Первый рухнул на пол как подкошенный, так и не успев поднять свой пистолет, с глухим стуком, неестественно смешным на фоне оглушительного грохота выстрелов в замкнутом пространстве. Второй парень оказался не таким уж тупым. Увидев, что его напарник сражен наповал, и сообразив, что они сами стали жертвой внезапного удара, вместо того чтобы застигнуть добычу врасплох, он сместился вбок и исчез за полками консервных банок, прежде чем Боб успел всадить в него пулю. Боб отпрянул назад, используя островок полок в качестве щита, точно так же, как их использовал его противник, сознавая, что это не надежное укрытие, а лишь ширма. И тотчас же воздух заполнился красными брызгами и бриллиантовым дождем стеклянных осколков — уши у всех были заложены, так что шума никто не услышал. Это второй убийца трижды выстрелил вслепую, прикинув, где прячется Боб, и надеясь, что выпущенные наугад пули его найдут. Но Боба не было там, где предполагал его противник, поскольку он сам сместился влево, намереваясь зайти сбоку. Пригнувшись, он выставил из-за укрытия немного своей плоти и приличный кусок хартфордской стали. Убийца, поняв свою ошибку, обернулся, чтобы ее исправить, но тут ему в лицо смачно ударила большая банка маргарина, брошенная по крутой дуге. Преступник отшатнулся назад, затем пригнулся, собираясь стрелять, однако палец Боба уже преодолел большую часть пути. Прогремела еще одна пара сдвоенных выстрелов, на этот раз чуть дальше разнесенных во времени. Одна пуля, пробив желудок, выплеснула несколько кварт кофе и кока-колы и непереваренную яичницу, прошла насквозь и попала в банку растворимого кофе, поднимая облако коричневой пыли; другая вырвала здоровенный кусок легочной ткани и спинномозговой жидкости, раздробив позвоночник. Рухнув на колени, преступник выронил серебристый пистолет, изрыгнул лужу кровавой пены и повалился лицом вниз, задрав задницу кверху, словно упрашивая дать ему пинка. В этой позе он застыл и умер. — Господи Иисусе, — пробормотал парень. — Отличный бросок, — похвалил Боб. — Да я еще ни разу в жизни ни во что не попадал! — Ну, всего на одну секунду ты превратился в Пейтона Мэннинга.[23] Слава богу, это оказалась как раз та самая секунда. — Мне нужно сесть. — Времени нет. Слушай меня внимательно. Мне в своей жизни довелось сражаться бок о бок со многими храбрыми ребятами, в том числе во время трех сроков во Вьетнаме, а также в разных других крутых переделках. Ты по праву стоишь в одном ряду с этими храбрецами. Я счастлив, что мы сражались вместе. — Я… я… мы их одолели. — Да, одолели. А теперь быстро возьми револьвер и выпусти две оставшиеся пули в дверь. Парень дрожащей рукой взял револьвер, явно слишком тяжелый для него, с трудом справился с тугим спусковым крючком и выстрелил один раз, затем второй. — Отлично сработано. Теперь у тебя на руках частицы порохового нагара, и полиция обязательно обратит на это внимание. Слушай, как все произошло. Эти ребята ворвались в магазин с оружием в руках, но ты выхватил из-под прилавка револьвер и открыл огонь, из первых трех выстрелов дважды попал в одного, затем второй выстрелил из-за полок, промахнулся, ты обошел его слева и выстрелил еще трижды. Все понял? — А вы… — А меня здесь не было. Больше ты ничего не знаешь. Увидев двух вооруженных людей в масках, ты выстрелил. Наверняка эти двое числятся в розыске или на них что-нибудь есть. Если за это полагается какая-нибудь награда, она вся твоя. И если ты из этого что-нибудь сможешь вытянуть, не стесняйся, валяй по полной. Ты это заслужил. Вступил в схватку и победил. На твоем месте я бы подобрал ту банку, которую ты бросил, вытер бы ее и поставил на место. Незачем про нее рассказывать. Они стреляли, ты стрелял, и ты одержал победу. Точка. Договорились? — Да, сэр. — Молодой человек, ты отлично поработал. Ты герой, понятно? — Ну, я… то есть… гм, я… — Ладно, я ухожу. Ты прорвешься. Просто повторяй одно и то же, и никто не усомнится в твоих словах. Ничего не изобретай, говори то же самое. Уверен, у тебя получится. — Да, сэр. — Ну а теперь прощай. Я позвоню через несколько дней, проверю, как у тебя дела. — Кто вы такой? — Это не имеет значения. Я тот парень из кино, который уходит без объяснений. — Вы Клинт Иствуд? — Если его так зовут, тогда, наверное, я — это он. Прощай, сынок. Глава 18 Прошло какое-то время, прежде чем стало известно о случившемся. Разумеется, поскольку бакалея Лестера находилась всего в четырех милях по прямой от лагеря Пайни-Ридж, все слышали завывания полицейских машин, спешивших на место. Никто ничего не сказал. Возможно, это было то самое, а возможно, и нет. Кто мог знать правду? Однако время шло, а от Кармоди и Би-Джея не поступало никаких известий. Следовало ожидать, что они позвонят сразу же после случившегося, но, вероятно, ребята, вместо того чтобы возвращаться в лагерь, отправились в город, и сейчас они в каком-нибудь злачном заведении, о котором успели пронюхать, пьют, буянят и лапают шлюх, полные сознания выполненного долга. Но по прошествии двух часов преподобный отправил Верна и Эрни в красном «кадиллаке» Верна по 167-му шоссе — узнать, чем вызвана вся эта шумиха и имеет ли она какое-нибудь отношение к Кармоди и Би-Джею. Через несколько минут раздался звонок. Преподобный взял телефон. — Преподобный отец, мы здесь, у забегаловки Лестера. — И что? — Огромная куча народа, полиция из трех соседних округов, ребята из штата и все такое. Криминалистическая лаборатория, следователь Тельма Филдинг, шериф Рид Уэллс, может быть, даже ФБР из Ноксвилла, телевизионщики, журналисты и корреспонденты всех газет и радио трех штатов, обычное столпотворение. Со всех сторон подъезжают местные жители, привлеченные огнями и суматохой. Они словно чуют запах крови в воздухе. Близко нам подойти не удалось, там все оцепили, но толпа собралась порядочная. — Что говорят? Последовало молчание, словно ни Верн, ни Эрни не хотели сообщать новость первым. Наконец заговорил Эрни: — Тут в толпе говорят, что какой-то юнец вступил в перестрелку с двумя вооруженными грабителями в масках. Убил обоих наповал. Преподобный перебрал другие возможности. — Это ничего не значит. Нет, во-первых, ни один юнец не справится с Кармоди и Би-Джеем Грамли, нет, ни за что, об этом не может быть и речи. Понимаете, требуется случайное совпадение, чтобы руку парня направил какой-нибудь профессиональный снайпер, даже если Кармоди и Би-Джей были заняты тем, что пытались пришить кого-то другого, представив это как ограбление. Уверен, милостивый Господь не заберет у меня двоих Грамли, особенно сейчас, когда до большой работы осталось всего два дня и у меня на счету каждый человек. Так что вы просто… Он умолк, подбирая нужные слова. — Сэр, — снова заговорил Эрни, — дело в том, что, кажется, на стоянке машина Кармоди, я могу разглядеть ее отсюда. Вокруг толкутся копы, они снимают отпечатки пальцев, а рядом эвакуатор. — О черт! Проклятье, адское проклятье, пламя и искры, проклятье! Этого не может быть! — Сэр, я говорю только то, что вижу. — И никаких следов другого человека? Была стрельба, и наши два мальчика погибли, но они ведь укокошили этого старика, правда? Скажите мне, что это так. — Сэр, ни про каких других ничего не слышно. Один только этот убогий продавец, настоящее чмо, но на сей раз он весь в козырях, первоклассный стрелок, не побоялся встать против двоих вооруженных убийц лицом к лицу, дулом к дулу, он выстрелил, и их нет в живых, а он герой высочайшей пробы, твою мать! Преподобный испустил животный рев, проникнутый болью и бешенством, крик израненной души, вой — называйте это как угодно. Один… нет, двое Грамли ушли из жизни. От его вопля содрогнулся воздух, и его потомство и прочая родня выскочили из комнаты отдыха, где они играли в карты, смотрели черно-белый телевизор с дрожащим экраном, пили и просто бездельничали, — выскочили, чтобы посмотреть на преподобного и усвоить то послание отчаяния и злости, которое он выдавал. — Ребята, выясните все, что сможете, и возвращайтесь домой, — сказал преподобный Верну и Эрни. — Да, сэр. Преподобный обвел взглядом свое стадо. — Ребята, мы потеряли Кармоди и Би-Джея. Они отправились к Творцу. Так не должно было случиться. — Сэр, что произошло? Преподобный передал им услышанное. Единодушное мнение было таково: «Нет, не может быть и речи о том, чтобы кто-либо из Грамли уступил какому-то мягкотелому юнцу». — Пап, — послышался чей-то голос, — этот продавец, он попросту не мог завалить Кармоди и Би-Джея. Кармоди был отличным стрелком. У него был дар. Он мог отстрелить лапки мухе. — И Би-Джей тоже не был ротозеем, — подхватил другой. — Помните, в две тысячи шестом он встретился с двумя черномазыми громилами в темном переулке в Сент-Луисе, и, хотя его тоже продырявили, Би-Джей остался на ногах, а оба громилы улеглись на асфальт. Кое-кто из самых горячих Грамли предложил прямо сейчас собраться, захватить побольше стволов и отправиться творить кровавое возмездие. — У нас есть пулеметы, и мы сумеем за полторы минуты навести на этот городок страх Господен. Свалим из здоровенного ружья колокольни, схватим этого жирного придурка и повесим его вниз головой на центральной площади, обмакнув в горящий деготь! Именно в эту минуту возвратились со своего скорбного задания Верн Пай и Эрни Грамли и услышали разговоры о гневе и мести, о том, что нужно сжечь живьем убийцу двоих Грамли, стереть с лица земли город, породивший его, и обрушить библейское возмездие на виновного. Какое-то время Верн сохранял спокойствие. Наконец он заговорил, хладнокровно и уверенно: — А теперь слушайте, ребята. Слушайте, что вам скажет Верн. Я самый старший и самый опытный. Я многого добился в жизни. У меня три дома, три жены, девочки, деньги в банке. Так что позвольте поделиться с вами своей мудростью. Сэр, я могу говорить? Преподобный немного подумал и сказал: — Сын Верн, говори то, что у тебя есть, как подобает истинному Грамли. — Благодарю вас, преподобный отец. Ребята, вы в полном бешенстве, горите ненавистью и жаждой мести. Вам хочется отправиться туда и сровнять это место с землей, вселить в мужчин, женщин и детей страх перед возмездием Грамли, и я нисколько не виню вас. Но мы живем по строгому кодексу и имеем определенные обязанности. Вот что всегда было нашим стержнем, таким же прочным, как наша баптистская вера и готовность проливать кровь. Поэтому я говорю вам, братья и кузены: держите свои чувства в кулаке. Сожмите их крепко и не выпускайте. Мы подрядились выполнить одну работу. Мы к этому долго готовились. Напряженно трудились, шли на жертвы. Мы приняли в свои ряды чужака, — Верн указал на брата Ричарда, который сидел в дальнем углу, надвинув на глаза шляпу в стиле Ричарда Петти, так что были видны только накладные бакенбарды, — и позволили этому чужаку жалить нас ядовитыми словами, словно мы по сравнению с ним жалкие сявки. Мы смирились с этим, потому что это часть нашего соглашения. Мы профессионалы, братья и кузены, верные своему слову, так давайте же и впредь будем оставаться ему верны. Так что пока мое заключение таково: никакого кровопролития, оставим этого заморыша в покое, пусть наслаждается мгновением славы. Но я обещаю вам — а вы знаете, что слово одного Грамли, данное другим Грамли, священно, — я обещаю, что, как только все останется позади, мы обязательно докопаемся до самой сути. Тогда мы мило побеседуем по душам с этим счастливчиком, оценим его вину и свершим правосудие, око за око, ухо за ухо, сердце за сердце. Мы сообщим всему миру, что кровь Грамли слишком дорогая, чтобы ее проливать, но когда это все-таки происходит, неминуемо приходит час расплаты и разверзается ад. Слова Верна нисколько не смягчили настроение Грамли. Они хотели услышать совсем другое. Все снова повернулись к своему отцу и духовному предводителю. — Папа, это так? Это то, что ты хочешь? — Я все обдумал. Я вижу глубже. Этот продавец тут ни при чем. Полностью согласен с вами, у него не было бы никаких шансов против любого из Грамли, тем более против двух. Я вижу, тут замешана чья-то другая рука. Преподобный умолк. — Кто же это, преподобный отец? — не выдержал Верн. — Кто стоит за всем этим? — Я полагаю, это тот проклятый старик, тот седой тип, что приезжал сюда, отец той девчонки. Вы его видели? Он мне сразу не понравился. Нет, не так. Нельзя сказать, что он мне не понравился. Скорее, он был чересчур спокоен для того, за кого он себя выдавал. Я пустил пару глиняных «птичек». «Ого, как громко, — сказал он. — Но я не люблю оружие». Он так сказал, но во время стрельбы он находился в поле моего зрения, и, когда ружье выстрелило, он не подскочил, даже не вздрогнул, как будто ему уже приходилось слышать выстрелы. И еще этот его странный рассказ о том, как какой-то япошка полоснул его мечом и распорол ему бедро, а он не стал с ним судиться. Он рассказал об этом как будто просто для собственного удовольствия. Как будто он этим гордится. Как будто ему доставляют удовольствие воспоминания о мгновениях торжества. — Сэр, неужели он тайный агент? — спросил один из Грамли. — Вы к этому клоните?