Командующий флотом Альянса был уверен – победа у него в кармане. Ведь тактико-технические характеристики кораблей он не знал. Их вообще никто не знал. Официально линкоры типа «Севастополь» считали немного улучшенными и увеличенными версиями «Эротов» под 381-мм артиллерию. Николай Александрович сделал все для того, чтобы утопить разведку в потоке «белого шума». Так или иначе, но в Альянсе были уверены – «Севастополи» корабли хоть и хорошие, но при таком численном превосходстве шансов у них нет. Даже если Император по своему обыкновению все характеристики занизил, может быть даже сильно, и каждый из «Севастополей» заметно сильнее любого из линкоров Альянса – это не важно. Дальность боя 381-мм пушек Альянса была такова, что они «простреливали горизонт». Из-за чего воспользоваться преимуществом в дальности в тех условиях было невозможно. Радаров-то не имелось. И цели можно было поражать на море только те, которые наблюдались визуально. Да и со скоростью у линкоров Альянса все было хорошо. Поэтому «объехать на кривой кобыле» по своему обыкновению, увеличив дальность боя и скорость хода, Император не мог. А значит, что? Правильно. Дальше уже срабатывает правило «бог на стороне больших батальонов». Пусть даже каждый из линкоров Альянса и был несколько слабее имперского, но их было больше, существенно больше. Однако в Альянсе не учли одного нюанса… точнее, двух. Во-первых, каждый имперский линкор был оснащен электромеханическим компьютером, категорически ускоряющим и упрощающим прицеливание и наведение. Даже во время активного маневрирования. Вкупе с автоматом стрельбы, позволяющим управлять выстрелом всех орудий главного калибра из ЦУА, это было ТАКИМ джокером в рукаве, что и не передать. А во-вторых, линкоры больше не были основной ударной силой их противника в новой войне… Началась перестрелка. Дым. Всплески. Взрывы. Линкоры Альянса с такой дистанции стреляли фугасами, которые хорошо взрывались, сталкиваясь с водой. Что создавало неплохую свето-шумовую завесу, приковывая все внимание. Авианосцы же противника находились за ордером линкоров и легких сил, ожидая своей очереди. Нарвавшись на мощный зенитный огонь, они больше не стремились сближаться своими самолетами с активно маневрирующим ордером Империи. Пока во всяком случае. А вот на тяжелых ударных авианосцах класса «Адмирал Ушаков» по отмашке командования началась «движуха». С них начали массово взлетать торпедоносцы. Это были бипланы с тянущим винтом и рядным звездообразным двигателем – этакие Fairey Swordfish[19]. Да, полностью выполненные из бальзы, где-то набором, где-то монококом. Да, медленные. Да, летали недалеко. Ну и что? Тащили полноценную торпеду? Тащили. Крылья у них складывались назад? Складывались. А значит, что? Пригодны. Ведь таких аппаратов в ангарах тяжелых ударных авианосцев могло находиться много. Вот эти машинки и взлетали, весело подпрыгивая на трамплине. Взлетали и сразу уходили на круг, поджидая своих коллег. Один-два круга, и звено из трех торпедоносцев уходило на свою цель. За один заход – волна из восемнадцати звеньев или пятидесяти четырех машин. Несколько минут спустя – еще такая же волна, теперь уже тяжелых истребителей для прикрытия. Потом еще волна – снова торпедоносцев. И еще. И еще. И прямо на линию линкоров Альянса, практически лишенных средств ПВО. Нет, конечно, там у них что-то было. Но весьма незначительно числом и качеством. В основном это одноствольные 37-мм Pom-Pom и счетверенные установки станковых пулеметов основного калибра. Неприятная штука. Но не так чтобы и сильно. Руководство флота задергалось. Начало поднимать в воздух истребители. Но их авианосцы имели очень низкую продуктивность и не могли быстро выпускать самолеты. Поэтому обогнавшие торпедоносцы тяжелые палубные истребители «Орлан» занимались самым беззастенчивым избиением младенцев. Принимая в свои заботливые руки взлетающие одиночные машины супостата, еще не набравшие ни скорости, ни высоты. Торпедоносцы же летели своим чередом. На линкорах Альянса сумели разглядеть торпеды, подвешенные под летящими на них бипланами, и попытались применить маневр уклонения. Но не тут-то было. Звено торпедоносцев расходилось широким фронтом и атаковало свою цель с трех направлений. Так, чтобы линкор просто не мог увернуться сразу от всех выпущенных в него торпед. Если, конечно, тот даже не пытался и не дергался, то и черт с ним – можно было атаковать слитным строем с одного курса. Если же он начинал вертеться – то и тактика применялась соответствующая. Если от первой волны торпедоносцев пытались уклоняться единичные линкоры, то приближение второй вынудило крутиться всю линию, совершенно смешав ее строй. Третья волна торпедоносцев вызвала еще большее безумие в этом столпотворении. Парочка линкоров даже не смогла разойтись и столкнулась. Фрегаты и корветы, конечно, пытались поддержать свои основные силы. Но внезапно оказалось, что значимого зенитного вооружения нет ни у кого. И если одиночные самолеты они могли сбивать достаточно уверенно, то такие многочисленные волны – уже нет. Да и истребители, мелькавшие над ордером Альянса, добавляли немало сумятицы. Они ведь не только по взлетающим самолетам Альянса стреляли. Нет. Они и по зенитным точкам на кораблях противника давали короткие очереди на проходе. Тр-р-р-р. И фонтан крови вперемежку с ошметками тел прыснул возле одной из зениток на фрегате. А народ, что обслуживал ее, завалился на боевую площадку, кто без ноги, кто без руки, кто без головы, а у кого и в грудной клетке дыра зияет. Все-таки 12-мм пуля для беззащитного человеческого тела – это страшно. Очень страшно. Такие ранения почти не оставляют шанса на выживание в горячке боя. Просто потому, что раны слишком значительны, а оказывать помощь сложно. Так что если сразу не умер от повреждения жизненно важных органов или болевого шока, то очень скоро скончаешься от потери крови. После пятой волны торпедоносцев вылетела новая волна истребителей, сменившая тех, что уже пошумели и практически исчерпали свой боезапас. Поле битвы же представляло какой-то ужас. Линкоры крутились как ужи на сковородке. Им стало резко не до стрельбы по своим коллегам из Империи. Главный калибр молчал. Противоминный тоже. Работали только зенитки. Но из-за этих кренов на полном ходу и крутых виражей та немногочисленная и откровенно слабая зенитная артиллерия не могла себя реализовать даже на пятьдесят процентов. Кое-где падали имперские самолеты. По большей части торпедоносцы, так как их скорость и маневренность были невысоки. Особенно на подлете со здоровенной дурой под брюхом. Но в целом потери в самолетах были очень скромные. Четыре-пять самолетов с волны. Отработавшие торпедоносцы уходили к авианосцам. И садились. Благо, что V-образная компоновка палубы позволяла практически одновременно и принимать, и отправлять самолеты. Что порождало волну за волной… волну за волной… Торпеды проходили линию линкоров и, если не попадали никуда, двигались дальше. Их дальности вполне хватало для того, чтобы создать проблемы легким силам и авианосцам. Что, в свою очередь, вынудило крутиться и вертеться уже их. Иногда то здесь, то там гремел взрыв от попадания торпеды в цель. Иногда – от срабатывания автоматического ликвидатора. Торпеда ведь не тонула, она, пройдя определенную дистанцию, взрывалась, что дополнительно нервировало и отвлекало людей. Но вот, наконец, все торпедоносцы на тяжелых ударных авианосцах закончились. А севшие требовалось подготовить к бою. Заправить. Проверить. Подвесить торпеду. Ордер Альянса выглядел жалко. Столпотворение кораблей. Где-то с креном или дифферентом. Где-то с пожаром. Ведь линкоры Империи сразу после прекращения налета авиации возобновили обстрел, прекращенный после подлета первой волны. Удивительно точный обстрел. И их 406-мм снаряды создавали проблем ничуть не меньше, чем недавние торпеды. К счастью для сил Альянса, наступил вечер, и темнота спасла их от повторной атаки тяжелых ударных авианосцев. Они ведь вышли на силы Империи после обеда и поначалу сокрушались, думая, что много имперцев уйдет. А тут… все наоборот. Так или иначе, но Объединенный флот Альянса ретировался с поля боя со всей возможной поспешностью. Кто мог. Как мог. Куда мог. Большинство, конечно, в Вильгельмсхафен. Впрочем, утром разведка трех флотов Империи, начавших широкой гребенкой прочесывать воды востока Северного моря, то здесь, то там находила корабли Альянса в плачевном состоянии. Их топили. Быстро и просто. Индивидуальное огневое превосходство «Севастополей» позволяло решать этот вопрос без лишних хлопот. Если же встречались группы кораблей, прикрывающих друг друга, то задействовалась авиация тяжелых ударных авианосцев… Война опять пошла не так, как к ней готовились противники Империи… Глава 2 1925 год, 25–26 мая Долгое, практически месячное наступление в Силезии наконец выдохлось. Войска Альянса замерли, остановились, потеряв наступательный порыв. И занялись приведением себя в порядок, подтягиванием резервов и ремонтом поврежденной техники. Ведь, несмотря на очень большие потери, она оставалась на занимаемой ими территории. Империя отступала. Упруго. Огрызаясь. Больно кусаясь. Но отступала. Позволяя войскам Альянса продолжать реализовывать свой план по отсеканию западной группировки сил Империи в своеобразном гигантском котле. В итоге, начав в Моравии, они гигантским, толстым, прямо-таки мясистым щупальцем протянулись до линии Калиш – Лодзь, стремясь достигнуть Плоцка. Их бомбардировщики тем временем пытались прорваться сквозь истребительное и зенитное заграждение и разбомбить мосты на нижнем течении Вислы. И, таким образом, завершить окружение, постаравшись повторить стратегию Империи 1914 года. Но в Главном штабе к тому, чтобы парировать такие вещи, очень хорошо подготовились. Командно-штабные игры еще в 1908 году выявили угрозу подобных операций, а опыт Западной войны их только подтвердил. Поэтому в Империи очень вдумчиво и ответственно относились к подготовке противодействия таким ударам. И на уровне проработки тактики со стратегией, и на уровне разработки материальной части под эти задачи. Поэтому ранним утром 25 мая в основание Силезского выступа ударил механизированный корпус Гудериана. Да-да, именно Гудериана! Его судьба в этой истории развивалась по тому же сценарию, что и в оригинале до 1914 года. Войну он встретил офицером тяжелой радиостанции кавалерийской дивизии. Но очень скоро закончил, так как был среди тех, кого Имперские войска зажали в котле в Восточной Пруссии, прижав к Висле. В боях получил ранения. Но не погиб, а попал в плен после капитуляции окруженных в том котле. Что дало ему шанс на спасение в Имперском госпитале. Там он и встретил конец войны, узнав, что его родной Данциг теперь часть Империи. И ему нужно выбирать, что делать, – оставаться там и переходить на службу в Империю либо уезжать со всей семьей на запад… без денег и перспектив. Поэтому, выписавшись из госпиталя, он, как и довольно большое количество старых солдат да офицеров Кайзера, имеющих те или иные связи с восточными землями старого Райха, отправился записываться на квалификационные курсы. Которые он довольно легко прошел и смог начать службу сначала в Имперском резерве, а очень скоро и в Имперской гвардии, с удивлением обнаружив самый живой интерес к своей персоне со стороны Императора. Почему? Неясно. Ничем выдающимся Хайнц вроде бы не обладал. Однако интерес к нему был явный, как и покровительство, оказываемое с самого верха. Поэтому… даже сам не поняв, как именно, он стал одним из ключевых фигурантов в вопросах подготовки новых механизированных войск. А потом и возглавил первый механизированный корпус… На острие прорыва шла механизированная дивизия. Ее можно было бы назвать и танковой, вот только танки там выступали только стержнем, на котором все собиралось. И танки, в отличие от Альянса, были ни разу не легкие. Рубленый, прямоугольный корпус с наклонной лобовой плитой в известной степени подражал советскому танку Т-44, только был крупнее и геометрически попроще. Большая просторная башня с 87-мм полевой пушкой, оснащенной развитым дульным тормозом. Новое поколение паровой машины высокого давления на аммиаке. Еще более компактное и эффективное, как и прежде работающее на любом жидком топливе. Подвеска – торсионная, шахматная. Да, спорное решение, но Император на него пошел, посчитав, что его преимущества превышают недостатки. В активе недостатков такой подвески было что? Дороже, но в масштабе стоимости танка – отличия копеечные. Сложно обслуживать. То да. Но при грамотном насыщении механизированных частей ремонтно-восстановительными подразделениями – это не проблема. Грязь замерзает между катками… что, впрочем, оказалось обычной сказкой. Он специально проверил это, создав опытный образец. Да, в отдельных, очень редких случаях этого можно добиться. Но там надо так постараться, что замерзла бы любая подвеска. Внезапно выяснилось, что выпуклая форма катков была совсем неспроста. Так что в активе недостатков оставался лишь копеечный прирост стоимости конечного изделия и действительно заметные сложности в обслуживании и ремонте. А что в преимуществах? Прежде всего очень высокая плавность хода. В сочетании с достаточно большим ходом подвески это давало просто фантастическую плавность даже на самых разбитых поверхностях. Блажь? Никак нет. Чем выше плавность хода, тем меньше танк раскачивается на ходу. Лучше обзор. Лучше управляемость. Меньше нужно времени при короткой остановке для выстрела, ведь раскачка заметно меньше. А при движении малым ходом можно так и вообще довольно метко стрелять прямо на ходу. Нормального стабилизатора орудия инженеры Империи сделать не могли. Поэтому Николай Александрович решил обратиться к германскому опыту частичной стабилизации всего танка. Другим важнейшим, просто фундаментальным преимуществом являлся существенный, прямо-таки радикальный рост проходимости танка на слабых грунтах. На той же ширине гусениц и с формальной площадью контакта танк с шахматной подвеской обладал заметно меньшим удельным давлением на грунт из-за того, что вес распределялся более равномерно на гусеницу. В годы Второй мировой войны куда более тяжелые «Пантеры» проходили там, где вязли «Шерманы» и Т-34. Ну и маленький бонус в виде заметного уменьшения износа гусениц. Но это так – легкая приятность. Вот и выходило, что на одной чаше весов лежало незначительное увеличение стоимости танка и заметный рост сложности обслуживания ходовой. А на другой чаше весов – частичная стабилизация всего танка, резко повышающая его боевую эффективность, кардинальный рост проходимости, поднимающий тактическую подвижность боевой единицы, и снижение износа гусениц. А так как перед Николаем Александровичем не стояло задачи повторить удаль молодецкую Союза или Штатов и выпустить 100 500 танков, то и выбора никакого, по сути, перед ним не было. По своей весовой категории эти танки находились между средними и тяжелыми. Сорок тонн «честного железа». Борта пришлось бронировать достаточно скромно. Однако наклонная лобовая деталь в 90-мм была непреодолимым препятствием на пути очень многих вражеских снарядов, как и довольно крупная маска орудия, оставляющая за собой только скулы сварной башни, идущие под довольно крутыми углами. Эти танки поддерживали САУ, построенные на том же шасси. Штурмовая САУ представляла собой приземистую машину с закрытой рубкой в передней части корпуса и 152-мм полевой мортирой. Собственно, артиллерийская САУ со смещенной назад открытой броневой рубкой и 107-мм полевой гаубицей. Этакая «рабочая лошадка» механизированной артиллерии. Ну и зенитная САУ с гиперболизированно большой башней и спаренной установкой длинных 37-мм автоматических пушек на ленточном питании. Пехота же их сопровождала на бронетранспортерах, максимально унифицированных по конструкции с этой гусеничной платформой. Ради чего пошли даже на шахматную подвеску, не очень-то и нужную на БТРах. Но главное – они были. Крытые. То есть защищенные от пулеметного огня самолетов и шрапнельных выстрелов. Распашной десантный люк в корме. В передней части кроме места механика-водителя и командира имелась и небольшая легкая башенка с ручным приводом, где был установлен 12-мм пулемет. Само собой, с хорошими углами возвышения и круговым сектором. Бронирование этих БТРов было существенно хуже, чем у танков и САУ. Однако от всего стрелкового оружия и осколков они прекрасно защищали. Плавать не могли. Да. Но не все сразу… Развернувшись клином, эта механизированная дивизия вспарывала оборону Альянса, как раскаленный нож масло. Клином – не значит острием к противнику. Нет. Ни в коем случае. Клин применялся обратный, при котором широкое основание было развернуто в сторону наступления. Из-за чего в момент натиска на противника давило очень много войск и тяжелой техники. Не потому, что этого всего был избыток. Нет. А потому, что в конкретном месте, в конкретном времени получалось создавать значительное превосходство. И не только численное, но и качественное. То есть стратагема Ушакова в ее чистом и незамутненном виде. Немцы в годы Великой Отечественной войны поступали точно так же, создавая с завидным постоянством чрезвычайные проблемы советским войскам даже при формальном численном превосходстве последних. Танки и штурмовые САУ ехали впереди. Давили. Принимая на себя огонь вражеской артиллерии. За ними двигались гусеничные БТРы, поддерживая бронетехнику первой линии огнем из своих 12-мм пулеметов. А за ними – арт-САУ со своими 107-мм гаубицами, обеспечивающими оперативную огневую поддержку. Их прикрывали зенитные САУ, которые, в случае необходимости, могли своими 37-мм автоматами дела натворить – дай боже. А с воздуха наступающей механизированной дивизии содействовали штурмовики и пикирующие бомбардировщики. Прямо по концепции блицкрига. Штурмовики и пикирующие бомбардировщики были построены на базе тяжелого истребителя «Орел». Штурмовик «Беркут» получил довольно приличную броню не только коробки увеличенной, двухместной кабины, но и блока силовой установки. То есть он мог очень долго жить под огнем обычного стрелкового вооружения. В носовом обтекателе у него сохранили батарею из шести 12-мм пулеметов. Дополнительно его оснастили массой крыльевых подвесов, куда можно было вешать простенькие эрэсы[20], мелкие бомбы и дополнительные пулеметные модули, превращающие штурмовик в какой-то летающий ад. Плюс, опционально, модули с 37-мм пушками для борьбы с легкой бронетехникой противника. Второй номер выполнял функцию стрелка-радиста, сидел задом наперед и прикрывал верх задней полусферы из своего пулемета. А вот пикирующий бомбардировщик «Коршун» отличался от истребителя сильнее. У него изменился центр масс и были смещены крылья из-за того, что с него сняли носовую батарею. Ни брони, ни крыльевых подвесов он не имел. Одно крепление со специальным отводящим кронштейном для одной-единственной 250-кг бомбы под фюзеляжем. Зато он был оснащен бомбовым прицелом, воздушными тормозами и автоматом вывода из пикирования. Кабина была двухместной, но так как на самолете не было никакого стрелкового вооружения, второй номер выполнял роль штурмана-радиста. С бомбой он был довольно неуклюж. Да. Все-таки вон какая дура у него торчала «между ног». Но сбросив бомбу, становился удивительно подвижен и очень быстр из-за меньшего, чем у «Орла», веса. Да, двухместный. Но мощной носовой батареи не было, как и бронирования. По прямой этот штурмовик мог уйти практически от всех самолетов в том 1925 году. Да, к огромному сожалению, таких вот самолетов «поля боя» у Империи было сделано немного. Однако за счет грамотных тыловых служб они могли вылетать по три, а то и четыре раза за день. В то время как очень многочисленные воздушные флоты Альянса этого себе позволить не могли. И, казалось бы, втрое превосходящая численно группировка самолетов имела меньшее количество вылетов. В Альянсе прекрасно понимали эту слабость и создавали шести – восьми и даже более значимое численное превосходство на ключевых участках. Но помогало это мало. Сказывалось преимущество в тактике, технике и выучке личного состава Империи. Плюс радио… радио… Его постарались внедрить буквально всюду. Пусть слабенькое, пусть плохонькое… но везде. Вот и сейчас штаб механизированной дивизии принимал и вел подходящие звенья штурмовиков и пикировщиков, наводя их на цели. Оперативно. Быстро. Точно. Звено штурмовиков влетело в зону досягаемости дивизионного радио. Их позывные принимали в штабе. Сразу уточняли квадрат действий и цели. Передали сведения на места. И когда штурмовики подлетали, им с земли дополнительно сигнальными ракетами уже подсвечивали цели. Слаженность получалась феноменальная! Но оно и неудивительно – ее нарабатывали совместными учениями и тренировками последние пару лет. Секретно, разумеется. Но на качестве подготовки взаимодействия это никак не сказалось. Бойцы Альянса старались. Честно старались. Но ничего противопоставить этой боевой машине не могли. И она давила… давила… давила… Как паровой каток, наступление которого пытались предотвратить все лягушки из ближайшего пруда. С тыла механизированную дивизию подпирали две легкие моторизованные дивизии, которые дерзкими и резкими фланговыми ударами расширяли прорыв. В отличие от механизированной, где практически все было на гусеницах, у этих ребят – все было на колесах. Тяжелая восьмиколесная платформа позволила сделать и бронетранспортеры, и бронеавтомобили разного типа, и колесные САУ. Проходимость похуже. Но широкие колеса с развитым протектором и низким давлением спасали в какой-то мере. Как и аммиачный паровой двигатель высокого давления, позволяющий очень продуктивно работать даже на самых малых оборотах и пробираться по удивительным хлябям…