— Да, конечно. — Почему тогда Леонид не отвечает, не пойму. — Может, потому что он Павел? — Так зовут отца. А сына Леней. Я с ним хотела встретиться, потому что Печерский-старший ни с кем из прессы, в том числе независимой, не общается. Я слышала, что он вообще затворником живет. — То есть его сын здесь? Я, если что, виделся с отцом. — Леонид вчера находился в «Лире». От моего имени ему звонила подруга поздним вечером — они знакомы. Договорились встретиться сегодня в Приреченске в одиннадцать. Без четверти я написала ему смс, сообщив о том, где буду ждать. Но Леонида все еще нет, и его телефон недоступен. — Он тоже не очень знаменитая знаменитость, как и отец? — Нет, — хмыкнула Райка, ей понравилась характеристика. — Обычный мужчина. Ничем не выдающийся. — Тогда на кой черт он вам сдался? — Это профессиональная тайна, — нагнала туману Райка и принялась за рыбу. Она оказалась изумительно нежной. — Мой вопрос не праздный. Тоже профессиональный. Дело в том, что Павел Печерский проходит свидетелем по уголовному делу. — Да вы что? — оживилась Райка. — И какому? — Сначала ответьте вы на мой вопрос. — Ладно, уговорили. Я под ником Райка веду журналистские расследования. Снимаю документальные фильмы о закулисье, кулуарных интригах. Это в общем, а в частности о харассменте. — Актуальная тема. Но Печерский давным-давно отошел от дел. — Да, но ему есть что рассказать. — Павлу — не Леониду. Так зачем встречаться с сыном? — Чтобы подобраться к отцу, это же очевидно. — Не думаю, что Леонид чем-то поможет вам. У Печерских холодные отношения. Или вы планируете очаровать младшего и проникнуть в дом под видом его девушки? — Спасибо за подсказку. Если Леонид ответит, я так и сделаю. А теперь скажите, по какому делу Павел выступает свидетелем? — Увы, не смогу. — Он развел руками. Они были такими же огромными, как ноги. Пожалуй, кулак Николая был размером с голову Райки. — Тайна следствия важнее журналистской. — Вы коварный обманщик! — Она кинула в него скомканную салфетку. Коля поймал ее и положил на стол. — А вы очень милая, когда сердитесь. Это было очень похоже на флирт! Они заигрывали друг с другом. И ладно она, свободная женщина. Но Николай женат, и они сидят в общественном месте. Их видят! Что он творит? Или не опасается за свой брак, потому что жена терпила? Она знает, что ей изменяют, но не уходит, потому что лучше мужика не найдет. Райка сама прощала бывшим грешки. И рокеру, и актеру. А была им, по сути, никем. Сожительницей. Но оправдывала себя тем, что не имеет доказательств измены. Молочница не в счет. Она и от простуды может появиться. А Николай просто обедает с незнакомкой. Но ни от кого не скрывается. Интересно, часто он поступал так же до этого? Водил любовниц в «Рандеву», чтобы показать, что это просто совместный прием пищи в приятной компании? — Вы о чем задумались, Рая? — отвлек ее от мыслей Грачев. — О вашей репутации. — Она безупречна, так что не беспокойтесь. — И часто вы приглашаете девушек разделить с вами трапезу? — Честно признаться, первый раз это сделал. И сам немного в шоке. — Он отодвинул блюдо, на котором осталась только кость и пара травинок, положенных для украшения. — Как вам рыба? — Ум отъешь. — Да, тут очень хорошо готовят. Шеф просто волшебник. Он хотел еще что-то сказать, но тут зазвонил телефон. Николай поднес его к уху и начал разговор. Больше слушал, но фразы в ответ вбрасывал. — Извините, мне нужно бежать, — сказал он, накрыв аппарат ладонью. — Служба. — И уже официанту: — Счет в электронном виде пришлите, убегаю. И на самом деле убежал. А Райка доела рыбу, оставшуюся на тарелке, допила сок, после чего покинула «Рандеву», взгромоздилась на мопед и направилась в «Лиру». Глава 5 Первым, кого увидел Леша, зайдя в незнакомый двор, был Бегемотик. Кот лежал на крыльце и жмурил на солнце свои зеленые глаза. Морда у него была довольная и сытая. Оля потрепала Бегемотика по загривку, тот лениво потерся об ее ладонь. Тут из-за угла выбежала коротконогая лохматая дворняжка и принялась лаять. — Угомонись, Шура, это свои, — обратился к ней мужчина в годах, шедший следом. В одной его руке была тяпка, в другой ведро. — День добрый, молодые люди, — поприветствовал он гостей и оставил садовый инвентарь у бочки с дождевой водой. После этого протянул руку Леше: — Я Михаил Ильич. Раевский представился, и мужчины обменялись рукопожатиями. — Пойдемте в дом, я вас чаем напою. Как раз свежий заварил, с молодыми смородиновыми листочками. За людьми устремились и животные. Первой влетела собака, а кот зашел не спеша, будто делая всем одолжение. Так и быть, побуду с вами, а то как вы обойдетесь без моей наглой рыжей морды… Хозяин дома поставил на плиту чайник. Затем сам сел за круглый стол и гостям указал на стулья. Раевский уже был в курсе, что Михаил Ильич почетный житель Приреченска. Большой авторитет. Можно сказать, мент в законе. Оля знала его, потому что работала в редакции местной газеты. — Я тебя помню, сынок, — сказал Грачев. — Хоть и прошло двадцать пять лет. — Вы меня знали? — Нет, но видел один раз. Ты мало изменился. — Когда это было? — В день гибели твоей биологической матери. Она попала под колеса «КамАЗа». — Можете рассказать об этом подробнее? — Теперь уже нет смысла скрывать от тебя правду, как делали это замечательные люди, ставшие для тебя родителями. — Ильич поставил на стол вазочку с вареньем, заварной чайник, чашки. Между делом погладил Шурку. А кот выбрал Олю и забрался к ней на колени. — О тяжелой судьбе Олеси Оленька, как я понимаю, тебе рассказала? — Да, я осведомлен о том, что она чуть не погибла в огне и последующие годы заглушала внутреннюю боль алкоголем и наркотиками. — Осуждаешь? — Если человек хочет гробить себя, его право. Но не надо рожать детей и вымещать на них обиду на судьбу. Они не виноваты. — Иногда таким людям кажется, что как раз в детях их спасение. Но когда оказывается, что с ними не легче, а наоборот, они злятся еще больше. Но Олеся, по словам соседей, была хорошей матерью первое время. Жаль, хватило ее ненадолго. — Чайник закипел. Ильич снял его с огня. — Последним ее хахалем был дальнобойщик. Имени не помню. Он был судимым, дважды разведенным, одноглазым (вместо второго протез), но женихом по меркам Олеси и похожих на нее женщин завидным: стабильно зарабатывает, пьет в меру, не дерется… В общем, Олесе повезло. И это не давало покоя ее соседке Люське. Она вовсю соблазняла мужика, и он похаживал к ней, но первую любовницу не бросал… До поры. Грачев разлил чай, и Леша тут же схватился за чашку. После томатного супа с килькой его мучила жажда. А Ильич продолжил: — Люське все же удалось отбить водилу. И они вместе отправились в рейс. Когда собирались, Олеси дома не было, она искала сбежавшего из заточения сына. Обнаружила лаз, через который он выбирался, разозлилась. По улице бегала, орала, соседи этому стали свидетелями. Они же рассказали Олесе, что пока она носилась, хахаль ее вместе с Люськой уехал. Олеся сына в охапку и к трассе через лес. — Зачем она ребенка с собой потащила? — оторвавшись от чая, спросил Леша. Он говорил о себе в третьем лице. Хотя уже точно знал, что он тот самый мальчик. — Чтобы принести в жертву. — Что? — Рука Раевского дрогнула, и, чтобы не пролить на себя кипяток, он поставил чашку на стол. — Она решила, что ее бросили из-за сына. Она с прицепом, а Люська свободная бабенка. Она с хахалем из-за Богдана часто ругалась. Тому не нравилось, как она с ним обращается. Олеся же считала себя правой: ее ребенок, как хочет, так и воспитывает. Мальчишка несносный, бегает по дому, всем мешает, еще и со спичками балуется. Если бы его не было, ей бы легче жилось. И мужика бы она удержала. — Откуда вам это известно? — Олеся выкрикивала эти слова, стоя на шоссе. Бабуля, что торговала все той же керамической ерундой с завода, слышала. А потом увидела, как женщина схватила ребенка и бросилась с ним под колеса «КамАЗа». То была машина ее хахаля. Они загрузились и направились в сторону Москвы. Люська сидела с водителем рядом.