– Не знаю, как получится. Я же сказал, чтобы ты взяла самое необходимое. Немного помолчав, Влад закурил сигарету и усмехнулся: – Может быть, на всю жизнь. – Это не смешно. Что значит – на всю жизнь? У меня на работе отпуск всего на неделю. – На черта тебе вообще работать. С такими-то драгоценностями. – Влад замолчал и внимательно посмотрел на меня. – Я не понимаю, о чём ты. Взяв пакет, я попыталась найти среди вываленных из шкафов вещей самое необходимое. Хотя и не понимала, что именно мне нужно. Хочется упасть на пол и забиться в истерике. – Ты что так долго копаешься?! – послышалось за моей спиной. – Ты хочешь к своему французу или нет?! – Что? – Я резко повернулась, отчего сразу же закружилась голова. – Давай быстрее. Там тебя твой француз ждёт, – издевательски произнёс Влад и гадко оскалился. – Если, конечно, он ещё не умер от разрыва сердца. Когда мои ребята его из квартиры выводили, он чуть было в штаны не наложил. Смотрел, как тупой баран, и повторял: «Где Тома? Где Тома?» Как будто Тома придёт и его спасёт. Ну мы его немного по череёушке погладили, чтобы он про Тому забыл и быстрее нитками шевелил, а то у нас время поджимало. – Ты что говоришь? Жан здесь совсем ни при чём! Разве можно так с иностранцами обращаться? Ты только представь, какое у него впечатление останется о стране и о нашем городе, когда он к себе домой вернётся! Он же это всем рассказывать будет. Влад хитро прищурился и посмотрел на меня: – А с чего ты решила, что он к себе домой вернётся? – Как это? – Я вздрогнула и почувствовала, как сильно забилось сердце. – Так это. – Ты что говоришь?! Ты думаешь, что ты говоришь?! – Я бросила пакет с вещами на пол и захлопала глазами. – С ним так нельзя. Он гражданин другой страны. У него там семья. Жена, ребё – нок и куча родственников. Они это так не оставят. – Жена, ребёнок, говоришь… – Ну да. – А что же ты с женатыми иностранцами таскаешься?! – А я его люблю! – произнесла я голосом с вызовом. – Вот и люби его на здоровье. – Вот и люблю! – Люби, кто тебе мешает. – Ты! – Ну уж, дорогуша, извини. Как бы ты ни хотела, но я просто вынужден тебе помешать. Бабку свою благодари. Она моему деду всю жизнь кровь пила и мне все испортила. Кабы не её алчность и жадность до чужих денежек, то не было бы у тебя никаких конфликтов и крайне неприятных ситуаций. Валялась бы сейчас со своим французом в койке и делала бы ему приятное, ублажала, из кожи вон лезла, чтобы доставить ему удовольствие. Я хмыкнула: – Это уже моё личное дело, с кем валяться и чем заниматься. – А я и не спорю. Я просто задаюсь вопросом: почему наши бабы такие шлюхи? Тебе что, местных мужиков не хватает? Неужели надо тащить мужиков черт-те откуда?! Поэтому и мнение о вас всех такое, таскаетесь с семейными иностранцами, а потом хотите, чтобы мы вас уважали. Он тебе хоть за секс платит? – Что?! – не поверила я своим ушам. – Я говорю, он тебе хоть бабок нормально отваливает? Не за так же ты с ним спишь? Дери с него побольше. Пусть знает наших! Увидев мои обезумевшие глаза, Влад расплылся в довольной улыбке: – Или ты ему на халяву даешь?! За просто так. По любви, так сказать? Халява сейчас как называется, любовью, что ли?! Хотя что тебе деньги-то с него брать, тебе вон сколько мой дед оставил. Я с трудом сдержалась, чтобы не дать этому мерзавцу хорошую затрещину. Только непредсказуемые последствия тормозили меня. Правда, всё же я не смогла удержаться и процедила сквозь зубы: – А может, нашим мужикам стоит задуматься, почему это нас так к иностранным тянет?! Может, дело не в нас, а в вас. Ведь смотрю и думаю: перевелись мужики. Ох, перевелись! Если раньше я хотела встретить мужчину и красивенького, и богатенького, и умненького, и чтоб надеждой и опорой был, то в последнее время у меня критериев всего два: чтобы он был психически здоровым и хоть немного вменяемым. – Что, тебе на психов везло? – А в последнее время мне только они одни и попадались. Как ни познакомишься, так дурно становится. Понимаешь, что ни парень, то с отклонениями. Иностранцы хоть ухаживать могут, а от вас никогда ничего не дождёшься! Вот Жан, например. Встретил меня Золушкой и сделал – королевой, а вы, даже если и встретите королеву, то обязательно сделаете её Золушкой! У нас на работе одна женщина умерла. Ей было всего тридцать пять. Милая такая, приятная женщина. Всегда улыбалась и никому никогда плохого не делала. На работе её ценили, уважали и любили за то, что у неё душа была чистая, за то, что она всем всегда готова была помочь. Чужую боль воспринимала как свою. И вдруг она умерла. А знаешь, почему она умерла? Потому что устала. Очень устала жить. В тридцать пять лет жизнь только начинается, а у Татьяны она уже закончилась. Разве это возраст для смерти женщины?! Мы с ней довольно близко общались. Она вышла замуж, когда ей было семнадцать лет, и ни одного мужчины, кроме своего мужа, не знала. В шесть утра уже стояла у плиты и готовила еду для своего чересчур привередливого мужа. Если борщ был слегка пересолен, то он запросто мог вылить его в унитаз. Он заставлял её печь печенье и пироги. Ты представляешь, как можно в наше время печь печенье? Его же в магазине полным-полно, но он не ел магазинное. Он любил только домашнюю выпечку, сделанную её руками, и ел всё только свежее. Нужно было готовить еду только на один раз, потому что второй раз то же самое уже не ел. Она вынуждена была стоять с мясорубкой и крутить мясо, потому что к котлетам из готового фарша он не притрагивался. Нельзя было покупать ни пельмени, ни манты, ни вареники. Нужно было лепить всё самой, и чтобы каждый день было всё разное. Она не знала, что такое отдых, – работала и на работе, и дома. А когда что-то не успевала днём, делала это ночью. Вставала ночью и пекла это чертово печенье. А в дачный сезон ко всему этому ещё прибавлялся и огород. Копала, сажала, полола, консервировала и украдкой посматривала на мужа, сидящего, выпятив пузо, с удочкой на пруду, попивающего пивко. Татьяна даже и представить себе не могла, что можно жить по-другому. У неё не было ни своей жизни, ни своего мнения, обо всём «надо спрашивать у Пети». Ей не разрешалось общаться с подругами – «ведь у тебя же есть я». А отдых ей обещали только на том свете. Даже то, что на её глазах Петька тискался с соседками, женщина считала нормальным – он же мужчина. И даже то, что, когда она умирала от рака, муж не приносил ей лекарств, потому что они стоят дорого, она считала нормальным. И ни в чём его не укоряла. Посторонние люди заботились о ней больше, чем «родной» и «любимый» мужчина. А она молила Бога, чтобы всё это поскорее закончилось, а то она «очень обременяет Петю». И это закончилось. Закончилось в тридцать пять лет. Был человек – и больше нет. Она умерла с улыбкой, потому что скоро сбудется её самая большая мечта – отдохнуть и выспаться. Как же страшна ЖИЗНЬ ЖЕНЩИНЫ, КОТОРАЯ ЖИВЁТ ЖИЗНЬЮ МУЖЧИНЫ. Жаль женщин, которые не знают, что же такое безудержная радость, громкий смех, цветы, стреляющее шампанское… Жаль, что некоторым так и не удаётся узнать, что такое любовь. «Свято место пусто не бывает», – сказал Петя, подтянул свой жирный живот и отправился искать новую хозяйку. И нашёл новую жертву. Страшно то, что претенденток на эту роль было много, и никого из них не испугала чудовищная искалеченная судьба Татьяны. Слишком много у нас одиноких женщин, а тут надо же, мужик освободился. И каждая думала о том, что с ней всё будет совсем не так. С ней будет всё совсем по-другому. А проклятое одиночество превращает нас в безропотных Татьян. Я замолчала и посмотрела на Влада полными слёз глазами. – И к чему ты мне это всё говоришь? – А к тому, что таких Петь очень много. Даже больше, чем предостаточно. – Ты хочешь сказать, что среди иностранцев дерьма не бывает? Да ты выйди замуж за американского фермера из какого-нибудь штата, он тебя на своих американских грядках загробит, а чтоб могилу не рыть, как чучело для отпугивания ворон поставит. – Я не хочу говорить про американских фермеров, я говорю про российских мужчин. – Влад, пора дискуссию прекращать. Надо на стрелку ехать. – Один из мужчин заглянул в комнату. Влад кивнул и посмотрел на меня: – Ты готова? – Я не знаю, что мне с собой брать, куда и на сколько я еду, – раздражённо ответила я, швырнула пакет в противоположную сторону. – Вы ворвались в мою квартиру, перевернули в ней всё кверху дном, надругались над портретом бабушки, спрятали от меня моего любимого человека! – Успокойся, как только найдутся драгоценности, ты сразу вернёшься в свою квартиру вместе со своим любимым французом, и делай тут с ним что хочешь. Только не стоит катать истерики. Временно побудешь в другом месте, поразмышляешь, где могут быть драгоценности, которые твоя бабка стащила у моего деда. Закрыв входную дверь, я отдала ключи парню со сломанным носом, на ватных ногах спустилась по лестнице и села в чужую машину. Один из мужиков сел рядом со мной и завязал мне глаза. – Извини, но так надо, – услышала я голос сидящего напротив меня Влада и подумала о том, что если мне закрыли глаза, значит, они не хотят, чтобы я запомнила дорогу. А это значит, что у меня ещё есть шанс пожить. Мы ехали довольно долго. Когда машина остановилась, меня вывели и куда-то потащили. А что, если меня ведут убивать? – Можно развязать повязку? – спросила я дрожащим голосом и вцепилась в руку мужчины. – Нет. – Почему? – Не положено. – А Влад где? – Не знаю почему, но мне казалось, что присутствие Влада является хоть каким-то гарантом моей безопасности. – Уехал. – Куда? – По делам. – А как же я? – Иди и не задавай лишних вопросов. – Вы меня хотите убить? – Я же сказал тебе не задавать лишних вопросов. Открылась какая-то дверь, и меня втолкнули в помещение. Я встала как вкопанная, не зная, что делать. Мужчина снял с меня повязку и со словами: «Желаю приятно провести время» – вышел и закрыл за собой дверь. На стуле в углу комнаты сидел избитый Жан… – Господи, Жан! Любимый! Я бросилась к нему на шею, но он оттолкнул меня, не произнеся ни единого слова. Глава 7 – Жан, тебе плохо? Жан, скажи, пожалуйста, тебе плохо? Тебя сильно избили?!