– С Деннисом все отлично. – Даже не сомневаюсь. Одесса долго мешкала, но наконец решилась. – Кстати, когда я искала сачок… ну понимаете, чтобы выловить Денниса из аквариума… то наткнулась на шкаф в прихожей. – Там он и висел, – кивнул Соломон. – Да. – Одесса не знала, как подступить к деликатному вопросу. – В общем, в шкафу я случайно задела перегородку… Соломон расправил одеяло. – Вы их прослушали? – Их… в смысле, пленки? – Ну да. Судя по всему, вы нашли потайную комнату. – Не подумайте… я не собиралась ничего вынюхивать… Просто комната занимает почти треть всей площади. – Так вы слушали или нет? Одесса помотала головой, пораженная тем, как спокойно агент Соломон отнесся к нарушению личного пространства. – Нет. – Послушайте. Когда будете готовы. – Готова? К чему? Соломон вдруг закашлялся и потянулся к пластиковому стакану с водой, из которого торчала короткая трубочка. Стоило ему отвернуться, Ласк принялся делать знаки Одессе. Он кивнул на свой локоть, потом на Соломона. Одесса в растерянности уставилась на многочисленные катетеры, подающие смесь препаратов в вены старика. Внезапно ее осенило: Ласк намекает, что Соломон не в себе из-за лекарств, этим и объясняются его странные вопросы и ответы. Соломон повернулся к ним прежде, чем Одесса успела разжиться новой информацией. – Пленки начали присылать с тысяча девятьсот шестьдесят второго. После каждого дела, неделю или две спустя, американская почта доставляла мне пакет с семидюймовыми бобинами. Блэквуд обстоятельно записывал каждый случай, иногда на них уходило по четыре-пять катушек. Не знаю, зачем он это делал. Наверное, неравнодушен к техническому прогрессу… и мнил пленочный магнитофон его вершиной. По молодости я спросил у него, зачем, но он отшил меня в классической хобсоновской манере. Однажды мне в голову пришла гениальная идея отправить пленку на голосовую экспертизу – независимую, в обход Бюро. Разумеется, я не думал открывать ящик Пандоры, так, банальное любопытство. Посмотреть, удастся ли нарыть хоть какие-то сведения. По словам эксперта, запись изначально делали на очень высокой частоте, а после перевели на низкую. Понятия не имею, о чем это говорит. Но факт остается фактом – в лаборатории ни с чем подобным прежде не сталкивались. Короче, ничего они не нарыли. Ни единой зацепки. От пленок толку не больше, чем от пистолета без серийного номера… Возможно, сейчас наука продвинулась вперед, хотя… В общем, мое дело предупредить, чтобы вы зря не тратили время. – У вас там целая фонотека, – заметила Одесса. – И посвящена она исключительно расследованиям? Но какого рода? – Сперва прослушайте, потом обсудим. Одесса мешкала, поскольку следующий вопрос заставил бы усомниться в ее психическом здоровье. – Они как-то связаны с оккультизмом и черной магией? – Ничего страшного, – подбодрил ее Соломон. – Я и сам был таким же. – Каким? – Поэтому я и сохранил треклятые пленки, хотя он не настаивал. Просто хотел обезопасить себя. Если вдруг запахнет жареным, мне будет чем оправдаться. Одесса сосредоточенно потирала виски. Она попала под затяжной гипноз или Эрл Соломон заразил ее своим безумием? – Давайте вернемся к оккультным расследованиям. Под юрисдикцию Бюро они не попадают. – Совершенно верно, агент Хардвик. Это забота не ваша и не моя. Только его. – Соломон выставил руку, предупреждая следующий вопрос. – Кстати, о Блэквуде. Раз уж вы познакомились. – Старик повернулся к Одессе всем корпусом и вдруг погрустнел. – С нашей прошлой встречи минул уже год. Я надеялся, мистер Блэквуд заглянет ко мне навестить. В последний раз. Одесса сглотнула комок. В последний раз? Неужели Соломон умирает? Спросить она не решалась. – Не хочу вас разочаровывать, но… расстались мы не очень хорошо. И вряд ли еще свидимся. Соломон устало поднял брови: – Свидитесь. Тогда и передадите. – Он снова пригладил одеяло. – Занятно получается. Дойти до финальной черты, прожить жизнь в гордой независимости… и остаться в полном одиночестве. Один как перст. У Одессы упало сердце. Она тронула старика за плечо: – Вы не одиноки. – Сам виноват. – Эрл силился улыбнуться. – Пережил всех. – А семья? – Ни семьи, ни верных друзей. А врачи – или страховая, кто их разберет – требуют уладить вопрос с медицинской доверенностью. – Соломон покосился на Ласка, и тот утвердительно кивнул. – Чистая формальность. От вас, по сути, ничего не потребуется, все необходимые распоряжения я сделал. Одесса опешила: – Предлагаете мне стать доверителем? – Мне очень неловко вас обременять. Мы ведь едва знакомы. Одесса подавила нарастающее волнение. – Прочтите договор, – продолжил старик. – Вы же юрист. Там все прописано. Ласк протянул ей три отпечатанных листа: – Паллиативная помощь, направленная на поддержание достоинства и качества жизни. Иное медицинское вмешательство не предусмотрено. В обязанности доверителя не входит принятие каких-либо критически важных решений. У предусмотрительного адвоката при себе оказалась авторучка. Одесса машинально кивнула. – Позвольте. Она пробежала текст глазами. Типичные казенные формулировки, без подводных камней. Она не колеблясь поставила подпись. – А теперь доверительные полномочия. – Ласк вручил ей новую бумагу. – Стандартная процедура. Одесса перелистнула страницы и подписала. Адвокат с улыбкой спрятал оба договора в кожаную папку и сунул ее под мышку. – Одесса. – Эрл Соломон протянул руку, и девушка пожала холодную шершавую ладонь. – Вы оказали мне огромную услугу. Спасибо. В его голосе звучали признательность и нечто едва уловимое. – Рада помочь, правда. Для меня большая честь познакомиться с вами. – Вы просто чудо. Сделайте милость, передайте родителям, что они вырастили потрясающую дочь. Одесса весело засмеялась: – Всенепременно. Она попыталась высвободиться, но Соломон стиснул ее пальцы: – Агенты Бюро несут важную миссию. Отчасти священную. – Верно. – Одесса ласково похлопала его по руке. – И вы несли ее дольше, чем кто-либо. Соломон закрыл глаза и с улыбкой кивнул: – Может, не лучше, но определенно дольше. – Он со смешком разжал пальцы и откинулся на подушки. – Наверное, мне пора вздремнуть. – Отдыхайте, – улыбнулась Одесса, восхищенная мужеством и стойкостью старика. Кивнув на прощание мистеру Ласку, она скрылась за дверью. В ожидании лифта Одесса перебирала впечатления от сегодняшнего визита. Прилив симпатии к отставному агенту омрачался горечью. До чего же он одинок! На панели поочередно загорались номера этажей, пока кабина ползла вверх. Единственное, что радует в больницах, так это возможность уйти. Рядом легла чья-то тень. Нацепив на лицо любезную улыбку, Одесса обернулась и увидела мистера Ласка; мясистые пальцы барабанили по кожаной папке.