― Закончил? ― произнес без выражения. Слово отцу для меня значит слишком много, чтобы я нарушил его. Наказание пугает, но не настолько, чтобы терпеть выходки этой мрази. Отойдя от окна, прошел, было мимо него, но тут он снова заговорил: ― Сводная сестричка была сладкой, но твоя девочка еще слаще. А-ри-ша… ― медленно выговорил словно бы с нежностью. ― Или, как ты ее называл… Птичка? Его слова на секунду заставили меня оцепенеть. В ушах запульсировала кровь. Перед глазами замерцало черно-красное зарево. Остановился. Сделал короткий выдох. ― Было нелегко ее уломать, ― в его голосе слышалась усмешка, ― пришлось показать ей видео с твоего авторегистратора… то, где ты убиваешь Кирилла Хазарова из школы «Вэритас», ― сделал паузу, наслаждаясь произведенным эффектом. ― Пришлось пригрозить, что иначе я опубликую его в интернете. Повернулся к нему. Посмотрел на него. Не может быть… ― Бедная девочка так испугалась, что ты попадешь в тюрьму, ― с улыбкой смотрел мне в глаза. ― Так хотела тебя защитить! Скажи, братишка… каково это ‒ понять, что ты спустил с лестницы самоотверженного ангела? Ладони покрыл холодный пот; тело опалило ледяным беспощадным ужасом. Он лжет, это не может быть правдой. Просто хочет причинить мне боль! Но все же… Ариша, ее последними словами было что-то про видео, что он ее заставил. Она пыталась сказать мне… А я не послушал. На мгновение мне показалось, будто из под моих ног ушла земля. И ее образ, который я, я сам минуту назад смешивал с грязью, вдруг сменился в моем сознании чистым лицом девушки… моей любимой девушки, не сделавшей ничего плохого. В ушах прозвучали слезы в ее голосе, когда она бежала за мной, пыталась остановить… а потом оступилась и полетела вниз. Она чуть не умерла. Моя Птичка чуть не умерла. Сердце пронзила мука, равной которой я еще не знал. Испуганные глаза Арины, ее изломанное тело, они стояли перед моим внутренним взором, и я горел. Горел. Не мог это вынести! ― Твоя Ариша плакала. Когда мы делали это, она плакала, ― Аверин впивался взглядом в мое лицо, ловя каждое его выражение. Мое тело среагировало быстрее разума. Кулак врезался в его живот, и он согнулся пополам. Врезался в скулу, и его голова запрокинулась. Тот, кто был виновен во всем, тот, кто причинил ей боль… Удар следовал за ударом, и мои руки покрылись его кровью. И с каждым из них мое тело словно очищалось от какого-то страшного яда. «Остановись», вдруг шепнул в моей голове тихий нежный девичий голос. Я хотел добить его. Всей душой хотел уничтожить подонка, посмевшего сотворить такое с ней. Но мои руки перестали врезаться в его тело так же, сами собой. Ведь она бы этого не хотела… Чистая, добрая, искренняя. Она так и не сумела сказать мне тех трех важных слов, и теперь я ее понял. Понял через боль, через муки совести, которые мне было не по силам выдержать. «Бедная девочка так испугалась, что ты попадешь в тюрьму! Так хотела тебя защитить»… «Твоя Ариша плакала. Когда мы делали это, она плакала»… Во всем, что с ней произошло, был виноват именно я. Я не сдержал своего внутреннего зверя, позволил своей взрывной стороне руководить собой. Не хотел, не собирался убивать, но и мешать себе не стал. Именно из-за меня мы оба оказались в руках этой мрази. Если бы только я мог вернуться в прошлое и не позволить себе совершить эту ошибку… Но все, что мне оставалось, это гореть изнутри, мучительно оглядываясь назад. * * * ― Ты разочаровал меня, Руслан, ― суровый взгляд отца был тяжелее наковальни. ― Все, что ты должен был сделать с самого начала ‒ это связаться со мной. Но ты решил скрыть свой поступок, и последствия не заставили себя ждать. Я позабочусь о том, чтобы это видео никто не увидел. Денис тоже свое получит, в этом ты можешь не сомневаться. Что же касается тебя… ты знаешь, что тебя ждет за пренебрежение моими приказами. Он не раз предупреждал, что если я нарушу свое слово, он не только лишит меня денег, но и отправит в то же военное училище, которое сам заканчивал ‒ говорил, что это будет не столько наказанием, сколько жесткой воспитательной мерой. ― Я думал, что вырастил тебя достойным человеком, ― медленно покачал головой, ― но, видимо, эта вседозволенность не пошла тебе на пользу. Тебе придется смириться с последствиями собственных поступков. Я был готов смириться и худшими последствиями, потому что ни одно наказание не могло сравниться с тем, что в этот момент происходило в моей душе. Мое сердце очистилось от тьмы ‒ всего за какое-то мгновение. Это ли не чудо? Никогда еще я не ощущал с такой силой этот свет ‒ как очищающий огонь, раскаянье выжгло из меня все лишнее и ненужное. В ретроспективе я видел все свои поступки. Вспоминал, как говорил себе, что жестокость ‒ это плата за силу, гарантия, что все будет происходить по-моему. Но конечно, все это время я просто тешил свое эго. Наслаждался властью. И о чувствах других людей нужным думать не считал. Она не говорила мне что любит, потому что не видела от меня ничего кроме нетерпеливого жадного эгоизма. Не могла оправдать тьму, которую ощущала в моей душе. И больше я ее в этом не винил. «Если любишь ‒ отпусти…» Никогда не мог понять смысла этих слов ‒ по крайней мере, до конца. И вот, наконец, я понял. Когда твое присутствие рядом с любимым человеком приносит ему одни страдания, ты отпустишь его. Отпустишь… и в этом не будет слабости. Для того чтобы отпустить того, кого любишь, нужна нечеловеческая сила. А для того, чтобы признать пороком то, что ты считал своей сутью, нужно взглянуть на себя глазами чистой и сильной девушки, стольким пожертвовавшей ради тебя. * * * Арина В этой больнице у меня не было ничего своего ‒ некому было передать мне посылку с вещами, с тем же мягким теплым халатом и тапочками, с всякими вкусностями. А ведь я провела в ней уже больше недели. У меня с собой не было ни книг, ни телефона, ни домашних заданий. Ничего, что помогло бы мне хоть как-то скоротать это время. Все, что я могла, это беспрерывно думать, размышлять о том, что в моей жизни пошло не так, и мысли превратились для меня в нескончаемую пытку. Эти коридоры с поручнями, проложенными вдоль белых, покрашенных масляной краской стен, и столовая, и безрадостный вид из окна, все высасывало из меня жизнь. Я шла в свою палату, так толком и не пообедав ‒ в меню на сегодня был куриный суп и рыба путассу с гарниром из рисового клейстера. Рис кое-как проглотила, а остальное съесть так и не смогла себя заставить. Больше всего на свете я хотела вырваться отсюда, и это желание постоянно ежесекундно мучило меня изнутри. Но что будет, когда я вернусь обратно в школу? Как я буду пытаться восстановить свою жизнь из руин? У меня не было ответа на эти вопросы. Но тут я открыла дверь в свою палату… и увидела его. И в его черных глазах не было ни злости, ни ненависти, ни ярости. Только любовь и понимание. ― Ариша, ― протянул ко мне руки. В этот момент во мне что-то надломилось, не выдержав напряжения. Все, что я пережила за эти дни, разом на меня навалилось, и по моим щекам полились слезы. ― Руслан… ― я бросилась ему навстречу. Он обнял меня, и как только я оказалась в его руках, моя жизнь озарилась светом. И больница перестала казаться мне адом, и будущее перестало меня страшить. Я думала, что он никогда меня не простит. Даже не станет слушать моих оправданий. И именно это и мучило меня все это время. Только это, и больше ничего. ― Знала бы ты, как мне жаль, ― сказал, зарывшись в мои распущенные волосы. ― Я не хотела, я не… ― Тише. Я все знаю, ― погладил меня по спине и сжал крепче. ― Мне жаль. Мне жаль не только потому, что все, все произошло по моей вине. Не только потому, что я не стал тебя слушать. Не только потому, что из-за меня ты чуть не умерла. Я просто сожалею. Ведь если бы не я, и не мой паршивый характер, все было бы иначе между нами с самого начала. Если ты больше никогда не захочешь меня видеть, я это пойму. Если захочешь вернуться к родителям, поехать в Пакистан… ― он словно не смог заставить себя закончить предложение. Я только замотала головой и прижалась к нему еще крепче. Мысль о том, чтобы уехать от него, причинила мне физическую боль. Так мы и стояли, обнявшись, долго, очень долго, и все-таки недостаточно.