Часть 20 из 27 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Архитектор открыл переданную ему большую кожаную папку формата примерно А2, и достал оттуда несколько листов.
— Вот как раз предполагаемая панорама отсюда на будущий кремлевский дворец, — Стасов подал мне бумажный лист, на котором был нарисован возможный фасад постройки, вписанный в имеющуюся сейчас планировку.
— Хм… — Архитектор явно предвосхитил во многом мои пожелания, опираясь на опыт, наработанный при строительстве московского вокзала обыгрывал «теремной» стиль, добавив к нему любимые мной ступенчатые террасы и шпили. И даже здание старого теремного дворца предполагалось сохранить и вписать в новый ансамбль. В целом, на первый взгляд получалось весьма симпатично, уж точно лучше, чем та безликая скучная коробка Большого Кремлевского дворца, которая осталась в двадцать первом веке. — Мне скорее нравится, чем нет. Считайте, что предварительное одобрение вы получили, чем еще порадуете?
В целом я хотел по максимуму сохранить аутентичность Первопрестольной, вписав при этом конечно же современные, появившиеся за последние годы блага цивилизации. Ну и вообще привести город в относительный порядок, где это было возможно конечно.
Как в таких случаях это бывает перестройка Москвы затянулась на следующие добрых два десятка лет, в течение которых был выстроен целый ряд примечательных, узнаваемых в будущем зданий: Большой Кремлевский Дворец, новый Гостиный двор, здание Исторического музея — были отреставрированы Кремлевская и Китайгородская стены, засыпан наконец ров и замощена Красная площадь в том виде, который я примерно помнил из будущего, прорублено несколько новых проспектов, заложен с десяток парков и скверов, а площадь замощенных сначала булыжником и торцевым деревом — эта технология как раз набирала популярность в начале 19 века — а потом и вовсе асфальтом улиц вообще сложно подсчитать.
В дальнейшем московский кремль стал основной резиденцией и духовным центром восстановленного русского патриаршества. Именно здесь проводились соборы и принимались важнейшие для миллионов православных людей решения.
Ну а Китай-город, так же отреставрированный и приведенный в порядок, стал своеобразным духовным и развлекательным центром Первопрестольной. В этом, небольшом в общем-то по современным меркам квартале, к середине столетия практически не осталось обычного жилья, только лавки, ресторации, гостиницы, различные театральные и художественные студии и даже спортивные общества. При этом старую застройку старались по возможности не сносить, а приспосабливать к текущим вызовам времени.
В целом же реконструкция Москвы превратила ее центр в один наиболее узнаваемых архитектурных ансамблей и положила начало моде на «русский стиль» в архитектуре не только в империи, но и за ее пределами.
Ну и еще об одном моменте стоит упомянуть. Пока я разбирался с делами в Москве, в столице в закрытом — на этот раз мы решили не выносить сор из избы — формате прошел суд над членами «Союза благоденствия», которые в этом варианте истории не стали декабристами.
Повязали большую часть зачинщиков сего балагана достаточно мягко, без шума и пыли, а учитывая большое количество информаторов СИБ в их рядах, никакого смысла в открытом процессе не было. Дело каждого участника разбирали по-отдельности, и в итоге вынесли главным организаторам достаточно жесткие приговоры. Обошлись без смертной казни, однако одиннадцать человек были отправлены на бессрочную каторгу, что в эти времена было не многим лучше той самой смертной казни. Еще два десятка человек были высланы на Сахалин с поражением в правах, а остальные отделались более мягкими карами. В том числе чтобы среди них «спрятать» и наших информаторов.
Что касается реакции общества, то особого ажиотажа на этот раз новость о разгроме злоумышлявшего против имперской власти тайного общества не вызвала. Общее положение в стране было достаточно стабильным с устойчивым трендом к улучшению, а потому идея вот так взять и все поменять, устроить революцию или еще какой переполох, понимания в сердцах обывателей не нашла. Соответственно и особого сочувствия к заговорщикам тоже не сложилось.
Собственно и особого упоминания эти люди были бы не достойны если бы не очевидные исторические параллели. В составе «Союза благоденствия» нашлось место как минимум для четверых «декабристов». Пестель, Трубецкой, Каховский, Якубович — может их было и больше но не на столько хорошо я помнил историю восстания на Сенатской площади, чтобы сказать точно.
Забегая несколько наперед можно отметить, что история с «Союзом благоденствия» стала на многие годы вперед последней реальной — всякие клубы по интересам, привлекающие прекраснодушных мечтателей мы тут не учитываем конечно же — попыткой насильственной смены власти. Нет, были и покушения, и террористические акты, и откровенные диверсии, устроенные иностранными государствами, но именно попыток устроить вооруженный переворот с опорой на внутренние силы — не случалось. Чего тут было больше — хорошей работы СИБ и органов пропаганды или просто государство двигалось в действительно правильном направлении — а скорее всего играли оба фактора, — я бы сказать не взялся даже спустя годы. Да и не так важно это, главное результат мы получили на данном фронте сугубо положительный. Можно было немного перестать бояться за свою «спину» и больше думать о дальнейших свершениях.
Глава 19
— Добрый день, господа! — При моем появлении в зале весь цвет московского купечества, как и полагается в таком случае, дисциплинированно поднялся на ноги, приветствуя представителя императорской фамилии, — присаживайтесь. Я рад, что нам удалось так собраться, поскольку у меня для к вам есть несколько важных вопросов и несколько интересных предложений.
В первопрестольной мы с Александрой и детьми задержались больше чем на месяц. Отпраздновали Пасху, в Москве городе значительно более патриархальном, чем почти полностью европеизированный Питер, масштаб гуляний воистину поражал воображение. Ну и мы волей-неволей были вовлечены в происходящее тоже.
В начале мая я собрал в Екатерининском дворце большое совещание, на которое пригласил самых «дорогих» по совокупному капиталу и наиболее уважаемых глав торговых семейств. Четыре десятка наиболее оборотистых и предприимчивых представителей этого сословия сейчас сидели вдоль длинного стола, и кто с интересом, кто с нескрываемым скепсисом, а кто и с откровенным недоверием смотрел на меня, толкающего речь перед собравшимися.
Вообще купечеству в этом варианте истории грех было жаловаться на государство. Впрыск больших денег в экономику в десятых годах, а потом десятилетнее «активное неучастие» в большой европейской войне дало мощнейший буст экономике, что естественно торговый люд почувствовал на себе как никто другой.
Плюс к этому государство — во многом с моей подачи — проводило достаточно жесткую протекционистскую политику, направленную на развитие собственного производства, поощрение экспорта и ограничение импорта. На отдельные товары, такие как ткани, оружие или предметы роскоши пошлины устанавливались в сто и более процентов, что позволяло отечественным предпринимателям не боясь вкладываться в развитие и потихоньку вытеснять английские и французские товары из тех ниш, где раньше они были безраздельными гегемонами.
Причем важны были не сами тарифы и их процентные значения а то, что таможенная политика империи была максимально консервативна и понятна. Тарифы устанавливались на заранее определенный срок и не пересматривались по желанию левой пятки, что позволяло купцам не опасаясь резкой смены конъюнктуры рынка вкладываться в новые перспективные но и в то же время рискованные отрасли.
Одновременно с этим за время войны, голода и разрухи в Европе мы успели занять много вкусных, растущих рынков, вывозя не только зерно, пушнину, пеньку, воск и дёготь — российские, так сказать, природные товары, но и порой переходя на более высокий технологический уровень.
Понятно, что такая политика зачастую била по внутреннему потребителю — он получал товары худшего качества по более высокой цене, — но с этим приходилось мириться. Мне виделось развитие собственной промышленности более важным делом, чем возможность какого-то дворянина купить какую-нибудь модную импортную цацку задешево здесь и сейчас.
— Во-первых, я хочу выразить вам мое неудовольствие, — начать я решил с плохого. — Москва находится в ужасном состоянии: тут грязно, огромное количество мусора и конского навоза, постоянно стоит вонь, дороги разбиты до последней крайности, а фасады домов неухожены и обветшалы. Я понимаю, что формально, на городское устройство вы мало чем можете влиять, однако… Ну это же ваш дом, разве вам приятно жить в свинарнике.
Сравнение второго по численности полумиллионного города империи со свинарником хоть и покоробило собравшихся — по рядам купцов пробежали явно недовольные шепотки, — однако на деле оно было не так далеко от истины.
— Вы к нам несправедливы, ваше императорское высочество, — с места откликнулся видимо пораженный моими словами в самое сердце сорокалетний совершенно некупеческого вида мужчина с умными глазами и короткостриженой бородкой. Потом видимо смутился своего порыва и замолчал.
— Нет, что же вы, — я сделал приглашающий жест рукой, — продолжайте. Я сегодня собрал вас, господа именно для того, чтобы выслушать, скажем так, «глас народа». Как видите даже московского генерал-губернатора тут нет, дабы вы могли чувствовать себя свободнее. За это мне перед Дмитрием Владимировичем еще извиняться придется, будьте уверенны.
Эта фраза была воспринята купцами как шутка, где регент и наследник, а где какой-то князь Голицын, чтобы перед ним извиняться. Купечество в эти годы пока еще было крайне далеко от политики и старалось вообще поменьше — по возможности, конечно, — пересекаться с властью. Впрочем, я надеялся, что моя слава успешного фабриканта — самого успешного в империи, что с учетом возможностей не такое уж большое достижение — поможет мне наладить с присутствующими более тесный контакт.
— Несмотря на то, что сейчас формально действует устав 1785 года, на практике Московская городская дума ничего не решает, — собравшись с духом ответил Александр Григорьевич Найденов, один из наиболее влиятельных московских промышленников, человек редкой для этой среды образованности и широты взглядов, а еще выразитель интересов «европеизированной» части купечества. Естественно готовясь к собранию я просмотрел краткие характеристики на всех участников. — Даже будь у нас такое желание, ваше императорское высочество, мы просто не могли бы ничего сделать.
— Да! — Я поднял палец вверх, — и это один из вопросов, который я хотел бы с вами обсудить. Я вижу необходимость отдать часть полномочий выборным органам власти, которые бы позволили решать текущие связанные с повседневной жизнью города вопросы без оглядки на вышестоящих начальников. Поэтому прошу вас саморганизоваться и подать мне скажем в течении полугода ваш проект реформирования городской думы. Я хочу видеть стройную систему отбора представителей, роспись прав и обязанностей думы, ну и конечно же источники финансирования. Возможно кое-какие сборы можно будет передать из общегосударственной казны в местную, для обеспечения деятельности данного органа. Дабы вы могли влиять на жизнь москвичей не только словом, но и делом.
В зале повисла гробовая тишина. Такого купцы конечно же не ожидали, последние три десятка лет, не смотря на все разговоры о либерализации, за собственную власть центр держался крепко, не выпуская из рук ни одной ниточки. Наоборот наблюдался процесс еще большей централизации, когда самый простой вопрос мог решиться исключительно через санкцию в столице.
Я же со своей колокольни естественно видел в этом проблему. Собственно, именно оригинальному Николаю принадлежит фраза что империей управляет не он, а сотня столоначальников. Доводить ситуацию до абсурда я не хотел и потихоньку готовил проект земской реформы, отдающей часть полномочий на места. Ну а что касается Московской думы — это был всего лишь первый пробный шар, на который меня сподвигла скорее необходимость бросить местным купцам кость, дабы они в дальнейшем были более сговорчивыми, не больше и не меньше. Мне, пока Ротшильдовское золото уже закончилось, а никакое другое еще не было добыто, нужны были денежные вливания, и ничего умнее, чем немного потрусить московских толстосумов на предмет закопанных в дальних уголках ухоронок, в голову просто не пришло.
— Хм… Озадачили вы нас, ваше императорское высочество, — видя, что я не кусаюсь, подал голос другой представитель торговой элиты города. Михаил Верещагин тоже относился «западникам», которых даже по виду было легко отличить от бородатых и одетых в глухие кафтаны старообрядцев. — Но, надо признать, приятно озадачили. Мы сегодня же выберем гласных ответственных за подготовку устава городской думы.
— Только учтите, — я шутливо, но с намеком, погрозил Верещагину пальцем, — устав все равно я утверждать буду. Буду вашим строгим цензором, берите ношу по себе, чтоб не падать при ходьбе.
Последняя фраза вызвала у меня непроизвольную улыбку. Понятно, что отсылки никто кроме меня не понял, но как говорил один литературный персонаж, самую лучшую шутку могут понять только двое — ты и некий теоретический всезнающий слушатель, который понимает вообще все.
— Сделаем в лучшем виде, ваше императорское высочество, — высказал общее мнение третий, и все присутствующие закивали, соглашаясь с ним. Упускать такую возможность никто естественно не хотел.
— Хорошо, с этим разобрались. А теперь я хотел бы поговорить с вами, господа, не как регент с подданными, а как самый успешный промышленник империи с коллегами, — такой заход купечеству явно понравился. Торговый люд на Руси испокон веков чувствовал себя обделенным, поскольку власть опиралась в первую очередь на дворянство и защищала их интересы, часто в ущерб экономике. И здравому смыслу, если уж говорить совсем честно. Собравшиеся начали переглядываться, кое-кто заулыбался и приосанился: как же, второй человек в империи, можно сказать, поставил себя на один с ними сословный уровень, честь-то какая. — Видите ли в чем дело. Последнее время, особенно когда венценосный брат переложил на мои плечи основную часть бремени управления империей, я столкнулся с невозможностью заниматься моими предприятиями в том объеме, в котором занимался ранее. Как вы понимаете, на пользу ранее успешным начинаниям такое отношение совсем не идет. Без присмотра даже у великого князя подчиненные начинают подворовывать, торговля хиреет, а работники разбегаются.
Тут я, конечно, немного сгустил краски, однако потребность «сбросить» часть непрофильных активов из-за невозможности их полноценно контролировать и развивать, назрела давно. Я, конечно, человек жадный и много лет греб под себя, патентуя сотни разнообразных изобретений, запуская их в производство и налаживая торговлю, но в какой-то момент стало понятно, что дальше в подобном ключе продолжаться просто не может.
Первым звоночком стал провал с керосиновыми лампами и их логичным развитием — примусами. Казалось бы, товар, который способен себя продавать сам, какие вообще могут быть проблемы, но нет. Прошло добрых пять лет, но этот бизнес так и не вышел на самоокупаемость, продолжая поглощать деньги вместо того, чтобы их зарабатывать.
Вторым звоночком стало раскрытие большого хищения на производстве канцелярских изделий. Оказалось, что поставленный туда управляющий уже несколько лет безбожно завышал расходы, выводя фабрику на грань рентабельности, а разницу клал себе в карман. Управляющего конечно поймали, деньги отобрали — не все к сожалению — и отправили на каторгу, но быстро исправить ситуацию оказалось невозможно.
Ну и третьим звоночком стало то, что на очередные «гениальные» идеи, которые потенциально могли принести миллионы прибыли в карманы и сотни тысяч государству в качестве налогов, просто некому было воплощать в жизнь. Да и не за что. Кончились резервы подготовленных и мотивированных кадров, кончились деньги. Только идей было еще огромная куча. Такая, что порой не знаешь, за что хвататься в первую очередь.
— Что вы конкретно предлагаете, ваше императорское высочество? — А это уже подал голос представитель старообрядческой «прорусской» части купечества Василий Петрович Щукин. Один из наиболее старых, богатых и уважаемых представителей старообрядческой группы, чья семья занималась торговлей уже сильно не в первом поколении.
Забавно, что все фамилии известные мне из будущего: Тертьяковы, Второвы, Рябушинские, Мамонтовы, Морозовы — пока в этом варианте истории еще вообще ничем себя не зарекомендовали. Тут правили бал совсем другие люди, и приходилось выстраивать с ними отношения без опоры на послезнание. Анализируя впоследствии эту ситуацию, я пришел к выводу, что причиной ее стало несожжение Москвы. В тот раз все сидящие передо мной люди от вторжения Наполеона явно пострадали гораздо сильнее: кто-то потерял дом, кто-то фабрику, а кто-то и жизнь, и на выпаленное огнем поле — весьма нужно признать плодородное — пришли другие. Молодые и наглые. Тут же им, видимо, пробиться сквозь крепкий строй «старичков» будет гораздо сложнее.
— Я предлагаю вам либо купить, либо войти в долю путем акционирования и выкупа части акций, кое-какие мои предприятия. Я собираюсь сосредоточиться на более тяжелой промышленности, поэтому все мелочёвку хочу «сбросить». Производство канцелярских принадлежностей, застежки-молнии, «кнопки» и другая фурнитура, стальные перья и авторучки, керосиновые лампы и кухонные бензиновые горелки, фабрика по выделке йода из водорослей, кое-что еще по мелочи. Еще мне в руки совершенно случайно в процессе деятельности попала пара ткацких производств, и я бы хотел их продать тому, кто занимается этой отраслью, так сказать, профильно. Плюс, если вам это будет интересно, то у меня есть несколько новых очень перспективных задумок, до воплощения в жизнь которых у меня просто не дошли руки. Вот, например.
Я достал из внутреннего кармана сложенный в несколько слоев кусок ткани и бросил его на стол. Сидящий ближе всего Найденов взял небольшой — буквально тридцать на тридцать сантиметров — кусок и с видом знатока потер пальцами. Ну конечно, как может великий князь удивить куском ткани человека, занимающегося производством и продажей данного товара всю сознательную жизнь. Но нет, судя по вытянувшемуся лицу купца у меня получилось.
— Что это, ваше императорское высочество?
— Ткань, пропитанная каучуком. Это дает полную водонепромокаемость. Поскольку каучука нужно не так чтобы очень много, выходит не слишком дорого, но очень практично. Мои химики последние пару лет занимались тем, что боролись с характерным каучуковым запахом в конечном продукте, и как видите, — купец поднес ткань к лицу и понюхал, посторонний запах если и был, то совсем далеко, на грани различимости, — нам сопутствовал успех. По сути, это готовый продукт: хоть завтра бери и шей из него плащи и накидки, зонты, тенты, чехлы для оружия или музыкальных инструментов. Вариантов применения масса, мало ли что можно придумать. Перед вами, господа, потенциальные десятки миллионов рублей.
С самого начала моего выступления — второй его части — купцы стали преображаться буквально на глазах. Если раньше они хмурились, пытаясь понять, что что именно от них нужно, и где подвох, то перспектива зайти капиталом в часть производств самого великого князя вызвала у них неподдельный восторг. Про меня в купеческой среде вообще ходили слухи один чуднее другого. Бенкендрф их собирал и раз в квартал приносил мне подшитыми в толстую папочку, чем обеспечивал отличный вечер презабавнейшего чтения. Кое-кто даже называл меня «царь Мидас» намекая на то что, все, к чему я прикасаюсь, превращается в золото. Впрочем, опять же, имея такие как у меня стартовые позиции, глупо было бы добиться меньшего результата.
— А каучук? — Вопросительно посмотрел на меня Щукин.
— А каучук, мои корабли регулярно доставляют из Южной Америки. Кстати, возможно кто-то желает отправиться туда и заняться выращиванием каучуконосной гевеи? Я бы вошел капиталом в это дело, обещает быть выгодным, — мое предложение собравшиеся привыкшие мыслить категориями куда более узкими и зачастую вообще не выезжавшие дальше границ губернии, восприняли как шутку, по залу прокатилась волна смешков. А ведь я совсем не шутил, когда еще местные «доны Педро» там в Бразилии почешутся и организуют полноценное товарное производство. Очевидно, того, что там растет сейчас диким образом очень скоро станет совершенно недостаточно. Я тяжело вздохнул и вернулся мыслями обратно в Москву. — Вот мои предложения. Я открыт для сотрудничества, но, как вы понимаете, преимущество получит тот, кто успеет первым. Кто рано встает… Впрочем, вы сами знаете.
Учить прописным истинам людей, занимающихся коммерцией сильно не в первом поколении, было как минимум глупо.
Пока я разглагольствовал, помощник подхватил объемную стопку с одинаковыми размноженными под копирку — патент на ее производство я за небольшие деньги, пока она еще не производилась массово, купил в Англии и активно использовал в связи с неумолимо растущим документооборотом — списками моих предложений и раздал по экземпляру каждому из присутствующих.
Мы еще немного обсудили подробности и отдельные моменты, но в целом было понятно, что на этом встречу можно заканчивать. Содержимое розданных бумаг увлекло торговый люд гораздо плотнее, чем сам разглагольствующий великий князь.
Ежели говорить об итогах этого «совещания», то они в краткосрочной перспективе оправдали мои ожидания сильно не на сто процентов. Нет, основной пакет активов, на которые у меня не хватало времени, так или иначе спихнуть получилось, но по большей части не в виде продажи, а в виде акционирования и создания открытых товариществ. Впрочем, купцов тоже можно было понять, даже само участие наследника трона в деле, пусть даже миноритарным пакетом ограждало предпринимателя от многих административных проблем. Как ни крути, а наехать на тебя, когда в компаньонах числится великий князь, становится гораздо сложнее.
На круг вместе с доставшимися за долги ткацкими фабриками и еще кое-какой недвижимостью вышло чуть больше восьми миллионов рублей. Огромная сумма по меркам любого из присутствующих на встрече купцов, но достаточно незначительная для меня.
Однако был и другой выигрыш, который проявился несколько позже. Своим аукционом невиданной щедрости я сумел расположить к себе лицом торговых людей Первопрестольной, и когда в 1830 году мы просто не смогли найти лишних денег на запланированную ранее дорогу Москва-Нижний Новгород, московские купцы согласились без дополнительных условий выкупить все сорок девять процентов организованного под ее эксплуатацию товарищества. Остальные пятьдесят один процент, как и во всех иных случаях принадлежали РЖД, которая в свою очередь на 51% принадлежала государству.
Такая схема позволяла по максимуму привлекать частный капитал к строительству железных дорог, но при этом сохранять над ним полный контроль со стороны центральной власти.
Ну и ещё одно важное событие произошло весной 1827 года, правда не в Москве, а Петербурге. Там на адмиралтейских верфях был заложен киль будущего боевого парохода водоизмещением в полторы тысячи тонн для Балтийского флота.
Он являлся логическим продолжением и развитием идей, заложенных в уже несколько лет активно эксплуатируемом «Суворове» и строился во многом с оглядкой на полученный за это время опыт. Полностью паровой, имеющий две машины по двести пятьдесят лошадиных сил каждая и предполагаемый запас угля для примерно тысячи километров хода с крейсерской скоростью в восемь узлов и максимальной в двенадцать, полностью стальными пушками и самое главное -имеющий два трехлопастных бронзовых винта вместо дурацких колес по бортам. В общем корабль должен был нести в себе буквально все возможные новинки, которые мы были способны в него впихнуть.
Понятное дело, что такой пароходофрегат не мог быть серийным и строился скорее, как вторая итерация плавучей лаборатории — как собственно и «Суворов» — дабы выявить все недочеты и узкие места, и учесть их в будущих проектах. С другой стороны, если посмотреть на него чуть шире, то и в боевом плане современным парусным кораблям — которые в общем-то продолжали строиться на всех верфях и вероятно строиться будут еще не один десяток лет — он не только не уступал, но и вполне себе превосходил одноклассников по водоизмещению. А если дурацкие дульнозрядные пушки в будущем заменить на нормальные казнозарядные орудия, то… Впрочем об этом думать было пока рано.
Второй боевой пароходофрегат при закладке на стапеле получил имя «Фельдмаршал Кутузов».
* * *
эта глава в некотором роде ответ всем тем, кто в комментах предлагает очередные варианты для стартапов которыми ГГ может заняться. можно конечно, все можно, но в сутках всего 24 часа, а учитывая что ему нужно еще как-то империей управлять и отдыхать иногда чтобы кукушечкой не поехать, приходится отказываться от «сайдквестов». во всяком случае, мне кажется что такой подход делает из ГГ человека а не робота Вертера без страха и упрека.
вопрос по внедрению местного самоуправления, в какой форме его лучше организовывать? есть у кого дельные мысли.
book-ads2