— Осторожно, илицин! — крикнула я. — Не облизывай пальцы! Разумеется, это была шутка. Однажды мне пришла в голову мысль, что в паре пригоршней красных ягод достаточно гликозидов для смертельной дозы, но держать листья в руках совершенно безопасно. Доггер приподнял руку и взглянул на меня из-под локтя. — Спасибо, мисс Флавия, — сказал он. — Я буду очень осторожен. Хотя о яде приятно думать в любое время года, в Рождестве есть нечто особенное, и я поймала себя на том, что широко улыбаюсь. Этим я и занималась, когда позвонили в дверь. — Я открою, — сказала я. Порыв снега ударил меня в лицо, когда я распахнула дверь. Я протерла глаза, частично от неверия, потому что во дворе стоял коттесморский автобус и из его радиатора поднимались зловещие щупальца дыма. Водитель Эрни стоял передо мной, ковыряясь в протезах медной зубочисткой. — Выходите! Выходите! Смотрите под ноги! — крикнул он через плечо колонне людей, спускавшихся из открытой двери автобуса. И сказал мне: — Прибыли ваши актеры. Они толпой прошли мимо него в вестибюль, словно туристы, вливающиеся в Национальную галерею в час открытия, их было человек тридцать, со всеми причиндалами: пальто, шарфами, галошами, ручной кладью и пакетами в яркой бумаге. Они должны были приехать на Рождество, вспомнила я. Последняя отставшая замешкалась на ступеньках. Эрни сделал движение помочь ей, но она оттолкнула протянутую руку. — Я в состоянии, — резко сказала она. Этот голос! — Ниалла! — закричала я. Это и правда была она. Ниалла Гилфойл работала помощницей Руперта Порсона, странствующего кукольника, довольно скверно кончившего свои дни в приходском зале Святого Танкреда. Я не видела ее с лета, когда в припадке раздражения она покинула Бишоп-Лейси. Но все это, казалось, было забыто. Вот она здесь, на ступенях Букшоу, в зеленом пальто и веселой шляпе, украшенной красными ягодами. — Давай-ка обними меня, — сказала она, протягивая руки. — Ты пахнешь Рождеством, — заметила я, в первый раз обратив внимание на большую выпуклость, разделявшую нас. — Восемь месяцев! — сказала она, сделав шаг назад и распахнув зимнее пальто. — Посмотри! — Посмотреть на Матушку Гусыню? — уточнила я, и она одобрительно рассмеялась. Ниалла играла роль Матушки Гусыни в кукольном спектакле покойного Руперта, и я понадеялась, что моя шуточка не вызовет несчастливые воспоминания. — Больше никакой Матушки Гусыни, — ответила она. — Просто-напросто Ниалла Гилфойл (мисс). Актриса на случайных ролях, комедия, трагедия, пантомима. Обращаться в агентство «Уизерс» в Лондоне. Телеграфировать УИЗАГ. — А кукольный театр… — Продан, — сказала она, — упакован, перевязан и отгружен славному парню из Бурнемута. Я выручила довольно денег, чтобы снять квартиру, и у младшего будет крыша над головой, когда он или она соблаговолит явиться на свет в январе. — И ты снимаешься в этом фильме? — спросила я, взмахнув рукой в сторону театрального шума-гама в вестибюле. — Снимаюсь — громко сказано. Я играю малозаметную роль Антеи Флайтинг, беременной дочери — в хорошем смысле слова, разумеется, — Боаза Хейзлвуда, это Десмонд Дункан. — Я думала, он холостяк. Разве он не ухаживает за Филлис Уиверн? — Да и да, но у него есть прошлое. — А, ясно, — сказала я, хотя мне не было ясно. — Дай я тебя рассмотрю, — она схватила меня за плечи и откинула голову. — Ты выросла… появился легкий румянец на щеках. — Это мороз, — сказала я. — Кстати о морозе, — смеясь, заявила она, — давай войдем внутрь, пока мы не продрогли до костей. — Мисс Ниалла, — произнес Доггер, когда я закрыла за нами дверь. — Приятно снова принимать вас в Букшоу. — Благодарю, Доггер, — ответила она, взяв его за руку. — Я никогда не забывала вашу доброту. — Малыш скоро родится, — сказал он. — В январе? — Точно, Доггер. У вас острый глаз. Двадцать пятого января, если верить моему страховому врачу. Он говорит, что работа мне не повредит, если я брошу курить, буду высыпаться, хорошо есть и держать ноги повыше, когда я не перед камерой. Она подмигнула мне. — Очень хороший совет, — сказал Доггер. — И правда очень хороший совет. Надеюсь, вам было удобно в автобусе? — Ну, его трясло, но это единственный транспорт, на который «Илиум филмс» мог положиться, что он довезет нас из Доддингсли. Слава богу, что эта штука такая здоровая. Она смогла держаться на дороге, несмотря на снег. К этому моменту Марион Тродд сопроводила остальных на верхние этажи, и в вестибюле остались только мы втроем. — Я покажу вам вашу комнату, — сказал Доггер, и Ниалла радостно изобразила движение пальцами на манер Лорела и Харди[22], когда он уводил ее прочь. Не успели они скрыться, как в дверь снова позвонили. Святой цианид! Мне что, предстоит провести остаток дней швейцаром? Еще один вихрь ледяных хлопьев и порыв холодного воздуха. — Дитер! — Привет, Флавия! Я привез стулья от викария. Дитер Шранц, высокий, светловолосый и прекрасный, как это называют по радио, стоял в дверях, улыбаясь мне идеальными зубами. Неожиданное появление Дитера привело меня в некоторое замешательство: это все равно, как если бы бог Тор лично доставлял мебель. Будучи поклонником английской литературы, особенно сестер Бронте, Дитер решил остаться в Англии, после того как его освободили из военного плена, в надежде когда-нибудь преподавать английским студентам «Грозовой перевал» и «Джейн Эйр». Он также надеялся, полагаю, жениться на моей сестре Фели. За его спиной во дворе коттесморский автобус сменился серым трактором «Фергюсон», тихонько пыхтевшим в снегу, а за ним виднелся плоский прицеп, нагруженный складными стульями, почти полностью прикрытыми брезентом. — Я подержу дверь, — предложила я. — Ты придешь сегодня вечером на спектакль? — Конечно! — широко улыбнулся Дитер. — Ваш Уильям Шекспир почти такой же великий писатель, как Эмили Бронте. — Да ну тебя, — сказала я. — Ты меня за нос водишь! Эту фразу употребляла миссис Мюллет. Никогда не думала, что сама ею воспользуюсь. Партия за партией, за пять или шесть ходок Дитер перенес стулья в дом и расставил рядами в вестибюле, лицом к импровизированной сцене. — Пойдем на кухню, отведаешь знаменитое какао миссис Мюллет, — пригласила я. — Она украшает его маленькими островками из взбитых сливок, в которые втыкает веточки розмарина, изображающие деревья. — Спасибо, но нет. Мне лучше вернуться. Гордон не любит, если я… — Я скажу Фели, что ты тут. Лицо Дитера расплылось в широкой улыбке. — Что ж, — сказал он. — Но только один островок из взбитых сливок — и все. — Фели! — заорала я в сторону гостиной. — Дитер пришел! Нет смысла понапрасну трепать драгоценную кожу туфель. Кроме того, у Фели тоже есть ноги. 9 — Ну-ну-ну, — сказала миссис Мюллет. — Как дела на ферме «Голубятня»? — Очень тихо, — ответил Дитер. — Может, время года такое. — Да, — согласилась она, хотя каждый из нас знал, что дело не только в этом. После событий прошлого лета для семьи Ингльби нынешнее Рождество будет мрачным. — А миссис Ингльби?