница покажет, насколько местные сутки длиннее. Наверное, покажет. Но в любом случае они определенно отличаются от земных. Наконец рассвело полностью. И теперь, при свете дня, хорошо было видно, что в лагере нет ни малейшего шевеления. Трупы, а их было достаточно, лежали в полной неподвижности, что и немудрено, и совсем неудивительно. Но не было видно и тех, кто все еще жив. — Нормально их проредили! — заметил Трофим. — Я семнадцать насчитал. Самому мне удалось обнаружить на одного меньше, но это ничего не меняло. Единственное, что можно было сказать точно: половина или даже чуть больше валяются мертвыми на песке. Кирилл не смог ответить, сколько их именно. Сказал лишь: человек двадцать пять — тридцать. Так сколько же их осталось в живых? Четырнадцать, если их три десятка и отнять те, чьи тела удалось насчитать мне? Восемь, если их двадцать пять и принять во внимание подсчет Трофима? А если больше тридцати? Это важно, ведь даже один-единственный несет в себе потенциальную угрозу. Оставалось только надеяться, что у Грека куда более точные данные. И по-прежнему ждать. — Это кто из них такой смелый? — Трофим наблюдал за лагерем при помощи Пашиного монокуляра. — Признаешь его? — протянул он прибор мне. — Боря Гудрон, — практически сразу ответил я, едва только приложил его к глазам. Заодно окончательно убедился: нападение на лагерь — работа именно Грека. Гудрон шел к лагерю расслабленной походкой, небрежно размахивая клочком белой ткани. Маленьким таким клочком, не больше носового платка. И я с тревогой наблюдал за тем, как он подходит к лагерю все ближе. Понятно, что его подстраховывают, и все же риск получить пулю у него велик. Я на миг задумался: смог бы вот так, как он? И честно признался: не знаю. А вот он — может. Трофим не пытался вернуть себе монокуляр, и я продолжал пристально рассматривать лагерь. Существовала крохотная надежда подстраховать Гудрона с другой стороны. И света теперь достаточно, и карабин у Трофима с отличным боем — я успел убедиться. А Гудрон меж тем все шел и шел, пока наконец не остановился на краю лагеря. Он начал что-то говорить, и я невольно улыбнулся: язык у него острый как бритва! Ситуация не совсем подходящая, но с него станется язвить в любой. Вскоре из палаток начали появляться люди Абвера, и одним из последних вышел он сам. Без оружия, с руками на затылке, они собирались рядом с Гудроном. Затем дружно уселись на колени, держа руки все там же. — Сколько их осталось? — Семь человек, — ответил я, возвращая монокуляр. По крайней мере, тех, кто может передвигаться самостоятельно. Должны же среди них быть раненые? — Пошли и мы? Какой смысл оставаться здесь? К Гудрону уже присоединились Слава, Гриша, Янис и сам Грек. Гриша так вообще по-хозяйски в лагере что-то осматривает. И по-прежнему неизвестна судьба Демьяна. Сколько я ни пытался разглядеть его самого или его тело, так ничего и не увидел. — Пойдем, — согласился Трофим, первым поднимаясь на ноги. Мы неспешно побрели в сторону лагеря и успели пройти треть расстояния, когда Трофим удивленно сказал: — Смотри-ка что! Из зарослей слева от нас показались три человека. Нет, опасений они вызывать не могли, но само их появление стало для нас полнейшей неожиданностью. Зато пришло понимание: попытайся люди Абвера уйти в Радужный, у нас с Трофимом была бы неплохая подмога. — Этих не знаю, — сказал я. — Я тоже их прежде не видел. Так, Дима, может, мне ускориться? Предупредить всех, чтобы они тебя настоящим именем не называли — к чему тебе это? — Думаю, сами догадаются. Они признали меня издалека, чем угодно готов поклясться. Но не проявляют к моей персоне особого интереса, который в несколько иной ситуации непременно имел бы место. И это означает, что, когда мы с ними встретимся, никто не кинется ко мне, заорав во все горло: «Теоретик, так ты, оказывается, жив, бродяга, черт бы тебя побрал! Мы думали, что ты уже ласты отбросил!» Или что-нибудь в том же духе. Я оказался прав. На мой приветственный взмах рукой и Грек, и все остальные отреагировали примерно таким же образом. Как будто встретились знакомые друг другу люди, которые вместе выполнили работу. Мы обменялись репликами, в которых тоже все было по делу. Грек поблагодарил за неожиданную помощь и переключился на разговор с теми троими, появление которых из зарослей стало для нас с Трофимом полнейшей неожиданностью. Демьяна в лагере не оказалось. Ни среди живых, ни среди мертвых. Я прямиком направился к Абверу. Тот, даже стоя на коленях, умудрялся среди остальных пленных выделяться своей, как выразился бы Борис Гудрон, с его тюремным прошлым, борзостью. — Демьян где? — Этот рыжий, что ли? Рыб кормит, где же еще? Жаль, что не в твоей компании. Сам Гудрон, стоявший неподалеку, слушал наш разговор с интересом, но молчал. Некоторое время безмолвствовал и я, совершенно не представляя, что делать дальше. Абвер мог как солгать, так и сказать правду. И о чем теперь его спрашивать? Потребовать дать слово, что Демьян мертвый? Глупо. Настоять на том, чтобы он указал, где именно лежит труп Демьяна? Так он просто ткнет пальцем в сторону моря и заявит: где-то там. И снова я буду выглядеть не менее смешно. От всей души приложиться к его физиономии подошвой берца, чтобы стереть с нее ухмылку, чего мне страстно хотелось? Он — пленный, к тому же не мой. Тогда-то к нам и подошел Трофим, который считал иначе. — Дима, что это ты с ним так ласково? Не заслуживает он того! — После чего сделал то, на что я не решился: пнул Абвера, заставив его завалиться на бок. Затем продолжил: — Ты вот что, веди себя скромнее! Представлял бы что-нибудь из себя — отстреливался бы до последнего патрона. А так!.. — Трофим презрительно сплюнул. Гудрон посмотрел на него с интересом. «Быстро же они сойдутся, если им вместе работать придется. Они очень похожи, и дело совсем не во внешности», — подумал я, отыскивая взглядом самого испуганного на вид бандита. — Отойдем в сторону, поговорить надо. Он тоже должен знать о том, что произошло с Демьяном. Когда мы проходили мимо Грека, тот разговаривал с теми тремя, которые появились на сцене позже всех остальных. — Часика через два должны прибыть. — И непременно для меня добавил, потому что его собеседники наверняка должны были знать это и сами: — Из Аммонита. Пусть они решают, что с ними делать. Мои люди — не каратели и свою работу сделали полностью. После рассказа того, которого я за шиворот отвел в сторону, мне захотелось вернуться и хорошенько приложить Абвера уже самому. Воспользовавшись суматохой, Демьян умудрился сбежать. Абвер солгал, заявив о том, что отправил его кормить рыб. ЭПИЛОГ И все-таки она состоялась. Состоялась именно так, как я себе и представлял ее в мечтах. Встреча с Греком и остальными. Чуть позже, когда остался с ними наедине и уже не требовалось ни от кого скрывать свое настоящее имя. — Теоретик! — орал на самое ухо, обнимая и едва не лобызая меня Гриша Сноуден. — Мы же тебя, гада, похоронили давно! Ну как ты умудрился пропасть, а тем более — выжить?! Я едва успел открыть рот, чтобы попытаться объяснить хотя бы наскоро, когда Сноудена сменил Слава Проф. — Рад, очень рад снова тебя увидеть! — от души приложив меня по плечу, сказал он. У Славы на висках появилась седина, а на лице добавился новый шрам. Тонкий как волосок, но пересекающий его левую щеку от виска до самой скулы.