– Я выложил ее на свой сайт. Как товар – Мгаму с чуть смущенной улыбкой взъерошил волосы, чуть подпортив аккуратность стрижки – Назвал первым, что пришло в голову – мыльница. Название ведь так и не придумал. Назначил цену – несуразно большую по моим тогдашним бедняцким меркам. – Бедняцким меркам – эхом повторил Курц – А что потом? Ведь было что-то потом? – Еще как! – похоже, что Мгаму доставлял огромное удовольствие неподдельный интерес друга – Еще как! Но сначала я до жути испугался… представь, захожу я на свой сайт где-то через час. Захожу просто чтобы почитать негативные комменты – ведь я реально создал что-то невероятно уродливое. Захожу, а сайта нет. Просто нет! Я начинаю удивленно шлепать по клавиатуре, я пишу в службу поддержки, а мне приходит следующий ответ – подобного доменного имени не зарегистрировано. Моей страницы просто нет! А потом открылась дверь… – Какая дверь? – Курц невольно дернулся, когда ближайшая к ним дверь вагона с шипением раздвинулась – Твоя дверь? – Моя. Домашняя. Дверь открылась послушно как котенок, даже замком не пискнула, а за ней пара туго упакованных в деловые костюмы громил. Они молча взяли меня за шкирку, посадили в ожидающий флаер, положили в отдельный контейнер мое уродское творение, и мы отправились в двухчасовой перелет. И я быстро понял, что мы летим туда, куда обычным смертным путь заказан. – Куда именно? – Туда – Мгаму неопределенно махнул рукой и только сейчас Курц заметил на его руке блестящий золотой браслет дорогих и вроде как даже старинных часов. Тех, что надо заводить вручную, крутя крохотную и наверняка тугую головку сбоку. – А там? – А там меня завели в настоящий сад, по настоящей хрустящей под ногами песчаной дорожке довели до наст… короче, Курц – там все настоящее. Сад, дорожка, беседка, стоящий в глубине сада увитый плющом мрачноватый особняк. И хозяин этого места был настоящий. Хотя и пугающий до жути – признаюсь. Я даже не заметил, как он подошел – только моргнул, а он уже сидит напротив и протягивает руку для рукопожатия. Улыбка, светлые волосы, простая одежда, внимательный взгляд и очень необычные вопросы. Тебя когда-нибудь спрашивали про отношение к пластилину, Курц? – А? К пластилину? – Ну да. Тебя когда-нибудь спрашивали, что ты думаешь про пластилин? – Да вроде нет… может в детстве? – А меня вот спросили. Сначала про пластилин. Потом про отношение к настоящему морозу и кедрам. – Кедрам? – Такое дерево. А потом хозяин сказал мне, что у меня настоящий талант. Что я создал своей «мыльницей» нечто очень настоящее, нечто истинное, натуральное, показывающее, к сожалению, недоступный нам потрясающе восхитительный мир. Он сказал мне спасибо! За то, что я показал ему воплощение идеального мира. Он сказал, что хотел бы жить в таком мире – упоительно темном, тесном, наполненным пресмыкающимися податливыми телами, истекающими слизью…. Он поблагодарил меня… – Он псих?! – Ш-ш-ш! – Мгаму укоризненно прижал ухоженный палец к губам – Ты что? Мы бываем психами. А они – нет. Никогда. Они эксцентричны, Курц. Эксцентричны. – Да я слова такого не знаю, Мгаму… и че тот мужик? – А ничего. Он заплатил мне за мыльницу. Заплатил очень щедро. И дал несколько советов. – Каких? – Простых… и важных. Сказал никогда не сдерживать себя – пусть то темное, настоящее и сочное, что живет во мне, продолжает расти, продолжает давать плоды. Сказал никогда не повторяться в своих шедеврах – создавать только уникальные вещи. Никаких копий. И он показал мне одно темное страшноватое местечко в сети, где очень богатые и очень… эксцентричные люди показывают свои сокровища, позволяя насладиться их созерцаниям. Через день, попав туда по рекомендации, я оказался в месте… в невероятном месте, Курц… просто невероятном. Там я еще раз и увидел свою мыльницу. На ней сидела фигурка голой и прекрасной безрукой девушки. Ты видел статую Венеры Милосской? Только тут вообще без одежды, с раздвинутыми ногами и сидела она очень эротично. Сидела на моей мыльнице и с улыбкой смотрела перед собой яркими синими глазами, ей в рот входила толстая трубка исходящая из огромного стального контейнера с надписью «токсично» … а из глаз, ртов, ноздрей и задниц на моей мыльнице медленно вытекала светящаяся масса… тоже синяя… – Как унитаз что ли? – хрипло хохотнул Курц – Но описал ты дерьмо какое-то нездоровое. Мгаму едва заметно поморщился, покачал головой: – Это искусство, Курц. Высокое искусство. – Тот мужик твою мыльницу как сральню под девку безрукую пихнул. И это искусство? Тогда я тоже так могу! – Ну да… – И что тот мужик потом? – Больше я его не видел. Да и некогда – я с головой погрузился в работу, выплескивая из себя все самое… особенное. И деньги потекли полноводной ревущей рекой… – Полноводной текущей рекой – завороженно повторил Курц, прикрыв глаза и пытаясь представить несущуюся на него денежную реку… пластиковые банкноты, звенящие металло-керамические монеты, кредитные карты, экраны с мерцающими цифрами… все это вздымается на ним огромным валом, собираясь погрести в богатстве… – Они сказали, что во мне звенит струна особого таланта. Что такой как я рожден только для одной цели – помогать им придумывать и воплощать для себя новые темные фантазии. Я придумываю и леплю – а они воплощают в жизнь, наслаждаясь каждой секундой. Последнее что я создал и продал для одной пожилой леди, любящей цветущие сады – Гибрид Восторженной Агонии… как тебе? Звучит? – Да я… – Это несколько тел хирургически соединенных воедино. Гибрид из четырех тел с единой кровеносной системой. Четыре организма с тремя головами и шестью конечностями на всех. Все тела живы, все они продолжают существовать, бродя под цветущими величественными деревьями… Когда я создал свой шедевр… я плакал… а когда мне показали мою скульптуру, воплощенную в жизнь, воплощенную в живом мясе… я рыдал как ребенок… – Погоди… в чем воплощенную? – Это были слезы счастья. Я создавал, я творил, а они воплощали в жизнь и вдыхали жизнь… Но это и есть их суть – ведь они правят миром, Курц. Они над нами. Они высоки. Они недосягаемы. И я плакал еще и потому, что был счастлив оказаться им полезным. А потом я понял, что уперся в творческую стену. Перестал расти. На ум не приходило больше ничего действительно сокровенного и неповторимого. Само собой я задался вопросом – почему? И вспомнил, что очень скоро должна состояться наша ежегодная встреча в поезде. И вот я здесь. Ведь я понял кое-что очень важное – ты всегда был катализатором для той сочной темноты, что разлита в моей голове… – Что-то я не въехал… ты выпил? Кольнулся чем? Несешь какую-то хрень… – Скажи мне, Курц. Ты помнишь наши обещания семилетней давности? – А? Ну… – Мы тогда спорили кто из нас первым станет отвратительно богатым. Мы даже сыграли десяток раундов в камень-ножницы-бумагу. Сначала было на два из трех, потом на три из пяти, на семь из десяти… Ведь тебе не везло, и ты как всегда легко менял правила в свою пользу. Но в девяти из десяти раундов победил я. – Ты помнишь такую мелочь? – Ты просто не любишь вспоминать проигрыши – мягко возразил Мгаму – Так ты помнишь? – Да помню, помню. И это… поздравляю… я еще ни черта не понял толком, но… может угостишь друга настоящим говяжьим стейком? И расскажешь все поподробней. – Не получится, Курц – улыбнулся Мгаму – Не получится. Ведь ты должен выполнить свое обещание. – Какое? – В тот раз, проиграв в камень-ножницы-бумагу, ты ударил меня со злости. – Я же извинился! Ты знаешь меня – я несдержанный. Может поэтому не могу задержаться ни на одной работе. Я социально агрессивный, понимаешь? Мне в детстве мало уделяли внимания родители и вот… это не я придумал. Так сказал мне врач. Да ударил я тебя. Но извинился же! – В тот день ты ударил меня три раза. И знаешь – за время нашей долгой дружбы начиная с раннего детства, ты часто колотил меня ни за что. Просто вымещал злость, просто хотел меня колотить, чтобы почувствовать мою боль, мою беспомощность. – Эй, эй… успокойся! – И знаешь… все эти годы, чтобы мне стало легче, утирая кровь с разбитого носа, я воображал себе, как творю с тобой всякое. Как бью тебя кулаками, пинаю, щипаю, толкаю в лужу, заставляю униженно меня умолять о прощении, как щелкаю перед твоим перепуганным лицом зажигалкой, как зажимаю твои пальцы плоскогубцами и начинаю медленно выворачивать их из суставов… – Ого… ну нихрена себе… – И это помогало мне жить. Помогало забыть обиду. Это будоражило мое воображение, увеличивало темноту в моей голове. Добавляло мне… сочной липкой ментальной уникальности… я становился сильнее благодаря тебе. Но в тот день семь лет назад, когда ты снова разбил мне нос, а потом начал извиняться, я вдруг представил, как ты падаешь в открытую дверь несущейся над бездной магнитки… И в тот момент я… я едва не кончил прямо себе в штаны, Курц. В голове зашумело… Это было потрясающее ощущение! Настоящий взрыв! Восторг! И тут вдруг… все началось сбываться! Я сижу, прижимаю к носу влажную салфетку, воображаю себе успокаивающую картину, а ты, успев бросить небрежное «Ну извини. Ты знаешь какой я несдержанный», вдруг добавляешь зло: «Если ты разбогатеешь первее меня – я сука прыгну с этого гребанного поезда!». Да… ты сам сказал это. А я добавил – тогда и я прыгну, если ты станешь богатым первым. И засмеялся робко… а ты вдруг обиделся и снова меня ударил. В четвертый раз. Помнишь? – Да я же говорю – у меня есть небольшие проблемы со сдержанностью. Я давно уже изменился, Мгаму. Давно! Я и бывшую свою почти не трогал. Ну разве что изредка – когда эта сука реально косячила. Я теперь другой! – Я стал богатым – широко улыбнулся Мгаму – Я стал богатым, Курц. Прыгай. – Что? – Прыгай с поезда, сука. Прыгай! – Да ты чего? – Курц невольно отшатнулся, но на его губы быстро вернулась улыбка и он опять принял небрежную позу – Придурок? Ну стал ты богатым. Почему я должен прыгать и умирать? – Потому что ты обещал. – Да пошел ты нахер! И двери заблокированы – тут ведь автоматика. Короче – ты бредишь, чувак… Эй! Ты слышишь меня? Че там бормочешь? – Тебе надо прыгнуть, потому что твой прыжок поднимет меня на новую творческую ступень… и это обогатит наш мир новыми шедеврами… новыми моими уникальными творениями… – Не дождешься! – Прыгай с поезда, сука! – Слушай, Мгаму… я не хочу тебя бить. Но если ты не заткнешься, то… – Давайте – произнес Мгаму, откидываясь назад. – Что давайте? – недоуменно спросил Курц и испуганно ахнул, когда его руки оказались в стальных тисках двух подошедших пассажиров – Что за херня?! Через миг он заорал еще громче – дверь летящего на полной скорости вагона открылось. Внутрь ударил ураганной силы ревущий ветер. – Мгаму! Мгаму! Какого хера! Эй! Эй! Это же была шутка! Это было давно! И я извинился! – Нос! – произнес вставший чернокожий скульптор – Я хочу сначала разбить его нос… – Да, сэр – бесстрастно произнес парень в черной куртке и защитного цвета бейсболке, хватая бессвязного орущего перепуганного Курца за подбородок – Я зафиксировал. Можете бить. – Мгаму! Мы же друзья! Вместо ответа Мгаму нанес неумелый, но сильный удар. – Ай! Мой нос! Нос!