Наконец Боб добрался до Гровердейл-роуд — узкой улицы, застроенной скромными домами, владелец каждого из которых на время превратил свой двор в автостоянку. По сохранившимся кое-где объявлениям Боб определил, что такса составляла сотню долларов за ночь. И многие с радостью выкладывали деньги, и вот теперь они сидели в своих машинах, захлестнутые горячим варевом света, пыли, выхлопных газов, табачного дыма и человеческого пота. Машины стояли вплотную, бампер к бамперу, но Боб довольно быстро продвигался по самой обочине, где асфальт растворялся в траве, а пешеходы сторонились, пропуская его. Он очутился в ярко освещенном тупике, не представляя, куда двигаться дальше. У него возникло ощущение, порожденное то ли новым, зловещим качеством отзвуков, то ли появлением какой-то сырости в знойном воздухе, что где-то впереди, совсем близко, находится гора, огромное зеленое препятствие. В промежутках между домами Боб мельком видел всполохи огня в деревне НАСКАР и множество машин различных чрезвычайных служб, которые тщетно пытались пробиться сквозь заторы. Никто не имел ни малейшего представления, что происходит. Боб даже порадовался, что у него нет радиосвязи, потому что эфир наверняка был забит безумным мельтешением обрывочных сведений, вопиющих заблуждений, ошибочных советов, командирского тщеславия и упрямства. Наверное, это напоминало радиосвязь во время большого наступления в той далекой сказочной стране под названием Вьетнам, о которой все давно успели забыть, но которая по-прежнему жила в сердце у Боба, делая его тем, кем он был. Он протиснулся между двумя домами, отчаянно работая рукоятками тормоза и сцепления, переключая передачи с первой на вторую и обратно, подавляя истинную сущность мотоцикла, которая заключалась в том, чтобы нестись вперед быстрее и быстрее. Свернув, Боб оказался в каком-то дворе, где на него с опаской уставились люди, столпившиеся вокруг радиоприемника. В его сторону повернулись стволы двух или трех ружей. — ФБР! — заорал Боб, показывая значок. — Как добраться до места сражения? Мужчина в шортах, с бутылкой в одной руке и двустволкой «ремингтон» в другой, махнул рукой вперед, туда, куда и направлялся Боб. — Возьмите их! — крикнул мужчина. — Сейчас я допью пиво и присоединюсь к вам! — Вам лучше оставаться здесь. Вы должны защищать жену, детей и прочую родню. — Слушаюсь, сэр! — ответил мужчина, опускаясь в шезлонг. — У меня во дворе сотрудник ФБР с пулеметом, на «кавасаки». Черт побери, кажется, теперь я повидал в этой жизни все! Боб рванул через ряды кустов в соседний двор, вспахивая колесами мотоцикла землю. Петляя между домами, он оказался на еще более узкой дороге — наверное, это и была та самая Шейди-Брукс-драйв, и ее ширины хватало только для одной машины, а машин этих было великое множество, и все они двигались не туда, куда нужно было Бобу. Но на обочине оставалось свободное пространство, и какое-то время Боб ехал там на третьей передаче, пока дорога не очистилась от машин. Затем он понял почему. Дорога круто поворачивала направо, назад к шоссе, к деревне НАСКАР, а этот маленький мегаполис сейчас полыхал, словно Лондон под бомбежкой. Что-то пробило себе путь через него, сея за собой огонь и разрушения. Однако Боб ясно увидел, что движение в этом направлении ничего не даст, поскольку он лишь попадет туда, где уже побывали его враги. Посмотрев влево, Боб разглядел в бледных отсветах деревья и рассудил, что это, должно быть, подножие горы. Теперь его план заключался в том, чтобы объехать вокруг горы, найти дорогу, по которой поднялись преступники, и последовать за ними. На это ушла целая вечность. Боб не мог развивать большую скорость — дорога была неровной, и ему приходилось петлять из стороны в сторону, объезжая естественные препятствия. К тому же он почти ничего не видел перед собой, и, хотя местность казалась ровной, мотоцикл то и дело трясло на колдобинах, скрытых в высокой траве. Наконец Боб обнаружил какие-то постройки, скрытые у подножия горы, — ангары из листов гофрированного железа, обнесенные проволочной сеткой. Въезд находился с противоположной стороны. Проехав вдоль ограды, Боб увидел выбитые ворота. Пока что еще ни один сотрудник правоохранительных органов не добрался сюда. Распахнув ворота, Боб оказался на ровной дороге и поехал по следам тяжелой машины на колесах с протектором, предназначенным для самого непроходимого бездорожья. Следы уходили за ангары. В конце концов Боб обнаружил просвет в деревьях, за которым начиналась разбитая грунтовая дорога. Висящая в воздухе густая пыль свидетельствовала о том, что здесь совсем недавно проехала большая машина. Судя по всему, именно эта дорога вела вверх. Боб развернулся, отъехал назад ярдов на сто, затем дал полный газ, переключаясь на пониженную передачу. Разбрасывая землю из-под колес, он обогнул валун, въехал в густой лес и начал крутой подъем. Мотоцикл с натужным ревом отчаянно сражался с грязью и силой земного притяжения, увлекавшей его назад. Глава 36 Брат Ричард немного помедлил, наслаждаясь возбуждением момента, чувствуя ногой, лежащей на педали, низкий гул форсированного дизеля, ощущая тончайшую связь с грузовиком через пальцы на рулевом колесе, чувствуя миллион мельчайших постукиваний, вибраций, сотрясений, говорящих о том, что машина загружена, заправлена горючим и готова рвануть вперед. — Ричард, мальчик мой, черт побери, время идет, — напомнил преподобный. — Нет-нет, ты посмотри, хорошенько посмотри, чтобы все отложилось у тебя в памяти. — О чем ты, мальчик мой? Все, что сейчас перед нами, не стоит и комка лягушачьего дерьма, ты только отвези нас на гору! — А для меня это очень важно, старик. Он с улыбкой повернулся к преподобному, и тот впервые увидел, что Ричард совсем обезумел. Преподобный сглотнул комок в горле. Водитель был для него инопланетянином, прилетевшим откуда-то из-за Плутона, непостижимым, высокомерным гением механики и вождения, а теперь еще и это — непонятное яростное желание насладиться гонкой, словно сексом. Ричард подмигнул. — Помнишь Слима Пикенса из «Стрейнджлава»? Черт побери, о чем он говорит? Преподобный решил, что парень окончательно спятил. — Помнишь «йе-хо», прогулку навстречу Армагеддону, бесконечное счастье всего этого?[37] Так вот, старик, пришло время йе-хо! Ричард нажал на газ. С резким толчком, который не смогла смягчить даже усиленная подвеска, тяжелый бронированный грузовик рванул вперед. Первой ему попалась на пути палатка с виски «Джек Дэниелс», огромное сооружение, посреди которого стояли ящики с бутылками. Ричард прицелился и попал в самое яблочко. Он ощутил, как тонкий брезент безропотно уступил, пожираемый ревущим быком-грузовиком, как разлетелись вдребезги бутылки, проливаясь золотисто-коричневым хаосом, искрясь дождем стеклянных брызг, разбросанных во все стороны скоростью большой машины. Это был взрыв виски. Грузовик вырвался на свободу, омытый сорокаградусным напитком, подходящим для того, чтобы лечить простуду, избавлять девственниц от своей ноши, хоронить былые обиды или, наоборот, воскрешать их, а также губить жизнь многих хороших людей как высокого, так и низкого происхождения и быть закадычным другом в долгом полете через грозу. — Ричард, мальчик мой, черт бы тебя побрал, ты должен только поднять нас на гору. Не нужно ничего крушить. Но у Ричарда были другие планы, и преподобный внезапно понял, что главным пунктом в повестке дня было это триумфальное шествие через цивилизацию НАСКАР. — Видишь, как полетели перышки? — заорал Ричард, и его глаза вспыхнули заревом химических процессов, пылающих в мозгу. — Ну, сами виноваты, нужно было спасаться бегством! Он определенно сошел с ума; в особенности так казалось ограниченному Олтону Грамли, не понимавшему, что Ричард повторяет слова героя Бо Хопкинса из сцены первой перестрелки в кинофильме «Дикая банда», что он превратился одновременно в героев Холдена и Боргнина. — Поехали, — сказал Ричард и тотчас ответил самому себе: — А почему бы и нет? После чего издал смешок психопата, как и Голландец в исполнении Боргнина в кино много лет назад. — Ричард, Ричард, у нас нет времени! Но тут Ричард врезался в пьедестал перед павильоном «Тойоты», на котором в двадцати футах над землей была установлена оранжевая «тойота камри». Он въехал в пьедестал не лоб в лоб, а нанес удар вскользь, чтобы сбросить машину на землю. Его скромный замысел увенчался успехом, и элегантная машина свалилась передом вниз и опрокинулась, словно перевернутая на спину черепаха. Ричард продолжил войну с японцами, срезав угол павильона «Тойоты», похожего на футуристический аэропорт, и его удар был так хорошо рассчитан, что половина крыши рухнула вниз, погребая под осколками стекла выставленные внутри машины. Дав газу, Ричард несся вперед, сбивая то одну палатку, то другую. Детали не имели для него значения; он восторгался зрелищем людей, которые в ужасе разбегались во все стороны, освобождая дорогу обезумевшему грузовику. Наконец Ричард занял идеальный угол, чтобы пройтись по ряду магазинов, посвященных гонщикам, по скоплению прицепов, превращенных в сувенирные лавки, в которых продавались героические портреты этих великих людей, копии их кожаных костюмов, бейсболки, книги и прочие реликвии. Ричард утопил педаль в пол, наслаждаясь происходящим. В этот момент он с изумлением понял некую фундаментальную человеческую истину. Не он один сейчас смотрел на это олицетворение торговли, денег, капиталистических отношений, испытывая непреодолимое желание уничтожить все. Ему нравилось крушить, однако то же самое можно было сказать про многих американцев. И теперь за ним наблюдали сотни, а то и тысячи. Да, мамаши с детишками и старики разбежались. Но молодые, основная демографическая прослойка НАСКАР, возраст от четырнадцати до тридцати шести, южане, мужчины, имеющие постоянную работу, обладающие татуировками (не меньше трех), любящие пить, курить, трахаться и драться, — они остались. Каким-то образом они учуяли, что здесь сейчас разыграется представление, и собрались тысячами, чтобы поглазеть на него. — Старик, ты слышишь? — спросил Ричард. Преподобный слышал. Сначала это звучало тихо, неразборчивым ропотом, но постепенно набирало силу, превращаясь в зычный скандирующий призыв «Пошел, пошел, пошел!», и наконец стало «ПОШЕЛ, ПОШЕЛ, ПОШЕЛ!!!» Что-что, а Ричард знал, как подыграть толпе. Он дал полный газ. Рев достиг предела, перед ветровым стеклом замельтешила скорость, и грузовик содрогнулся, встретив первое препятствие. Тяжелая машина неслась вперед, виляя чуть вправо, чуть влево, подбрасывая высоко в воздух то, что попадалось ей на пути, иногда единым целым, иногда россыпью отдельных предметов. Ричард выписывал идеальный зигзаг разрушения, врезаясь в прицепы, которые опрокидывались, подскакивали или просто стыдливо разваливались на части. В тридцать оглушительных секунд «ряд гонщиков» превратился в ряд линкоров в гавани Пирл-Харбора после налета первой волны японских пикирующих бомбардировщиков. Для полного триумфа самурай Ричард-сан протаранил банкомат, стоявший в конце строя грузовиков, и во все стороны полетели доллары. Ричард услышал восторженные крики толпы. Посмотрев в боковое зеркало заднего вида, он с сожалением констатировал, что ему не удалось разжечь ни одного пожара, хотя он и свалил на землю какие-то электрические провода и теперь они лежали, кровоточа искрами, одновременно опасные, прекрасные и зрелищные. Вдруг в одном месте что-то воспламенилось, вспыхнуло и заплясало пламя, по крайней мере на одной стороне «ряда гонщиков», и вскоре многие из поверженных фургонов занялись огнем. Черт побери, как же это было хорошо! Но будет ли еще лучше? — Ричард, мои бедные Грамли в кузове, они не пристегнуты ремнями! — Головы у них достаточно крепкие, не расколются! Ни с одним Грамли ничего не случится, если трахнуть его по черепу. Но хорошо, давай поедем. Ричард подъехал к маленькому мостику через ров, который в свое время был перегорожен бетонными столбиками, врытыми в землю. Одной из второстепенных задач Грамли было прийти сюда во время гонки и вытащить столбики. Ричард переехал по мосту, поднялся чуть вверх и снова оказался на ровном пространстве, полном соблазна. Автодром оставался в полумиле позади, гора находилась в полумиле впереди, а сооружения по эту сторону канавы не были такими внушительными. — Ричард, пошел! — заорал старик. Здесь уже такой радости ждать нечего. Тут были одни палатки и хлипкие навесы, алюминиевые стойки, брезент и веревки, отображающие нижнюю сторону денежной пирамиды НАСКАР. Не корпоративная мощь, а кочевое предпринимательство, довольствующееся крохами. — Хо-хо, — пробормотал Ричард, — не думаю, что здесь что-нибудь загорится или замкнет. А жаль. — Ричард, вовсе не обязательно все комментировать. Это не кино, черт возьми! — О, ты ошибаешься, старик, это самое настоящее кино. Ты — актер Томми Ли Джонс, некогда добродушный и очаровательный, а теперь старый и усталый. Я — Кевин Костнер, не чувственный Кевин, но суровый. Калеб у нас Марки Марк,[38] и, может быть, где-то есть герой, который расправится со всеми нами, но Клинт Иствуд удалился на покой, а его место никто не занял, так что, пожалуй, никакого героя не будет. После всех этих важных замечаний Ричард наконец согласился заняться своим делом и с ревом промчался по второстепенным владениям НАСКАР, без особого веселья, не обращая внимания на происходящее вокруг, словно его одолела скука. Хлипкие сооружения, заживо пожираемые мощным инкассаторским бронеавтомобилем, хрустели, трещали и лопались, и никакие стопки шляп и флажков Конфедерации китайского производства, никакие пирожки, никакие зажаренные на углях ребрышки и колбаски не могли устоять перед его натиском. Взрывалось пиво, опрокидывались прилавки, взлетали в воздух палатки, освободившись от порванных веревок, однако величие предыдущих минут бесследно исчезло. Как спектакль это было полным провалом. Эстетические чувства Ричарда были оскорблены, он угрюмо катил вперед. Однако как тактический маневр замысел Ричарда был гениален, и вскоре это стало очевидно. Ни одно четырехколесное транспортное средство просто не могло преследовать грузовик, потому что Ричард оставил позади сплошной хаос, и было ли это сделано умышленно или нет, движение толпы, мечущейся во все стороны, расступающейся перед бронеавтомобилем и плотно смыкающейся за ним, наглухо перекрывало все пути. Опять же, немногие дороги, проходившие мимо деревни НАСКАР, были непроходимы, забитые людьми, спешащими покинуть опасное место, а не вернуться в него. Многие бросили свои машины, увидев объятые паникой толпы и наслушавшись рассказов про пулеметы, вооруженных повстанцев, террористов, ку-клукс-клан и бандитов. Так что в этой обширной толчее только бронированный грузовик сохранял способность двигаться, исключительно благодаря своей беспощадной силе. Он мог снести что угодно на своем пути, он мог задавить кого угодно, он был лишен разума, Моби Дик, оказавшийся на суше, Годзилла, Чудовище из подводных глубин, видящее в человеческих существах лишь насекомых, которых нужно безжалостно давить. Это был дизельный нигилизм на четырех колесах, ведомый продажностью, психическим расстройством и бешеной яростью сыновей, которые разочаровали своих отцов, и остановить его было невозможно. Ричард ехал, сметая все на пути. Народ радостно плясал вокруг, кое-кто бросал в грузовик бутылки пива, не для того, чтобы его задержать, а просто чтобы принять участие в безудержном веселье этой ночи. Время от времени слышался жалобный писк полицейской пули, отлетевшей от толстой брони. В дальнем конце деревни НАСКАР наступила разрядка. Ричард нашел грунтовую дорогу, ведущую к огороженным ангарам у подножия горы, набрал скорость и разметал проволочное ограждение циклоном своего «форда», после чего понесся вдоль горы, которая предстала перед ним уклоном, затянутым пеленой деревьев. — Вот он! — закричал старик. И действительно, впереди черной аркой показался просвет между деревьями, за которым начинался серпантин, ведущий на вершину, сверкающий невысыхающей грязью десятков горных ручейков, всеми забытый, оставшийся с того далекого времени, когда на горе занимались заготовкой дров. — Вот здесь ты сможешь отработать все те деньги, черт побери, что мы тебе заплатили! — Ты думаешь, в Америке найдется человек, способный поднять такую тяжелую колымагу по такой крутой и извилистой дороге? Что ж, есть один такой, и он трижды подряд побеждал в гонках на склонах горы Пайкс-Пик, а также в других горах, проделывал это на мотоциклах, джипах, тракторах, здоровенных грузовиках и, черт побери, даже на детских картах. — Мальчик, ты лучше принимайся за дело. — Держись, дедуля, лифт едет вверх! Ричард рванул вперед. Другой на его месте расплакался бы. Но только не Калеб. Его разбитый нос кровоточил, и он чувствовал себя словно шарик кукурузы в автомате для приготовления попкорна: его швыряло туда и сюда, что очень неприятно, когда у тебя в руках винтовка весом тридцать фунтов. — Будь он проклят, этот сукин сын, попадись он мне только в руки! — успел прокричать другой летящий Грамли, перед тем как врезаться в стену, в острый угол полки или в любую другую из десятка твердых поверхностей внутри кузова. — Этот долбаный член поступает так, потому что считает себя особенным, это он так шутит над нами, бедными глупыми Грамли! — Он нас за людей не считает! Другими словами, тем, кто находился в кузове, приходилось несладко. Пятеро Грамли были обременены пистолетами-пулеметами, бронежилетами, запасными магазинами, их пугала темнота, клаустрофобия. Они чувствовали себя как в подводной лодке, которую долбят глубинными бомбами японцы. Ребят швыряло то в одну сторону, то в другую, при этом они ничего не видели. В довершение по всему кузову тяжелыми подушками летала шрапнель в виде тридцатифунтовых мешков с купюрами. При попадании эти мешки причиняли сильную боль, и они могли обрушиться в любой момент, с любой стороны. Кроме того, во мраке стальной коробки летали контейнеры с ужином, несколько банок диетической кока-колы и бог знает что еще, и хотя рессоры были толстые и прочные, они нисколько не защищали от превратностей тряски и качки — следствия отмщения, которое Ричард обрушил на НАСКАР, виновную в том, что она была НАСКАР. Там, в кузове, был нужен герой, человек силы. Но там были одни лишь Грамли, движимые алчностью, жадные до ощущений, лишенные мозгов с помощью научной селекции, так что героя среди них не было. Никто не подал свой спокойный, рассудительный голос, даже Калеб: этот несчастный воин старался по возможности сидеть неподвижно, сжимая огромную винтовку «барретт» 50-го калибра, пытаясь дышать через кровь и мечтая о том, как он ударит прикладом по чужой, преображенной голове Ричарда и насладится тем, как она расколется пополам. Остальные переносили муки езды исключительно за счет собственной низости, за счет такой же жажды измочалить Ричарда, когда все останется позади, и мечтаний о добыче, шлюхах, наркотиках и прочих удовольствиях Грамли.