После того как сани опустели, Дитер описал узкий круг на тракторе с санями по заснеженному двору и, взмахнув варежкой, потрясся в деревню за следующей партией. Поскольку Доггер был нетрудоспособен, я продолжала встречать новоприбывших и болтать со старыми знакомыми. Было очевидно, что никто из моей семьи не собирается появляться. Они явно решили, что вечернее представление — дело киношников и их ни к чему не обязывает. Я была предоставлена сама себе. Незадолго до начала появился викарий, пыхтя, сопя и тяжело ступая. — Такое впечатление, будто все ангелы и архангелы ощипывают цыплят, — заметил он. Синтия отпрянула, нахмурившись в ответ на его богохульство. — Констебль Линнет говорит, что все дороги в и из Бишоп-Лейси безнадежно блокированы, — продолжил он, — и, скорее всего, останутся таковыми до тех пор, пока дорожные рабочие из Хинли не расчистят свою территорию. Это цена, которую мы платим за то, что живем в глухомани, так сказать, но тем не менее это чертовски неудобно. Появилась Марион Тродд, протиснувшись сквозь толпу. — Мисс Уиверн готова, викарий, — сказала она. — Если вы будете столь любезны… — Разумеется, моя дорогая. Передайте ей, что я предварю ее представление несколькими замечаниями от себя по поводу кровельного фонда и в таком духе, а потом все для нее — о, и для мистера Дункана, конечно же. Боже мой, мы не должны забывать мистера Дункана. Когда викарий двинулся к сцене, в вестибюль медленно под предводительством тетушки Фелисити гуськом вошли отец, Фели и Даффи и заняли места в первом ряду. Поскольку Нед занял стул, который предназначался мне, я осталась сзади. Я помахала пальцами Ниалле, и она помахала мне в ответ, похлопав себя по животу и комично закатив глаза. — Леди и джентльмены, друзья и соседи и все, кого я забыл упомянуть… Раздалось вежливое хихиканье, вознаграждая викария за его блестящее остроумие. — Все мы сегодня вечером отважно встретили ревущие стихии, дабы проиллюстрировать старую добрую пословицу о том, что милосердие начинается дома. И если теперь нам тепло и уютно в фамильном доме семьи де Люс, это только благодаря доброте и любезности полковника Хэвиленда де Люса («Слышите! Слышите!») мы смогли собраться в столь суровую погоду, чтобы поддержать крышу Святого Танкреда, так сказать. Без дальнейших проволочек я с удовольствием представляю вам мисс Филлис Уиверн и мистера Десмонда Дункана. Не стоит напоминать, что мисс Уиверн — звезда театра и кино, взволновавшая наши сердца постановками «Нелли из Уайтхолла», «Лето тайны», «Любовь и кровь», «Стеклянное сердце»… Он сделал паузу, чтобы достать клочок бумаги из кармана, протер им очки и потом прочитал, что на нем написано: — «Дочь сердитого сторожа», «Тренч в гостиной», «Королева любви»… гм… «Сэди Томпсон» (парочка нервных смешков и отчетливый волчий свист) и последняя, но не менее важная — «Жена священника». Эти слова приветствовались в целом одобрительными восклицаниями, однако омраченными единичным свистом. Синтия сидела, уставившись вперед и поджав губы. — Мистера Дункана недавно можно было увидеть в «Кодексе войны». Так, без дальнейших проволочек мы приветствуем в Бишоп-Лейси двух великих светил экрана, мисс Филлис Уиверн при талантливой поддержке мистера Десмонда Дункана во всемирно известной интерпретации эпизода из «Ромео и Джульетты» Уильяма Шекспира. Занавеса, чтобы его поднять, не было, но вместо него погасили огни, и несколько секунд мы сидели во мраке. Затем черноту пронзил прожектор, высветив маленькую рощицу лимонных деревьев в горшках. Надпись на афише, закрепленной на деревянном треножнике, сказала нам, что это фруктовый сад Капулетти. Я обернулась достаточно далеко, чтобы увидеть, что яркий белый луч света исходит с верхушки лесов над дверью и что фигура, склонившаяся над одной из выступающих ламп, — Гил Кроуфорд. Ромео в обличье Десмонда Дункана прогулочным шагом вошел в рощицу под редкие аплодисменты. Он был одет в желто-коричневые лосины, поверх которых имелись экстравагантные красные бархатные шорты, напоминавшие скорее надутые плавки. Еще на нем была белая рубашка на сельский манер, с нарядными рюшами и кружевами у шеи и на рукавах, и кричащая плоская шляпа, украшенная длинным фазаньим пером. Он простер руки к аудитории и изобразил серию изысканных поклонов, перед тем как произнести первое слово. Давай же! — подумала я. Начинай. Над шрамом шутит тот, кто не был ранен[29]. Опять пауза и опять редкие аплодисменты в знак приветствия знаменитого голоса. Но тише! Что за свет блеснул в окне? Несколько жидких хлопков, показывающих, что эти строки известны. О, там восток! Джульетта — это солнце. Встань, солнце ясное, убей луну — Завистницу… Он снова умолк, глядя вверх, устремив глаза на балкон Джульетты, остающийся за пределами света прожектора, в полнейшей темноте. — Подсветка! — громко скомандовал голос Филлис Уиверн откуда-то сверху над головой Ромео. Время остановилось. Казалось, оно тянется и тянется. Встань, солнце ясное, убей луну… — снова начал Десмонд Дункан, все еще не вполне Ромео. Можно было услышать, как упадет булавка. — Подсветка, черт возьми! — резко проговорил голос прекрасной Джульетты из темноты, и позади меня послышался жуткий грохот, как будто какой-то металлический предмет упал с лесов на плитки вестибюля. …Луну — Завистницу… — старался Десмонд Дункан. …она и без того Совсем больна, бледна от огорченья… Раздался неожиданный шорох шелков, когда Филлис Уиверн прошелестела вниз по ступенькам лестницы — сначала в периметре луча Ромео появились ее ноги, следом платье. Ее костюм был совершенно великолепен: желтовато-коричневое творение, широкое у низа, чертовски обтягивающее на талии и с шокирующе низким декольте. Драгоценные камни, обрамляющие воротник и рукава, ярко засверкали, когда она оказалась в свете прожектора Ромео, и публика завороженно вздохнула при виде столь неожиданно материализовавшегося непривычного великолепия. В косу были вплетены цветы — живые цветы, судя по виду, и я прикусила губу от восхищения. Какая она молодая и прекрасная — женщина вне времени! Настоящая Джульетта, если таковая когда-нибудь существовала, плевалась бы от зависти. Она спускалась ниже и ниже и наконец оказалась на полу вестибюля, ее остроносые шлепанцы угрожающе шуршали по плитке, словно пара змей. Нед Кроппер съежился, когда она, задев его краем платья, прошла мимо, по направлению к входной двери. Она уходит! Подумала я. Она идет наружу! Я повернулась на стуле, заставляя себя сидеть, когда Филлис Уиверн, дойдя до лесов, ухватилась за лестницу, поставила обутую в нежную туфельку ногу на первую перекладину и начала карабкаться наверх. Выше и выше она поднималась, ее елизаветинское платье даже в темноте отбрасывало вспышки света, словно комета, взлетающая в небеса. На верхушке она ступила на дощатый пол и подошла к месту, где стоял Гил Кроуфорд, наблюдающий за ее приближением с открытым ртом. Одной рукой держась за перекладину, Филлис Уиверн улучила момент и влепила Гилу Кроуфорду сильную пощечину. Резкий звук удара отразился эхом по вестибюлю, не желая утихать. Рука Гила взлетела к щеке, и даже почти в полной темноте я увидела, как блестят белки его испуганных глаз. Она подобрала подол платья и сманеврировала обратно к лестнице, по которой умудрилась спуститься с поразительной грациозностью.