Прислонив карабин к стене, Гудрон вместо него вооружился пистолетом ТТ, который предпочитал всем остальным, несмотря на возможность выбора. Клацнул затвором, взглянул на нас и легко оказался внутри, едва коснувшись подоконника. Я вспомнил Гришину просьбу подсадить и невольно улыбнулся. — Если дом нам подойдет, кусты поблизости придется частично вырубить, — негромко сказал Грек. — И устроить сигналки. Причем такие, чтобы в доме стало понятно — кто-то поблизости, а на месте — ни звука. Внутри дома было тихо. Ну да: Борис именно из тех людей, кто и в полнейшей темноте не наткнется на мебель, если она там есть. Раздастся выстрел — значит, что-то пошло не так. Но до той поры о нем можно не беспокоиться. Через несколько минут он объявился. Также легко оказавшись снаружи, доложил: — Все нормально, — и, предваряя вопросы, добавил: — Отлично мы в нем устроимся! Там даже лучше, чем я предполагал. Через какое-то время внутри уже были все. Гудрон оказался прав: убежище подходило нам отлично. Несколько комнат, каждая немалой величины. И потолки высотой под три с половиной — четыре метра. Тут не шестеро — три десятка человек свободно могут разместиться. Причем они не будут сталкиваться на каждом шагу. Жаль только, в комнатах практически ничего не нашлось. Ни мебели, ни предметов обихода, ни тем более электронных приборов, которые имеют здесь огромную ценность. Даже беглого взгляда хватало, чтобы понять: дом этот, по утверждению Славы Профа — флигель дворянской усадьбы двух-трехстолетней давности, долгое время уже заброшен. Таким он и перенесся с Земли. Помимо тех окон, которые мы видели снаружи, нашлось и еще несколько, которые выходили прямо в каменную толщу. За исключением одного. Волей случая или чего-то другого из него открывался вид на ущелье, где на дне бушевал водный поток. Сразу за ущельем начинался густой тропический лес. А на самом горизонте маячили заснеженные пики горного хребта. Говорят, где-то в той стороне находится море, увидеть которое мне еще не довелось. — Ты это, Теоретик, старайся от окон держаться подальше, — сказал Гудрон, обнаружив, что я, любуясь далями, застыл у окна. — В твоих же интересах. — Даже от этого? Ближайшее место, где сможет укрыться стрелок, находится километрах в двух, если не дальше. — Даже от этого. И я послушно шагнул в сторону. Борис печется о сохранности моей жизни, а причины лишить ее есть. Ведь чем меньше останется эмоционалов, тем выше будут цениться их услуги. И потому сидит себе каждый из них в безопасном местечке, заполняя жадры за местные деньги — пиксели или оставляя в оплату себе каждый пятый. Сидит, старательно охраняемый нанятыми им людьми, и даже носу из своего убежища старается не высовывать, ибо чревато. Сами жадры — этакая вещь в себе. Выглядят они довольно обычно. Некая субстанция, весьма похожая на янтарь и оптически, и тактильно. Каплевидной формы, величиной с большой палец. Впитывая эмоции у эмоционалов, она способна отдавать их обычным людям. Вбирая в себя любые, но отдавая всегда только положительные. Тем и ценится. Страшно тебе до жути или тоскливо так, что хоть в петлю, — подержал его и почувствовал умиротворение. Или даже радость, пусть и беспричинную. Но чем такая радость отличается от любой другой? Помимо того, на этой планете хватает мест, куда без них и не сунешься, иначе недолго и тронуться рассудком. Случалось, трогались. Частенько — навсегда. А еще жадры умеют снимать боль. Не дурманя при этом, но оставляя в полной ясности мысли. Тот же Янис рассказывал, что несколько дней добирался до ближайшего поселения с простреленной ногой. И если бы не жадр, мог бы вместо анальгетика и пулю себе в лоб пустить, настолько боль была велика, — это его слова. Единственное, чего жадры не могут точно, так это снимать усталость. Есть у них и еще существенный недостаток — заканчиваются они, как заканчивается заряд в одноразовых батарейках. И тогда остается их только выбросить. И тем выше ценятся эмоционалы, которые способны заполнить жадр как можно сильнее. Самому мне сравнить не удастся, но и Грек, и Гудрон, и Гриша, и остальные в один голос утверждают: жадры, заполненные мною, не идут ни в какое сравнение с теми, что заполняют другие. Ни в какое. И это тоже являлось причиной нашего поспешного бегства с Вокзала. Кто же потерпит, если даже эмоционал весьма средней руки — для них лютый враг? Ну а затем мой дар пропал. Исчез. Растворился бесследно. И я все никак не могу набраться мужества в этом сознаться. Все оттягивал этот разговор, оттягивал в надежде, что он вернется. Но оттягивать бесконечно нельзя. Мы собрались в самой большой комнате. — Неплохое местечко, Борис. — Одобрение Грека было сдержанным. Необходимо хотя бы немного знать Грека, чтобы понять: такая скупость равна получасу похвал из любых других уст. — Янис? — Сверху все подходы видны как на ладони, — откликнулся Артемон. — Останется только сделать навес на случай непогоды. — И провести с вершины сюда связь. — Это был уже Слава Проф. — Кстати, известно мне, где раздобыть парочку полевых телефонов. По сходной цене. Ну да, полевой телефон не нуждается во внешнем источнике электричества. Крутишь ручку, заряжая индукционный — или в современных моделях электронный — генератор, после чего разговариваешь. — Неплохо бы там еще огневую точку оборудовать. Чтобы не только как пункт наблюдения, — снова заговорил Янис. — Работы немного, вместе с навесом и маскировкой полдня займет. Грек, соглашаясь с ними обоими, кивнул. — Теперь насчет людей. Считаю, еще пятерых нам должно хватить. Есть у меня на примете трое, осталось только двух разыскать. — Разыщем, — уверенно заявил Гудрон. — Два человека — это не проблема. Кстати, как будем здесь размещаться? У Грека был готовый ответ. — Игорь займет ту комнату, где окно выходит в ущелье. Она самая дальняя, и, чтобы к нему добраться, придется мимо всех нас пройти. А мы этого не допустим. Но вы сразу должны понимать — это убежище временное. Стоп! — предотвращая вопросы, вскинул он руку. — Суть в том, что клиентам будет не так-то просто сюда добраться. И выбираться тоже проблема. Что с пустыми жадрами сюда, что с заполненными отсюда. А это значит, что Игорю через какое-то время необходимо оказаться в каком-нибудь крупном селении. Где к его приходу все должны быть готово. — Резонно, — кивнул Гудрон, про которого я думал, что он сейчас начнет защищать место, куда нас всех привел. В общем-то Грек полностью прав. Пока сюда доберешься, три раза без головы останешься. То же и на обратном пути. Мне и раньше приходили подобные мысли, и я все размышлял: почему Грек так легко согласился? Теперь выяснялось — дом станет пристанищем временным, пока не будет подготовлено основное. Все это так, но как мне приступить к самой важному? — Наверное, стоило бы подождать, когда загнется Федор Отшельник и Вокзал останется без своего эмоционала, — сказал Гриша. — И тогда не пришлось бы сюда пилить. Договорились бы обязательно. Особенно в связи с тем, что сам Отшельник нашему Теоретику и в подметки не годится. Федор сам говорил, что больше месяца не протянет. — А что, если он протянет не месяц — два-три? Или даже полгода? А то и вовсе излечится? Случается всякое. И что бы мы в этом случае делали? — резонно заметил Слава. Ответить Сноудену было нечего, и он промолчал. — Так, — наконец-то решился я. — Можно и мне слово сказать? — Говори, Игорь, говори, — кивнул Грек. — Возможно, у тебя есть какое-нибудь свое предложение. — Нет у меня их. А сказать хочу вот что. — После чего как прыгнул в холодную воду: — Не знаю, что именно со мной произошло, но наполнять жадры я уже не могу. У меня больше не получается, как ни стараюсь. И протянул им абсолютно пустой жадр. Один из тех нескольких, которые втайне от всех безуспешно пытался заполнить множество раз. Теперь мне полностью стало понятно значение выражения «немая сцена». Все застыли в той самой позе, в которой находились, пристально глядя на меня: шучу я, нет? Эх, если бы! — Теоретик, ты чего?! На солнце перегрелся? Или, наоборот, замерз? — первым пришел в себя Гудрон. В убежище действительно было довольно прохладно. Ветерок врывался через окно комнаты, той, что по плану Грека должна стать моей, и, пройдясь по всем помещениям, выходил в другое, оставленное Гришей Сноуденом без стекла. Принося тем самым всегда такую желанную в здешнем жарком климате прохладу. — Борис, я не шучу. Поверь мне, все именно так и есть. То, что я способен заполнять жадры эмоциями, дней десять назад стало неожиданностью и для меня, и для всех остальных. Это случилось после визита к тому самому Федору Отшельнику, который недавно упоминался в разговоре и который считается лучшим эмоционалом из всех известных. Мы принесли к нему пустые жадры в надежде, что тот их заполнит. И тем большим сюрпризом стали его слова, что у нас имеется собственный эмоционал. Нет, попадись мне в руки незаполненный жадр раньше, все выяснилось бы и без него. Но так уж получилось, что не попадался. Слова Федора оказались верны. Стоило мне подержать жадр в руке, как тот отзывался в ней острой, но в то же время ни на что не похожей болью, после чего оказывался полностью заполнен. Причем сам я не терял сознания, меня не тошнило, не кружилась голова, не клонило в сон… словом, не происходило всего того, что частенько случается с другими эмоционалами. То, что мой дар пропал так же внезапно, как и появился, я узнал спустя несколько дней: слишком было не до того. И страшился признаться. Грек и остальные так радовались, что среди нас оказался свой эмоционал! Заполненные жадры — это деньги, огромные деньги. Тем более такого качества, которое, кроме меня, никто предложить не мог. И стоило только обеспечить мою безопасность!.. Их даже не смутило мое заявление о том, что не собираюсь брать деньги за то, что стоит мне всего лишь мгновенного неприятного ощущения в ладони. Мало того, они еще с ним и согласились. Кроме Гудрона, который посчитал его блажью. И Грека, призвавшего меня к благоразумию. Сначала необходимо обеспечить мою безопасность, которая будет стоить немало, сказал он, так что, хочу я того или нет, поначалу брать деньги придется. Пиксели, как их тут называют. Этакие шестиугольные металлические пластинки величиной с ноготь большого пальца, покрытые с двух сторон сложным узором. Ну а затем… затем уже будет видно. — Игорь, ты полностью в этом уверен? — заглядывая в глаза, уж не знаю, что он там захотел увидеть, спросил Грек. — Абсолютно. — Ну-ка попробуй! — Он протянул мне жадр, и я послушно его взял. Что тут пробовать, когда у меня есть свои, на которых множество раз и пытался? — Да уж, — сказал Грек после того, как забрал его обратно, понял, что не лгу, и передал Грише, чтобы и тот смог убедиться. — Может, он с браком? — предположил Янис. — Попадаются такие. Вспомните недавний случай. — И сам себя опроверг, поскольку жадр находился теперь у него: — Нормальный он, лучше и не бывает. — Игорь, так что же с тобой произошло? — мягко поинтересовался Грек. — Возможно, есть какие-нибудь причины? — Не знаю. Как будто бы совсем ничего не случилось. — И давно это у тебя? — Несколько дней назад обнаружил. Те жадры, которые заполнил в ущелье недалеко от Вокзала, были последними. После этого, как ни старался, не смог. — Может, ему необходимо хорошенько отдохнуть? Выспаться, например? — предположил Слава Проф. — Баба ему нужна! — уверенно заявил Гудрон. — Теоретик их любит. Слышал я, Чистодел, перед тем как за жадры взяться, сладкое жрет чуть ли не килограммами. Тарасику, тому бухло подавай. Ну а Федор Отшельник музыку слушает. Причем не абы какую — классическую! Какого-нибудь там Ван Дейка. — Ван Дейк — художник, — поправил его Слава. — Не суть, — отмахнулся Гудрон. — Главное, настроиться. Отшельнику нужен Микеланджело, а Теоретику — баба! На этот раз Слава даже поправлять его не стал, посмотрев на меня вопросительно. — Не в этом дело. — Хотя музыку я послушал бы с удовольствием. И совсем не обязательно классическую. Сразу после того как выспался бы. Жаль только, телефон разрядился. И в ближайшее время зарядить его не получится. — Теоретик, откуда у тебя такая уверенность? — не унимался Гудрон. — Накануне вечером, на Вокзале, перед тем как мы к Отшельнику пошли, где ты всю ночь пропадал? На пару с Профом? Как ее там звали? Верочка? — Нина. Только она здесь ни при чем. — Тут определенно что-то другое. Но что именно, я, сколько ни ломал голову, понять так и не смог. В тот вечер мы со Славой действительно познакомились с девушками. И не расставались с ними до самого утра. Поначалу Нина все допытывалась, как же мне удалось убить сразу двух гвайзелов. Неуязвимых чудовищ, о которых рассказывают столько ужасов. Я говорил, что никогда не промахиваюсь, и предлагал проверить лично. Она отвечала, что таких снайперов пруд пруди. Но куда, мол, девается все их умение, стоит им только увидеть гвайзела? Когда мне наконец удалось убедить ее, что не промахнусь ни при каких обстоятельствах, между нами все и случилось. Веселая девушка, улыбчивая, и на каждую мою шутку у Нины было приготовлено две. Даже непонятно, как она умудрилась сюда попасть. Ведь у каждого на это есть своя причина. Но мне даже в голову не пришло ее расспрашивать: здесь это табу. Захочет человек — сам расскажет. Но такое случается крайне редко. — Теоретик, да не расстраивайся ты так раньше времени! — заявил Гудрон. — Найдем мы тебе женщину, а там, глядишь, и все образуется. — Не надо мне никаких женщин. Может, действительно стоит хорошенько выспаться?