Жанна права. Человек без дара заполнить его не сможет. Но испортить — запросто. И для этого ему достаточно подержать пустой жадр так, как держал его я — сжав в ладони. Все, тогда его смело можно выкидывать. — Хочешь, я прямо сейчас тебе проверку устрою, эмоционал ты или нет? — Интересно, каким еще образом? — скептически фыркнул я, в то же время затаив дыхание. Есть такой способ, и, надеюсь, она его не знает. Жанна знала. — Вот жадр, возьми его в руку и немножечко подержи. Долго ждать не придется — в нем совсем капельку осталось. Если ты эмоционал — эта капелька в нем и останется. Ну а если обычный человек — мы его выкинем, только и всего. Будешь держать? — Нет. Именно так все и произойдет. Гудрон недаром привел ко мне Светлану, полностью уверенный в том, что мой дар никуда не делся — он лишь затаился и его нужно каким-то образом разбудить. И, чтобы доказать, устроил такую же проверку, которую предлагает Жанна. Остается только надеяться, что она не станет меня шантажировать. И не попросит за свое молчание слишком много. Если бы мой дар был при мне — совсем другое дело. Тогда я смог бы заполнить все те жадры, которые у них тут есть. Они сравнили бы их с другими и начали бы пылинки с меня сдувать. И еще следить за тем, чтобы волосок с моей головы не упал. Но не получится. — Игорь, я хочу от тебя ребенка. Да не вздрагивай ты так! Когда еще в наших краях другой эмоционал объявится, к тому же молодой и симпатичный? Если уж угораздило попасть в этот проклятущий мир, так пусть хоть у ребенка будет нормальная жизнь. Мою жизнь ты считаешь нормальной? Когда даже свое настоящее имя приходится от всех скрывать? Вспомни того же Федора Отшельника. Кто может дать гарантии, что его не отравили? — У вас с Олегом и легкое сходство присутствует, и цвет глаз одинаковый, и ямочки на подбородке у обоих нет, — продолжала рассуждать она. — А ямочки здесь при чем? — При том, что у меня ее тоже нет. — Ты думаешь, я что-нибудь понял? — Тут все просто. Если у обоих родителей нет, значит, и у ребенка никогда не будет. А у тебя ее нет. — А если родится дочка? Не исключено, среди эмоционалов бывают и женщины, только мне об этом слышать не приходилось. — А ты постарайся, чтобы именно сын! Прямо сейчас, не откладывая. Совсем не против того, чтобы постараться прямо сейчас. Особенно когда просит такая симпатичная девушка. К тому же далеко не факт, что мое старание вообще закончится любым результатом. Иван меня разбудил задолго до того, как занялся рассвет. Справедливости ради, проснулся я еще до стука в дверь. От жужжания фонарика. Он у Ивана со встроенным генератором. Нажал пальцами на клавишу, фонарик такой — ж-ж-ж, снова нажал, и снова — ж-ж-ж. Этот звук меня и разбудил. Обычно нас пугают не громкие и неожиданные звуки, а те, которые мозг не сумел мгновенно идентифицировать. И определить: представляют ли они опасность? Тогда он на всякий случай бьет тревогу. Звук от фонарика мозг опасностью не посчитал, но на всякий случай меня разбудил. Знал я о существовании подобных фонариков и даже их видел, но пользоваться ни разу не приходилось, оттого и звук был незнакомым. И как следствие, стук в дверь Ивана застал меня уже у нее. Луч фонаря скользнул по единственной комнате избенки, затем остановился на постели, которая еще не успела остыть после тела Жанны. Девушка ушла всего за несколько минут до его визита, и мне едва удалось задремать. «Повстречалась она ему, нет?» — думал я, изо всех сил стараясь держать лицо дубовым. То есть невозмутимым, как столетний дуб, которому все ураганы нипочем. Стоял и молчал в ожидании, когда он заговорит первым. Если Иван и встретил Жанну, виду он не подал. А ведь мог бы: язык у него тот еще! — Вот что, Дима, вы отправляетесь в Станицу через полчаса. У тебя все готово? Нет, мне необходимо вещи упаковать. И займет это занятие как минимум пару дней. Конечно, готово. Оденусь, возьму ружье — вот и все мои сборы. Но ответил коротко: — Да. — Ну и отлично. Жди, когда позовут. Глава седьмая — Бегемоты здесь водятся? Мой тезка Игорь по кличке Стояк, которая, по всей видимости, появилась как производная от фамилии Стойков, покосился на меня недоуменно, но все же ответил: — Бегемотов нет. И чего коситься? Река весьма напоминала какую-нибудь там африканскую Лимпопо. Так и ждешь, когда из-под воды появится морда гиппопотама. А они в Африке — самые опасные звери, и людей из-за них гибнет, как от крокодилов и львов, вместе взятых. — А что есть? — Всякой хреновины хватает, но в лодке ее бояться нечего. Я и не боюсь. Натуралист во мне от скуки проснулся. Скучно. Полдня плывем, а вокруг все одно и то же. Густые заросли по берегам, да сама река желтоватого цвета. Как будто перемешали в ведре глину с водой, затем та осела, но не до конца. Этакая взвесь. Даже на мелких местах дно не просматривается. При всем желании грозящей оттуда опасности не разглядишь. Впрочем, как и на берегу. Так мы и плыли, под аккомпанемент плеска воды из-под весел да криков пернатой живности, которой хватало с избытком. Наша лодка, длинная, узкая и дощатая, легко скользила по мутной воде реки, приводимая в движение веслами, на которых попарно сменялась четверка гребцов. Приземистые, черноволосые и бородатые, они походили друг на друга как родные братья. И еще как на подбор все были молчаливые. Иван посчитал, что шестерых человек будет достаточно. Этих хмурых типов, Игоря Стойкова да меня. Мы все плыли и плыли, пока наконец местная Лимпопо не разлилась в стороны настолько широко, что посередине реки поместился довольно большой остров. Видя, как все насторожились, насторожился и я. — Куда смотреть? На что больше обращать внимание? — поинтересовался я у Игоря, который из всех был самым словоохотливым. — Птицы. — Хищные? — Обычные. — И в чем тогда проблема? — Был случай, и именно здесь. Они как будто сдурели и давай нападать на тех, кому не повезло в этих местах находиться. Рассказывали потом, едва отбились. — Наверняка домоева кислота виновата, — с мудрым видом изрек я. — Чего?! — Да так, вспомнилось. Поскольку никто моими воспоминаниями не заинтересовался, объяснять ничего не стал. Ну и зря они так! Рассказанная Профом история весьма и весьма интересна. Эту кислоту называют еще «кислотой зомби». И образуется она в каких-то там водорослях, которые поедают моллюски, а тех, в свою очередь, рыбы. Питаясь рыбой, чайки становятся настолько агрессивны, что нападают даже на людей. Об одном таком случае и написала книгу американская писательница. А уже на ее основе Альфред Хичкок снял свой знаменитый фильм ужасов «Птицы». — Он, безусловно, намного все преувеличил, — рассказывал наш всезнайка. — Но в основном был прав: случаи нападения чаек на людей после отравления этим нейротоксином действительно зафиксированы. Но никакой практической ценности информация им не даст, так стоит ли отвлекаться на разговоры? И еще поймал себя на мысли, что мне начинает здесь нравиться. Нет, не в лодке посреди Лимпопо — на этой планете. Домой тянет нисколько не меньше, но здешняя жизнь тоже полна своего очарования. Первопроходческого, так сказать. Здесь есть все то, что когда-то заставляло людей исследовать самые недоступные точки Земли в надежде обнаружить нечто. Тут это «нечто» везде. А заодно тайны, загадки, открытия и так далее. И какие здесь потрясающе красивые закаты! А вкус местной пищи! Он необычен, но от этого не менее хорош. Одни запахи чего стоят! Пришлось сразу же себя осадить. «Все твои восторги, Игорь, до первого серьезного заболевания. Когда потребуются всякие КТ, МРТ, анализы крови и прочее. Вот тогда ты запоешь совсем другую песню. И все же ты нос не вешай. Жадры востребованы еще и в связи с тем, что избавляют от тоски по Земле. Но тебе не грозит — они на тебя не действуют». И, чтобы совсем избавиться от всех этих мыслей, поинтересовался у Стояка: — Игорь, а как лодки назад за собой тянут? Неудобно же: берега сплошь покрыты зарослями. — Их везде и не тянут. Только в тех местах, где течение быстрое. Там, внизу, — указал он взмахом руки, — порог. Вот на нем точно без этого не обойтись. А так все веслами, веслами. — Понятно. Остров к тому времени остался далеко за кормой, и все заметно расслабились. — А бандиты здесь попадаются? — Ты не каркай! Накаркаешь еще! — подал голос один из моих бородатых спутников. Самый старый и самый угрюмый. — Раньше не попадались, но и на Хутор раньше не лезли. — Был однажды случай несколько лет назад, — возразил ему другой. — Объявилась в здешних местах банда. Правда, ненадолго. На нее тут же облаву устроили. Мы пришли, со Станицы народ подтянулся, со Ставок, с Безымянного… — начал он перечислять, судя по всему, названия близлежащих селений. — Быстренько с ними разобрались. Кого на месте прихлопнули, а тем, кто в живых остался, устроили показательную казнь: за ноги на деревья подвесили. С тех пор как отрезало. До позавчерашнего дня. «Простая жизнь, и нравы такие же, — размышлял я. — Поймали, казнили, чтобы другим было неповадно, и сразу решили проблему. Если и не навсегда, то на несколько лет. Можно ли считать это правосудием? Наверное, да. По крайней мере, так куда справедливее, чем если бы поймать, посадить под замок и кормить за счет тех, чьих родственников, друзей или знакомых они убили. Хотя каторга, наверное, тоже справедливое решение. Когда-нибудь здесь дойдет и до них, а уже затем и до тюрем. Странно, но и это тоже называется цивилизацией». — Ночевать вон на том острове будем, — указал Стояк на видневшийся вдалеке очередной клочок суши посреди реки. Я прикинул расстояние, время, за которое его преодолеем, посмотрел на положение светила в небе… — Не рановато ли? До сумерек еще грести и грести. Если они скажут — грести-то не тебе, предложу свою помощь. Хотелось добраться до Станицы как можно быстрее. Существовала неплохая вероятность, что Грек с остальными окажутся там. Если они пошли в том же направлении, что и я, и не смогли обнаружить проход в горах, Станицы им не миновать. Разве что они успели ее покинуть. Как замечательно было бы с ними со всеми встретиться! К каждому душой прикипел, можно сказать. — Нет, не рано. Дальше порог на реке, и его только по-светлу проходить, а мы к нему как раз к темноте доберемся. — Понятно. Порог-то большой? Не пришлось бы его с лодкой на плечах обходить. Занятие малоприятное, особенно в жаркий день. А в этих широтах других практически и не бывает. За исключением когда идет дождь.