- Спасибо, мам, - прошептала она. Женщины переплели пальцы и ничего не говорили некоторое время. Нина была благодарна маме, что та не начала расспросов, не полезла в душу. Хотя, зная Екатерину Викторовну, сложно было представить, что она с ходу начнет тотальный расспрос, что и как. Их мама умела выуживать информацию более тонкими методами. Обе женщины знали, что Нина не расскажет ничего, что не сочтет нужным. Нина и раньше особо не делилась своими сердечными переживаниями, предпочитала обдумывать всё сама. Дообдумывала… - Мам… - У? - Сильно сердишься на меня? - Нет. Не сержусь. Больше испугалась. Мы же не сразу узнали, где ты. - А папа? - Папа тоже испугался. Побледнел сильно. Нина вздохнула, испытывая вину. Маниакальная тревога и жажда контроля у отца была связана с тем, что много лет назад на его глазах убили его старшую дочь, сестру-близнеца матери Арсения. Они были в плену, и ему не удалось её спасти. С тех пор всё, что касалось безопасности его семьи, доходило у отца до сверхнормы. Та же история с чипом, например. Кстати, из Олеси его убрали? - Мне жаль, мам. Честно. Я планировала вернуться раньше. - Ребенок, ты понимаешь, что мне очень трудно сдержаться и не начать тебя отчитывать? - Понима-аю, - отчего-то довольно протянула Нина, переворачиваясь набок. – Ты не делаешь это потому, что ты - самая крутая мама на свете. Ну-у, и, наверное, ещё по той причине, что мне двадцать. И я якобы совершеннолетняя. И имею право на ошибки. И ещё что-то можно добавить, но мне откровенно лень, потому что температура тела повысилась. Екатерина Викторовна улыбнулась сквозь выступившие слезы. - Ты в курсе, что наши мужчины в шоке от той операции, что ты провернула? - Значит, не один Вано под впечатлением? - Под впечатлением все. Но ты же тоже понимаешь, что отец так дело не оставит и тебе всё-таки влетит? Сейчас он немного отойдет и устроит разбор полетов. Не посмотрит, что ты взрослая. - А если я ему напомню, что у вас договор о невмешательстве в личную жизнь детей? - Ээээ, - у Екатерины Викторовны на лице отобразилось неподдельное удивление, - откуда ты о нем знаешь? - Знаю. На самом деле несложно догадаться. Я несколько раз замечала, что, когда папа начинал что-то говорил про нас, ты ему посылала многозначительный взгляд. И папа резко менял темы. Причем, так вызывающе демонстративно, что невольно закрадывались сомнения. Поэтому я и решила, что между вами есть некая договоренность. - Да-а, ты точно дочь своего отца, - довольно протянула Катя, сильнее сжимая ладонь дочери. Ей хотелось о многом расспросить Нину. Узнать у неё. Уточнить. Катя смотрела на свою повзрослевшую девочку, и слова застревали в горле. Вырос последний ребенок… Вот теперь точно. И чем дольше всматривалась Катя в лицо дочери, тем сильнее хотелось отмотать время назад. Сделать всё возможное и невозможное, чтобы защитить дочку от разочарования. Её девочка из поездки не вернулась счастливой. В серых глазах не сверкает довольный сытый блеск. Скорее, легкая паника и боль, которую она отчаянно пытается скрыть. Можно подумать, что она опасалась гнева отца. Но уж Нине-то отлично было известно, что отец покричит, пошумит, да и ограничится предупреждением, сказанным леденящим душу голосом, ну, может, введет какие-то ограничения. На этом всё. Это с сыновьями он мог быть строгим, даже суровым отцом, но с дочкой… А вот Катя не находила себе место. То, что Нина влюблена в Костю Корицкого, она тоже знала. Руслан рассказал. Костя нравился Кате как человек. Целеустремленный, сильный мужчина. Но… Были чертовы «но», которые так просто не убрать. И именно они выступали преградой между ним и их Ниной. Раньше Корицкий был вхож в их дом. Именно вхож, потому что Руслан давно завел правило приглашать в дом только тех, кому он доверял и кого уважал. Несмотря на то, что Корицкий был намного его младше, они быстро нашли общий язык. Начали вести дела. А потом… всё изменилось. Сын Кости погиб в аварии, жена оказалась в коме. Корицкий уехал из России, и казалось, на этом история должна была завершиться. А нет. Их дочь начала шахматную партию. Оставалось надеяться, что всем хватит мудрости и терпения довести партию до счастливого финала. Нина видела, что мама задумалась. Она зажевала губу, собираясь с мыслями. Оказалось, довольно трудно сосредоточиться на чем-либо. - Мам, - позвала она родительницу, и задала вопрос, терзавший её последние часы. – А вы были на похоронах Полины Корицкой? - Были. Нина прикрыла глаза, прислушиваясь к себе. А что прислушиваться? Сердце по-прежнему болело. Даже не так. Сначала оно зашлось в истерике от иронии. Получила, Нина Коваль? Когда ты активно изображала из себя шлюшку, жена Кости, находящаяся последние четыре года на аппарате искусственного дыхания, умирала. Кто решил над ними всеми так зло пошутить во второй раз? Разве такое возможно? Когда Ваня сообщил эту новость, она смотрела на него расширяющимися от шока глазами и не находила, что сказать. Открыла рот и закрыла. Потом снова собралась что-то сказать. Но не сказала. Ничего. Моральная сторона жизни била наотмашь, не щадя. Как так? Нина никогда не хотела смерти Полины. Никогда. Ей было её жаль. Соперничать со здоровой женщиной – это одно. А знать, что у любимого жена находится в пограничном состоянии – другое. Сколько раз Нина корила себя? Говорила, что нельзя любить человека, у которого больная жена. Что ничего хорошего из этого не выйдет. Но сердцу не прикажешь. К тому же, когда Нина начала собирать информацию про Корицкого, то всплыли интересные подробности. Перед аварией в окружении Корицких шли разговоры, что они собираются разводиться. Полину видели с другим мужчиной. И вроде бы сам Корицкий был в курсе. У Нины шла голова кругом. На тот момент ей казались подобные изыскания чем-то невероятным. Она, будучи максималисткой и в силу своего возраста, рвала и метала. - То есть она гуляла от Кости? - Нет, - ответил Арс, развалившись на диване и задрав ноги на подлокотник. – Полина Корицкая нормальная бабенка была. С принципами. - Не была, Арс! Она ещё живая… - Извини, да, что-то я погорячился. Но смысла не меняет! Тот мужик ей нравился. Она ему тоже. Они типа только кофе пили. Даже за ручки не держались. Но между ними искрило… Значит, Нина не была бы разлучницей. Если, конечно, Корицкий в ней заинтересован… Последняя фраза была лишней, как ни крути. Он так на неё смотрел… И следил. И инфу на неё собирал. И девочек покупал её типажа. У Нины сердце обливалось кровью. Что получается – если бы она мирно сидела дома, не дурканула, то…дождалась Костю? Он бы пришел… Пришел же? Выждал какое-то время. Возможно, месяц или полгода, и пригласил её на свидание. Она бы согласилась. Надела самое любимое платье, туфли на высокой шпильке. Потом она их, конечно бы, сняла и гуляла с любимым босиком… Даже не гуляла. Летала на крыльях любви, зная, что впереди их ждет долгая и, самое главное, счастливая жизнь. Как у мамы с папой. Разница в возрасте не смущала Нину, она на неё не обращала внимания. Поймав взгляд брата в самолете, Нина отвернулась к иллюминатору. Иван молча ей сочувствовал. Потому что тоже всё сопоставил. Как-то неправильно получалось. Искаженно. - И…что теперь будет? – голос Нины прозвучал жалко. Она сама себя ненавидела в тот момент. За слабость, за то, что, выбрав «право на ошибку», упустила шанс на другое отношение. Костя же узнает, кто с ним был… Рано или поздно. - Не знаю, Нинуль. Честно. С папой ещё не говорила. Но он звонил Корицкому, когда вы были с Ваней в пути. - Что?! – Нина едва не подпрыгнула от последних слов матери. Ещё не веря до конца в услышанное, продолжила смотреть на родительницу. У той на лице тоже отразилось сочувствие, как и у брата ранее.