— Э... меня зовут Боб Ли Суэггер, и... — Боб! Боб, это Джон Винсент, старший сын Сэма. Боб знал, что Джо был врачом и жил в Литл-Роке. И тон ему этот был знаком — приглушенный, усталый. Первый признак дурных новостей. — Что-то случилось? — Боб, отец умер вчера вечером. — О Боже, — недоверчиво воскликнул Боб, искренне полагавший, что Сэм будет жить вечно, скалясь беззубым ртом на луну, как состарившийся королевский лев. Горькая весть отозвалась физической болью. Стало трудно дышать, ноги подкосились. Боб опустился на кровать. — Как это произошло? — наконец спросил он. — Ты же знаешь, отец последнее время частенько терял тормоза. Вчера поздно вечером ему зачем-то взбрело в голову отправиться к себе в контору. Он был в мамином халате, без носков и в разных ботинках. А там поскользнулся и упал с лестницы, шею сломал в двух местах. Хорошо, хоть не мучился — смерть наступила мгновенно. — Джон, я твоему отцу обязан жизнью. — Черт побери, он был отличный мужик, прекрасный человек, но ведь никого не слушал. Слова ему не скажи. Уж как я умолял его переехать к нам; у нас места много. У нас ведь есть деньги и на сиделку, и на дом престарелых, на все, чего бы он ни пожелал. А он хотел только одного — чтобы его оставили в покое, не мешали жить так, как он привык. Боб промолчал. — Его нашли утром, в семь часов. Мне позвонили в половине восьмого, и я сразу приехал. Боже, уж не знаю, что в него вселилось. Весь дом разворотил. И контору. Искал что-то. Наверно, тот самый отчет коронера, сообразил Боб. — Я встречался с ним дня два назад. Он был очень даже ничего, только придирался и кричал вдвое больше прежнего. — Ты ведь знаешь, он любил твоего отца. Считал, что достойнее его еще не родился человек на этой земле. И тебя он любил, Боб. Я рад, что ты успел повидаться с ним. Похороны через несколько дней. Скорей всего, в пятницу. А после всей семьей соберемся на поминки. Если ты приедешь, мы все будем очень рады. — Приеду, — пообещал Боб. Он сидел на кровати, тупо глядя перед собой. Свет в глазах померк. Да здравствует темнота. Он знал о смерти не понаслышке, видел ее во множестве форм и сражался с ней так, как не сражался никто. Но эта смерть буквально свалила его. Он сидел и смотрел на стену, пока стена не исчезла, растворившись в пустоте, огромной бездонной пустоте. Через некоторое время пришел из своего номера Расс — одетый, готовый тронуться в путь. Он спросил, что случилось. Боб рассказал и вновь удалился в свою пустоту. Казалось, ничего не происходит. Боб просто сидел и сидел — вытянувшийся, неподвижный, замкнутый. Кто знает, что творится в его голове? Мрачный, угрюмый, он напоминал Рассу Ахилла, сидевшего в своем шатре и распалявшего в себе гнев, обратившегося в ожесточенную ярость, перед которой ничто не могло устоять. — Едем на похороны? — наконец решился спросить юноша. — Нет, — отрезал Боб. — За нами охотятся, и там уж точно будут поджидать. Он покачал головой. — Они отняли у меня отца. Затем отняли его тело, память о нем. Теперь добрались до Сэма. — Ты думаешь... — Ты же видел Сэма. Как бы он ни чудил, немощным его не назовешь. На ногах он стоял твердо. С лестницы он бы не упал. Его столкнули. И опять-таки потому, что он нашел что-то. Он искал отчет коронера или что-то в этом роде — и нашел. А за ним следили и решили, что его необходимо остановить. Кто-то швырнул его с лестницы. Ну все, приехали, думал Расс. Забурились в страну под названием «паранойя», где любой жест, любой шаг воспринимается как часть заговора, злой воли. — Но ведь он мог просто упасть. Он же старый был. — Он не мог просто упасть. Бывает, конечно, люди падают. Но не Сэм. Думаешь, я свихнулся? Считаешь, что я все придумал? Так и скажи, не стесняйся, сынок. Только как тогда быть с боевиками, которые пытались поджарить нас в Оклахоме? — Это верно, но... — А куда подавался тот чертов полицейский, который все выслеживал нас? Заметь, он следил за нами, а потом исчез, и сразу же появились мальчики с пушками. Так куда подевался наш полицейский? Нет, на похороны мы не поедем, а на поминки придем. А ты гляди во все глаза, интересуйся ненавязчиво, не видел ли кто того легавого. Это твоя задача. Правда, он маленький человек, пешка. За всем этим, попомни мои слова, стоит кто-то другой. И я, клянусь Богом, разыщу его, встречусь с ним лицом к лицу, а там посмотрим, чья возьмет. — Да, сэр, — отозвался Расс, понимая, что бесполезно противопоставлять что-либо ярости Боба. — Но похороны не раньше пятницы. Сегодня вторник. Сегодня мы отправляемся искать Конни Лонгэкр. Это тебе ясно? Расс кивнул. — Ясно, сэр. Так и сделаем. Глава 29 — Нет, сэр, — отпирался Дуэйн Пек. — Нет, сэр, и близко ничего подобного не делал. Я его и не видел. Поднялся туда, забрал, что мог, — то, что принес вам, — и ушел. Вот и все. Как и многие полицейские, Дуэйн был искусным лжецом, обладал талантом лжеца. Он без труда мог убедить себя в абсолютной правдивости своих слов. Он не глотал судорожно слюну, не дергался, не дышал напряженно, не жевал губы, смело встречался взглядом со своим оппонентом, при этом зрачки у него не сужались, цвет лица не менялся. — Значит, ты не имеешь отношения к смерти старика? — уточнил Ред Бама. Они разговаривали в задней комнате бара «Нэнсиз фламинго», куда Ред вызвал Дуэйна, когда услышал о смерти Сэма Винсента. — Нет, сэр. Черт, я бы и пальцем его не тронул. Я уважаю пожилых людей. Как раз неуважение к старости и губит нашу страну, сэр. Лицо его сохраняло бесстрастное выражение, голос спокойный, невозмутимый, в горле ни капельки мокроты, сердце бьется ровно. — Нельзя убивать людей просто потому, что ты счел это разумным, — объяснял Ред. — Существует так называемый закон непредсказуемых последствий. Все может полететь к чертовой матери. Да и дряхлый он был совсем. — Клянусь, сэр, — убеждал Дуэйн, — клянусь, я тут ни при чем. — Ладно. — Ред очень хотел бы верить полицейскому, но что-то ему мешало. — Сэр, он ведь совсем спятил. Я же рассказывал, как он громил свой дом. А потом помчался в контору в халате жены. Вот и упал там с лестницы. Черт, конечно, это трагедия. Старик нуждался в присмотре. А дети его, будь они прокляты, бросили отца на произвол судьбы, и это после всего, что он для них сделал. Безобразие. Бама кивнул. Он разглядывал лежащие перед ним бумаги — фрагмент отчета о слушании дела в суде в 1955 году, написанное витиеватым почерком письмо от некоей женщины по имени Люсиль Паркер, датированное 1957 годом, и пожелтевший блокнот, на верхнем листе которого проступали оттиски слов, по-видимому отпечатавшиеся с вырванного листа. Бама вновь посмотрел на Дуэйна. — Сэр, если поднести блокнот к свету, можно разобрать, что там написано. Я вижу слово... — Хорошо, Пек, довольно. Возвращайся в Блу-Ай, но ничего не предпринимай. Жди моих указаний. Ясно? Бобу Ли Суэггеру глаза не мозоль. Держись от него подальше, А то он сразу тебя вычислит. Возможно, ты мне позже понадобишься, когда я соображу, как его достать. — Хорошо, сэр. Э... сэр, э... а мои долги... — Заметано, Дуэйн. Ты отработал свой долг. Теперь работаешь за жалованье. Для начала пять сотен в неделю. Плюс полная медицинская страховка. Разумеется, при условии, что ты сохраняешь за собой место в полиции. Собственно, только этим ты и хорош. — Клянусь, я достану для вас Боба Ли. — Даже не думай, — отрезал Ред. — Он моментально догадается и разделает тебя под орех. На одном шоссе уже изжарились с десяток парней, которые считали его легкой добычей. А теперь иди, дуй отсюда. После ухода Пека Ред налил в полистироловый стаканчик прогорклый кофе, который готовили в баре. Момент был очень важный: он знал, что должен все как следует обдумать и принять правильное решение. Боба Ли Суэггера нужно убрать, причем быстро. Одной огневой мощью, как выяснилось, его не возьмешь. Он разнес в пух и прах грандиозную команду гангстеров, лучших профессиональных убийц. Значит, на грубую силу рассчитывать не приходится. Надо брать его хитростью. Ум, толковый план, выдержка, хладнокровное уничтожение — вот они его, Реда, главные козыри. И опять, несмотря на неприятный осадок, оставшийся от встречи с Дуэйном Пеком, который вызывал у него гадливость, он чувствовал себя до странного счастливым. Суэггер. Выдающийся парень. Самый лучший из всех, кто когда-либо вставал на его пути, — умный, отважный, спокойный, изобретательный. Если его не взять огневой мощью, то как? Хммм. Может, и не нужно много оружия. Хватит одного. Уложить снайпера способен — кто? — только снайпер. Ред сосредоточился на определении преимуществ, которые он имел перед своим противником. Перво-наперво, Суэггер, хотя, разумеется, и понял, что за ним охотятся, не знает, кто и за что стремится его убить. Он может только догадываться, что это связано с событиями сорокалетней давности, расследованием которых он занимается в настоящий момент. Таким образом, перед Редом открывались необозримые перспективы, но чем больше он размышлял, тем глубже в нем укоренялась уверенность, что ключ к решению вопросов настоящего лежит в прошлом. Наверняка существует нечто такое, перед чем Суэггер не устоит, — нечто очень заманчивое, на что он непременно откликнется, даже зная, что это, возможно, будет стоить ему жизни. Только так можно уничтожить этого осторожного, осмотрительного человека. Ред пребывал в чудном состоянии — им владела лихорадка творчества. В голове вырисовывались контуры нового плана. Правда, деталей пока еще не было, он не докопался до связующих звеньев. Но детали появятся позже. Главное — создать общую канву. Вот что сейчас особенно возбуждало и занимало его. Ред принялся за работу. Он должен узнать, понять все, что происходило сорок лет назад. Ответы таятся в прошлом. Он прошел в комнату, где находился старый стенной сейф. В нем хранились сокровища и тайны империи его отца. Протянув руку к замусоленному замку, Ред пережил мгновение щемящей грусти: этого диска тысячи раз касались пальцы отца. Ред задумался о нем. Трезвомыслящий, проницательный, дисциплинированный человек, самоучка, тиран и гений в одном лице, он пришел ниоткуда, материализовался из безвестности. Собственно, в этом-то все и дело. Человек ниоткуда. Он родился в Полк-Каунти в 1916 году в семье бедных испольщиков. Рос жалким босяком в грязной лачуге — в голоде, нищете, грубости, жестокости. Его нещадно били, и потому своего единственного сына он не бил никогда. Над ним смеялись, называли неотесанной деревенщиной и белой швалью те самые люди, которые втайне боялись его, как боялись всех тощих, долговязых представителей сельского пролетариата с бесцветными глазами. И тем не менее в 1930 году он отправился в Форт-Смит, приехал туда четырнадцатилетним пареньком, один, не имея ни друзей, ни знакомых, ни средств к существованию. Он был достаточно умен, чтобы понять: в Полк-Каунти у него нет будущего; если ему и суждено чего-то добиться, то только в городе. В Форт-Смите он устроился на работу к полковнику Тайри, заправлявшему городом из своих апартаментов люкс в старом отеле «Уорд». Тот поручил Баме собирать ставки в нелегальной лотерее. Это была не ахти какая работа, работа для дураков, причем неблагодарная. Он собирал ставки для заправил преступной организации, которые и слезы бы по нем не пролили, если бы он ненароком угодил под поезд или был раздавлен полицейскими автомобилями, которые в ту пору частенько патрулировали бульвар Гаррисон. Но Рэй Бама, как и его сын, обладал даром манипулирования целыми числами, умел молниеносно производить в уме арифметические действия, что позволяло ему проникать в тайны окружающего мира. (Ред унаследовал эту способность от отца, но своим детям не передал. Правда, им это, слава Богу, ни к нему). Осторожный, практичный, своими успехами он был обязан только себе. Его восхождение — классический образец судьбы авторитетного американского гангстера, подтверждавшей идею мифов Хорейшо Элджера[24], пользовавшихся популярностью у простого народа. Рэй Бама на личном примере продемонстрировал, что в преступном мире, как и в индустриальном обществе, побеждает тот, кто умеет трудиться, не уставая, наделен проницательностью и лучше всех производит расчеты. Из сборщиков ставок он выбился во владельцы ломбарда, потом стал крупным ростовщиком, приобрел казино и ночные клубы, начал помещать капитал. От преступлений, совершавшихся по его приказу, Рэя Баму всегда отделяли три-четыре звена исполнителей, и тем не менее его трижды пытались убить. Он торговал плотью, но сам от нее не отщипывал, ссуживал деньги, но сам никогда не занимал, продавал наркотики, но сам их не употреблял и никому из своего окружения не позволял баловаться дурманом. Он прекрасно понимал природу отношений белого и цветного населения. Будучи по существу убийцей, он никогда не совершал преступлений, которые некоторыми расцениваются как еще более тяжкий грех: он не был расистом и вел дела с чернокожими гангстерами, постепенно подчиняя их себе, но не потому, что боялся их, а потому, что им доверял. Он не был психопатом и убивал только тогда, когда в этом возникала необходимость. Он не уничтожал семьи своих противников или их братьев и сестер, поскольку не имел склонности убивать без разбору. И он никогда не зверствовал, не истязал свои жертвы. Могущественный Рэй Бама был честный благородный гангстер, джентльмен, которым никак не должен был бы стать грязный деревенский босяк. Но в последнее время, думая об отце, Ред пришел к выводу, что величие Рэя Бамы определяется не его профессиональными победами. Важно не то, что он в итоге добился влияния и богатства. Главное — у него хватило воображения и изобретательности задуматься о возможности успеха, изначально увидеть путь к его достижению. И еще. Самый ценный подарок, который он сделал своему единственному сыну, — это отнюдь не налаженный прибыльный бизнес, не капитал и не связи, хотя, разумеется, такому наследству можно только радоваться. Нет, самый ценный — бесценный — подарок... вся его жизнь. Порой, мчась в «мерседесе» по шоссе, Ред видел себя в рабочем комбинезоне, беззубого, костлявого, лишенного веры в собственные силы, придавленного безнадежностью, и думал: таким бы я был теперь, если бы не отец. В сущности, Рэй Бама лишь однажды проявил настоящее мужество — когда решился покинуть деревенское захолустье и перебрался в город. Вот это действительно был подвиг, поскольку он не имел ни друзей, ни покровителей, никого, кто захотел бы помочь ему. Тощий деревенский паренек, белая шваль из дебрей Уошито, босяк, почти безграмотный. И тем не менее он сумел создать для сына совершенно иной мир: частная средняя школа, четыре года в Арканзасском университете, интересный круг общения, большие возможности, стремление к новым высотам. Сыну Рэя Бамы не приходилось вставать в четыре-пять утра, чтобы покормить свиней или принести из леса дров для очага, не приходилось работать в поле с рассвета до позднего вечера, собирая хлопок или сажая кукурузу, чтобы хозяин потом позволил оставить для семьи мизерную долю урожая. А уж дети его сына и слыхом не слыхивали про такую жизнь. В их представлении она существовала только в кино — в плохом и отнюдь не смешном кино — под названием «бедняки Беверли», о грубых неотесанных голодранцах из южных штатов. «Надеюсь, я не подведу тебя, старина, — думал Ред. — Изо всех сил буду стараться, чтобы быть достойным твоего наследия». Рэй Бама подорвался на бомбе прямо перед баром «Нэнсиз» в 1975 году. Ред тогда занимая пост вице-президента в компании, называвшейся в ту пору «Бама Тракинг, Инк.». Его первой реакцией была не скорбь; на нее не оставалось времени. Он готовился отражать нападки на свою империю, на свою организацию, которые неминуемо следуют за убийством босса. Однако, как ни странно, ничего подобного не произошло. На него пытались наехать позже. Дважды, с перерывом в несколько лет. Оба раза он с легкостью расправился с посягателями.