— Еду с тобой. — Не думаю, Джесс, что это хорошая мысль. Только не прямо сейчас. Что, если этот тип убил сначала свою жену, а затем и дочь? Если он решит, что я ему не поверил, все пойдет наперекосяк. — Это маловероятно, раз есть вторая жертва, и… — Не уговаривай. Я свое решение принял. Ярдли вздохнула. — А что, если девочка потрясена смертью матери и сбежала, давая выход своим чувствам? — Возможно. Но лучше перестраховаться, чтобы потом не раскаиваться. — В любом случае позвони, когда соберешься встречаться с ним. Положив трубку, Ярдли открыла досье на Фарр, собираясь проверить, не убегала ли ее дочь в прошлом из дома, но тут у нее завибрировал сотовый. Это была Ривер — Ярдли дала свой номер на тот случай, если ей что-либо понадобится. Она поступала так с жертвами всех преступлений, которыми занималась. — Джессика. — Привет, это Энджи. Извини, что звоню на сотовый… Не отрываю, а? — Нисколько. Что там у тебя? — Я сейчас кое-что вспомнила… про тот день. Мне это приснилось ночью, но, проснувшись, я поняла, что это был не сон. — Сейчас попрошу агента Болдуина… — Нет. Я хочу сказать… Пойми меня правильно, он очень вежливый, не говоря о том, что он горячий, но мне с ним неуютно… То есть мне гораздо уютнее с женщиной. Мужчины обращаются со мной как с сумасшедшей. Считают меня чересчур эмоциональной. Что для них лишь отговорка, чтобы не обращать внимания на мои слова. — Понимаю. — Ярдли обвела взглядом свой кабинет. Она перебирала дела, собираясь отправить часть в архив, а остальные передать Джексу. Посадить посетителя было негде, а ей хотелось поговорить с Ривер лично. — Мы можем встретиться на Стрип? * * * В середине дня Стрип не был заполнен туристами, но от улиц исходил испепеляющий зной, отчего Ярдли казалось, что ее запекают в духовке. — Выглядишь отлично, — сказала Ривер, когда они остановились у пешеходного перехода, дожидаясь зеленого сигнала. — Жаль, у меня не бывает повода надеть костюм. — Поверь мне, я предпочла бы легинсы и топ, как ты. — Да, но, наверное, к человеку относятся гораздо серьезнее, когда он так одет. Мне постоянно приходится выслушивать всякие непристойности из-за своего вида. — И мне тоже, — усмехнувшись, сказала Ярдли. — По-моему, мужикам нет особого дела до того, как мы одеты. Они пересекли улицу, и мужчина, стоявший перед казино, попытался уговорить их заглянуть внутрь ради халявной выпивки. Женщины вежливо отклонили его предложение, но он еще какое-то время шел следом за ними, прежде чем переключиться на другую жертву. — Я люблю солнце и тепло, — сказала Ривер. — Когда мне было пять лет, родители перебрались в Аляску. Там зима длится десять месяцев, так что для меня везде, где солнце и песок, рай. — Когда ты приехала сюда? — В семнадцать. Я убежала из дома, не оглядываясь назад. Проехала автостопом через всю Канаду и очутилась в Сан-Франциско, в крохотной квартире вместе с поэтом. Я работала официанткой в двух местах, чтобы нас содержать, а он сидел дома и писал стихи — должна сказать, очень дерьмовые. Она хихикнула, и Ярдли улыбнулась. — Я посмотрела на твоего бывшего, — сказала Ривер. — Он был художником, правильно? Ярдли с трудом сглотнула, потому что во рту у нее внезапно пересохло. Она уставилась себе под ноги. — Извини! — спохватилась Ривер. — Мне надо вырвать язык. — Нет, ты ни в чем не виновата. Просто я не привыкла говорить о нем. Он был художником, но, в отличие от твоего поэта, весьма успешным. — Ярдли проводила взглядом молодую парочку, которая прошла мимо, держась за руки, источая запах спиртного. — Когда мы познакомились, я была фотографом, и он всегда поддерживал меня. Уговаривал оставить все прочие занятия, потому что искусству нужно отдаться полностью, если хочешь чего-нибудь добиться. Нужно принести себя ему в жертву, чтобы создать что-то неповторимое. — Ого! Глубокая мысль. Ярдли кивнула. Они остановились на перекрестке рядом с «Дворцом цезарей»[9], наслаждаясь прохладой, веющей от фонтана. — У него было потрясающее понимание жизни, я такого больше никогда не встречала. Он разбирался в людях и в их мотивациях так, что ему позавидовали бы лучшие психологи, с кем мне доводилось работать. Вот что делает его таким страшным. Он знает, кто мы такие. Благодаря этому сам мог стать кем угодно, но пожелал стать тем, кто есть. Никакого ужасного детства, никаких издевательств, никаких психических расстройств. Он сознательно выбрал стать чудовищем. — Ты правда веришь в это? Что он сам сделал свой выбор? Не думаешь, что мы уже рождаемся такими, какими станем? Я хочу сказать, быть может, вселенная делает нас такими, какими хочет? — Эдди убивал, потому что это доставляло ему наслаждение, — Ярдли покачала головой, — а не потому, что его рукой двигала вселенная. — Взглянув на статую Августа, она сказала: — Если ты ничего не имеешь против, я бы предпочла поговорить о чем-нибудь другом. — Милая, я вовсе не собиралась тебя пытать. Честное слово. Извини. — Всё в порядке. Просто… бывают дни, когда говорить об этом особенно тяжело. Остановившись, Джессика тихо застонала, растирая виски. — Не возражаешь, если мы где-нибудь сядем? На меня иногда накатываются приступы головной боли. Усевшись на скамейке перед закусочной, они какое-то время молчали. — Ну, давай переменим тему, — наконец сказала Ривер. — Ты говорила, у тебя есть дети? — Дочь. Ей семнадцать. — Что она из себя представляет? — Учится в университете Лас-Вегаса. Таких называют савантами[10]. Моя — хорошо адаптированный в общесте савант. — Ярдли улыбнулась. — По-моему, она считает своей задачей заботиться обо мне. Ривер помолчала, уставившись на асфальт. — Не думаю, что у меня когда-либо будут дети… — Она проводила взглядом молодых парней, которые проезжали мимо в «Кадиллаке», окликая прохожих. — Хочешь узнать, что мне приснилось? — Если ты готова говорить. Ривер кивнула. — Это было ужасно. Когда я проснулась, ночная рубашка прилипла к телу. Промокла от пота насквозь. Такого со мной никогда раньше не было. — Что тебе приснилось? — Когда я выходила из торгового центра на стоянку, было… ну, около десяти вечера, как-то так. Так что уже полностью стемнело, но я оставила машину у фонаря. Подошла к ней, открыла дверь брелоком — и тут почувствовала жуткую боль в затылке, и все вокруг безудержно закрутилось. После чего я очнулась на столе с забинтованным лицом. Но я сосредоточилась на последней секунде перед болью и во сне увидела все четко. — Что ты увидела? — Перед тем как сесть в машину, я посмотрела на окно и увидела в стекле отражение. Ярдли внутренне напряглась, однако внешне попыталась сохранить бесстрастное спокойствие. — Ты увидела лицо? — Нет, — Ривер покачала головой. — Все произошло слишком быстро. Лишь мелькнувший образ. Проснувшись, я решила, что это был кошмарный сон, что мне это приснилось, но это было слишком реально. Уверена, это был он. — Что на нем было надето? — Не знаю. Кажется, что-то черное, но я видела только выше пояса. — Разглядела цвет волос? Расу? — Нет. Увидела движение руки, и на этом все оборвалось. Я не запомнила ничего такого, что поможет его описать… — Она задумалась. — На стоянке были люди. Но он подошел прямо ко мне, даже не глядя на них. Он выбрал именно меня… — У нее задрожали руки. — Твою мать! — пробормотала Ривер, сплетая их на груди. — Все в порядке, Энджи. Та покачала головой. — Я учу своих подопечных миру и гармонии, учу использовать энергию вселенной, чтобы исцелять себя, но саму, когда говорю об этом, трясет. — Ты ни в чем не виновата. Это реакция твоего мозга. Он продолжает обрабатывать травму, и все, что ты делаешь, совершенно нормально. — Вот только выглядит это совсем ненормально… — Ривер шумно вздохнула. — Что, если он уже давно следил за мной? Это означает, что он знает, кто я, скорее всего, знает, где я живу и работаю… Он ведь придет снова, правда? Ярдли ответила не сразу.