Остановится навсегда, закристаллизуется. А она останется с горьким привкусом… Горький привкус будет в любом случае, только при последнем раскладе пострадает ещё и имя. Семейная гордость. То, о чем ей твердили с рождения, что она впитала с молоком матери и разговорами отца. И раз она ввязалась в эту авантюру, раз она настолько сильно ошиблась в расчетах, не смогла соединить воедино логическую нить, не предусмотрела, что человек, в чьих глазах она утонула, повязла с головой, мог измениться за прошедшие годы, да и не факт, что измениться – откуда она знала какой он был с женщинами? – то и пройти должна до конца. Чтобы уроком было… Чтобы в следующий раз лучше думала, что делает. И помнила, кто она такая, черт возьми. Терпкий парфюм с нотками бергамота окутывал Нину, пробирал насквозь, проникал под кожу. Девушка едва дышала. Она приготовилась… За спиной слышались движения. Шуршание фольги и дальше… Дальше к её лону прикоснулись. Снова… Не ласково, без надлежащего трепета. Просто прикоснулись. И просто начали входить. Властные руки зафиксировали её ягодицы, чтобы она никуда не делась. - Расслабься. Иначе порву… На этот раз голос Корицкого донесся до Нины через пелену. Она и без него знала, что надо расслабиться… Но не стоя же на коленях с выпяченной кверху задницей! Получила Нина Коваль?! Довольна… Из глаз едва не брызнули слезы, когда Константин вошел полностью. Он держал её ещё крепче, проникая полностью, по самые яйца. Боль обожгла поясницу, бедра, растеклась по спине, сорвав с губ девушки приглушенный стон, который не мог принадлежать ей. Да и в целом… Не могла она стоять сейчас и терпеть подобное отношение! Она, которую холили и лелеяли! С которой всегда сдували пылинки! Не так… Или только так? Потому что зарвалась. Потому что перешагнула через семейные ценности. Потому что ошиблась в НЕМ… Папа всегда говорил, что за проступки надо платить. И за дела, даже добрые, тоже. Впрочем, кто-то утверждал, что дети платят за грехи отцов тоже. Нина в последнее не верила. Она сглупила, не тормознула, не смогла забыть, абстрагироваться. И то, как с ней сейчас обращается чужой – да, да, чужой! – мужчина, только её просчет. И боль тоже её. ГЛАВА 6 Он разрывал её. По-другому не скажешь. Боль снова и снова плескалась в теле. Уже потом Нина поймет, что её выедала не физическая боль, а моральная. Это душа у неё плакала. Рыдала по влюбленности, по разбитым мечтам. Каждый человек взрослеет по-разному. Она вот так. Нина зажмурилась, потом распахивала глаза и снова жмурилась. Когда она раньше читала описания, что «мужской член буравил её», она усмехалась. Как такое возможно? Глупости! Сейчас она понимала, как. И разрывали её… и насаживали… Он двигался и двигался. Вечность. Назад, вперед. Врезаясь в её ягодицы, наполняя комнату пошлыми хлюпающими звуками. Если бы не смазка, Нина сорвалась. Или нет? Нет… Хренушки! Назло самой себе! Повзрослеть решила? Поиграть во взрослую жизнь? Поиграла? О, да! По горло. Истерика булькала в груди, не давая возможности кричать. Нина бы и не стала. Она – Коваль! И этим всё сказано! Именно, когда в очередной раз Константин Корицкий врезался в неё, проникал внутрь, она отчетливо понимала, кто она такая. И что больше никогда в жизни не пойдет наперекор своей гордости и фамильной чести. Толчок. Ещё один. И мужской полурык-полустон за спиной. А потом пришла тишина. Оглушающая и пугающая до чертиков. Нина не спешила приходить в себя. Она, как мазохистка, ловила последние отголоски соития, запечатлевала в памяти. Дыхание по-прежнему обжигало грудь, в глаза точно песка насыпали. Она не двигалась. Ничего не говорила. Лишь чувствовала, как по бедру побежала струйка чего-то теплого… Корицкий тоже не спешил из неё выходить. Напротив, он отчего-то сильнее сжал её бедра, оставляя на них следы. Синяки Нине обеспечены. Сорочку с ней так никто и не снял. Белая, красивая. Одежда невесты… Только невесту не ставят «раком» на край кровати, не смазывают смазкой и не лишают девственности, как шлюху. Нина снова прикрыла глаза и опустила голову. Плакать она не будет. Ни за что. За что боролась, на то и напоролась. - Иди в ванную. Корицкий вышел из её тела, лишил себя, своего парфюма и иллюзии интимности. Нина, стараясь двигаться осторожно, подалась назад. Черт… Как же печет! А вот с дрожью Нина не смогла совладать. Как и с желанием посмотреть на Костю. Нет. Константина. На господина Корицкого. Она кое-как, неуклюже и совсем не грациозно, села полубоком, минимизирую соприкосновения пылающего огнем лона с шелковым покрывалом, и повернулась к мужчине. Тот отошел от неё и направился к бару. Как обыденно… Вставил, трахнул и забыл. Нина смотрела на его спину. Что ж… Красивая, мощная. Про такую говорят «каменная». И в плане масштабности, и в плане защиты. Господи… О чем она, дура, продолжает думать? - У тебя есть пара часов. Потом я снова приду. - Хорошо, - сказала она и поднялась. Ему плевать с большой колокольни, что у неё там могут быть разрывы. Он заплатил и точка. Нина, оттолкнувшись рукой от матраса, поднялась. Скользнула взглядом по себе и поморщилась. На сорочке красовалось кровавое пятно. Всё, как и полагается. Ей в самом деле надо в ванную. Прежде всего, для уединения.