— Нет, мой мальчик. Я передумал. Слишком велик риск. Нам предстоит большая работа. А сейчас я хочу, чтобы вы с Верном отправились в Бристоль. Уверен, этот старик поселился в квартире своей девчонки, адрес у меня есть. Ждите его там. Когда большая работа будет выполнена, старик вернется туда. Вот тогда-то вы его и прикончите, и дело будет сделано, как подобает Грамли. — Да, сэр. Означает ли это, что, поскольку мы не будем участвовать в большой работе, мы не получим свою долю… — Нет, не означает. Вы полностью получите то, что вам причитается. Просто вы не вернетесь в лагерь, потому что после дня гонок нас там больше не будет, мы разлетимся на все четыре стороны. Вы перезвоните мне через неделю, и я отдам вашу долю. Как и было обещано. — Спасибо, папа. — Ты меня понял? — Понял, сэр. Эрни захлопнул телефон. — Ну, что делаем? — спросил Верн. — Кури, если у тебя есть, — ответил Эрни, доставая сигарету. Глава 23 Боб наградил себя хорошим сном, без чего вынужден был обходиться последние два-три дня. Ему пришлось дать показания в управлении шерифа, и он вернулся в мотель уже после полуночи. Боб подпер стулом дверную ручку, чтобы задержать непрошеных гостей, положил под одеяло подушку, изображающую спящего, и устроился в ванне, не разуваясь, подложив под голову «кимбер» 38-го калибра. Спал он долго и крепко, хотя один раз ему приснился его отец, говоривший, как он разочарован в том, каким человеком стал Боб. Однако этот лейтмотив звучал так часто, что больше его не тревожил. Такова была расплата за счастливую привилегию быть сыном великого Эрла Свэггера. Боб проснулся в десять утра, принял душ, сменил повязку на ободранном колене, проверил синяки под глазами, убеждаясь, что они несколько уменьшились, принял три таблетки ибупрофена, затем переоделся в свежие джинсы и тенниску. Вместо завтрака он ограничился кофе, приготовленным в имевшейся в номере кофеварке. После чего пришло время заниматься делами. Сначала Боб позвонил жене. — О, привет! — ответила Джули, и по ее радостному голосу он понял, что произошло что-то хорошее. — Ники пришла в себя? — Приходила. Почти на целую минуту. Она уселась в кровати, посмотрела на меня и сказала: «Привет, мама». Потом улыбнулась Мико и сказала: «Привет, сестренка». После чего легла и опять провалилась туда, где находилась все это время. — О, замечательно! Это самая лучшая новость! А что говорят врачи? — Что именно так и возвращаются из комы. Никогда не бывает: «Привет, что у нас на завтрак? Пойдем в кино». Всплывать из мрака приходится очень медленно. Скорее всего, еще несколько дней Ники будет приходить в себя лишь на короткое время, и только потом сознание окончательно к ней вернется. В общем, врачи настроены очень-очень оптимистически. Иногда бывает, что больные не могут ничего вспомнить, но Ники узнала меня и Мико. О, это прекрасная новость! Когда ты сможешь сюда приехать? Было бы так здорово, если бы ты присутствовал, когда Ники окончательно очнется. — Ну, черт возьми, я постараюсь. К сожалению, тут остались кое-какие дела, кое-какие вопросы, с которыми мне нужно разобраться. — Вчера ночью у вас там опять стреляли. — Лично я не сделал ни выстрела. Больше того, мое оружие по-прежнему лежит в багажнике. Я вышел из всего целый и невредимый, если не считать ободранного колена и распухшей головы. Меня даже назвали героем, и какая-то телестудия захотела взять интервью. Я посоветовал обратиться к моему пресс-секретарю. В общем, через какое-то время я перезвоню. А ты по-прежнему постарайся мне не звонить. Я просто не знаю, где я буду, и звонящий телефон может прийтись некстати. — Хорошо. Но пожалуйста, приезжай скорее. О, я так рада! — Новость замечательная, моя прелесть. Затем Боб снова позвонил Нику Мемфису. Но Ник не ответил. Черт побери, куда он подевался? Это было не в его духе — исчезать бесследно. Может быть, он уехал за границу? В общем, Боб снова оставил то же сообщение. Потом он позвонил Терри, продавцу бакалейной лавки, чтобы узнать, как у него дела, но тот тоже не ответил. Боб оставил сообщение. Через секунду раздался ответный звонок. — У тебя все в порядке? — спросил Боб. — Держишься? — Сэр, это было здорово! Меня уже сотню раз показали по «ящику», звонил какой-то продюсер из Голливуда, обо мне написали во всех газетах. Это ничего? Я правильно себя веду? — Молодец, суши сено, пока жарит солнце. Ты ничего не должен ни мне, ни кому бы то ни было еще. Так что выжимай все, что сможешь. Если хочешь, Терри, я больше не буду звонить. — Нет-нет, сэр, звоните. Я хочу знать, что происходит, и, может быть, мне понадобится ваш совет. К тому же мне стыдно, что меня называют героем… — А вот это отличительная черта настоящего героя. Все герои так себя чувствуют. Я на своем веку знавал нескольких. И не обманывай себя: ты не побоялся вступить в схватку с двумя вооруженными бандитами, ты оглушил одного из них, повалил на пол и действительно одержал победу, а я же лишь несколько раз нажал на спусковой крючок. Ты настоящий герой, сынок. Даже если сам в это не веришь. А все остальное — несущественные детали. — Да, сэр. — Ну а насчет кино я тебе ничем не могу помочь. Знаю только, что там полно шустрых прохиндеев, так что лучше хранить бумажник подальше. Но если у тебя будут какие-нибудь неприятности, если к тебе будут приставать, не стесняйся, звони мне. И будь осторожен. Эти преступники работали на кого-то другого. Ты все понял? — Да. Следующим был звонок Чарли Уингейту, молодому гению из компьютерного магазина. — Для меня ничего нового, Чарли? — Мистер Свэггер, насколько я могу сказать, жесткий диск полностью сгорел. Боюсь, кроме того обрывка, я ничего не смогу восстановить. За такую мелочь я с вас ничего не возьму. — О нет, возьмешь. Ты выставишь мне счет за целый день напряженной работы, по высшему разряду, и ни цента меньше, понятно? — Да, сэр. — А теперь я хочу, чтобы твой мозг занялся еще одной проблемой. Ты что-нибудь смыслишь в Библии? — Почти ничего. — Ну и я тоже. Но тут всплыла одна вещь, имеющая отношение к отрывку из Библии. Марк, глава два, стих одиннадцать. Это где Иисус исцеляет калеку и говорит ему: «Вставай и иди домой». — «Мой фюрер, я могу ходить»,[28] — сказал парень. — Да, что-то вроде того, — подтвердил Боб, понятия не имея, о чем идет речь. — Так вот, я хочу, чтобы ты рассмотрел это со всех точек зрения, какие только придут тебе на ум. Может быть, имеет значение число «два-одиннадцать»? Может быть, имеет значение номер страницы в Библии, я сам не знаю, какая она? Что говорится об этом в комментариях? Каковы различные интерпретации? Есть ли какое-нибудь слово, имеющее разные значения в том древнем языке, бог знает каком, на котором был написан оригинал? — В арамейском. — Да, замечательно. Не может ли это быть каким-то кодом? Где еще упоминается это событие? Нет ли каких-нибудь картин или чего-то еще, посвященных ему? Все, что угодно. Ты умный, ты понимаешь, что я имею в виду. — Я постараюсь. — Ты знаешь свой город? — Прожил здесь всю жизнь. — Отлично, может быть, есть какая-то связь с этим городом. Не знаю, в общем, прояви творческий подход, выйди за рамки, представь, что это вопрос на миллион. Мало ли что тебе придет в голову! — Да, сэр. Боб окончил разговор, но не успел он положить телефон, как тот зазвонил снова. Взглянув на номер, Боб понял, что это личный номер Мэтта Макриди, молодого гонщика НАСКАР! Разве главная гонка не завтра? — Да, Мэтт? — Здравствуйте, комендор. Как у вас дела? — Постарел всего на неделю по сравнению с нашей последней встречей, но кажется, что прошло уже сто лет. — Время летит! Это единственное, что быстрее моего «чарджера». — Единственное. — В общем, я тут думал и соображал, и, похоже, у меня для вас кое-что есть. — Говори, сынок. — Следы колес, металлических, расположенных близко, что-то связанное с гонками? Ну, есть одна штука. Ее постоянно видишь в боксах, она везде… как это слово… всюдусущная? — Гм, не знаю такого слова. — Тут Ред подсказывает, «вездесущая». Точно, она вездесущая. — Ладно, черт побери. Надеюсь, я не забуду. Вездесущая. Повсюду. — Так вот, это следы гидравлического домкрата. — Для замены колес? — Совершенно верно, сэр. Гонка зависит не только от одного водителя. Часть искусства побеждать в этой игре — работа команды с машиной. У меня отличная команда, Ред прекрасно вышколил этих ребят. Они заправляют бак, добавляют масло в двигатель и меняют колеса меньше чем за пятнадцать секунд. Слаженность, с какой они работают во время пит-стопов в день гонок, подобна балетной хореографии. И ключом к смене колес, естественно, является домкрат. Это огромная тяжелая штуковина, сплошная сталь, гидравлический привод, цилиндры, заполненные машинным маслом. Весит около пятидесяти фунтов. Установлен на стальных колесиках шириной где-то с дюйм. Домкрат поручают самому сильному, самому крепкому жеребцу в команде. Он быстро перетаскивает домкрат через стену, подкатывает к колесной нише и отрывает машину от земли. Тем временем парень с пневмоключом начинает откручивать гайки, когда колеса еще не поднялись полностью. Парень с ключом освобождает место, подбегает другой и хватает гайки; в этом заключается вся его работа — держать гайки. Двое других срывают с оси стертое колесо, откатывают его в сторону и ставят вместо него новое, которое им уже подкатили двое других ребят. Парень с ключом туго затягивает гайки, домкратчик опускает машину, и вся команда сломя голову бросается к другому колесу, чтобы повторить то же самое. Толковая команда может полностью «переобуть» машину за пятнадцать секунд, и если после гонки — неважно, чем она завершилась, победой, поражением или разбитой машиной и пожаром, — взглянуть на их руки, то ладони, запястья и особенно пальцы у них будут стерты до крови. Но они ребята крепкие, им на это наплевать. — Я все понял. И они катают эту штуковину по маслу и воде, и та оставляет повсюду на асфальте следы шириной дюймов шесть-восемь? — Можно в этом не сомневаться, сэр. — Значит, если бы ты увидел целую паутину таких следов, что бы пришло тебе на ум? Кто-то учится быстро менять колеса? — Ну, я подумал бы именно это.