Он все равно еще был непривычно холодный и дышал как будто бы с трудом. — Я испугалась. — Я знаю, — Даниэль обнял меня в ответ, потерся скулой о щеку. — Но все нормально, я больше не собираюсь умирать, Лали, честно. — Но… — я отстранилась, чтобы заглянуть ему в глаза, — ...что это вообще такое? Почему ты возвращаешься из дома в таком состоянии? Лагранж опустил ресницы, пряча взгляд, и мотнул головой. — Я, конечно, не умираю, но мне нехорошо. Я все же прилягу? Стушевавшись, я позволила ему не только улечься, но и притянуть себя к нему под бок. На широком плече лежать было удобно, вот только лица совершенно не видно. А рубашку он застегнуть не потрудился, так что видно другое. И кончики пальцев прямо чесались погладить гладкую загорелую кожу. Я даже почти потянулась это сделать, но поняла, что ответа на свой вопрос так и не получила, и тут же вскинулась: — Даниэль! В чем дело? Что с тобой такое? Это же... не нормально. То что с тобой происходит — не нормально! — я сердилась и не могла этого скрыть, и от этого сердилась еще сильней. Да, ему плохо... Но мне нужен ответ! Я имею право знать, разве нет?.. Нет?.. — Ненормально — здоровых девочек в исправительных учреждениях запирать, — пробормотал Лагранж себе под нос, не открывая глаз. — При чем тут это вообще? — При том, что может быть я не так здоров, как ты привыкла считать. Я приподнялась на локте, недоверчиво вскинув брови. — Это ты сейчас пытаешься мне сообщить, что у тебя проблемы с магией? — Вроде того, — уклончиво отозвался Даниэль, поднял руку и провел кончиками пальцев от моего виска к уху и подцепил прядь волос. — Ты меня за дуру держишь? — ровно осведомилась я. — С чего бы это? — удивился он. — Вот и я озадачиваюсь — с чего бы! Лагранж, я три года живу среди проблемных магов, не говоря уже о моих собственных срывах, я знаю о сложностях с магией если и не все, что все равно достаточно для того, чтобы знать, что ты мне сейчас врешь. Нет у тебя никаких магических патологий. — Не вру, а увиливаю от ответа! — возмутился Даниэль с таким праведным выражением лица, будто это кардинально меняло дело. — А проблемы бывают разные. Мне было горько. И обидно. И как-то… несправедливо, что ли. Ра-зо-ча-ро-ва-тель-но. Вот. Мне казалось, у нас — между нами — что-то особенное. Не любовь до гроба, упаси боже, но… Я ему доверяла. А он мне — нет. И ничего особенного, получается, нет. Просто ему скучно в четырех стенах, и для развлечения он выбрал меня. Я даже уверена, что вполне беззлобно, без расчета обидеть. Просто близко к себе не подпустит. А я… уже подпустила. Но роль надоевшей игрушки примерять совершенно не хочется. Разочарование в моем взгляде, наверное, было донельзя отчетливым. Даниэль выпустил накрученный на палец локон и сел. Сердце от близости снова трепыхнулось, но как-то вяленько. Отлично, может и получится тогда выдрать Лагранжа оттуда без значительных кровопотерь. — Лали… — Что? — мой голос звучал устало. Я правда устала, слишком много всего происходит вокруг, мне нужна пауза, передышка, немножко спокойствия. Капельку… — Не смотри на меня так, — попросил Даниэль севшим голосом. — Как? — Так. Это невыносимо. Будто котенка за шкирку под ливень выбросил. Я… — он закашлялся, потер рукой горло, — ...я не могу сказать, это не моя тайна. И у меня сейчас правда в какой-то степени проблемы с магией. Просто… они как бы скорее следствие, чем причина. Я окончательно запуталась, как в его словах, так и в собственных эмоциях. Какая причина? Какое следствие? То ли он все же пытается мне что-то объяснить, но получается как-то так себе, то ли просто пудрит мозги. Но однозначно чувствует, что рыбка вот-вот сорвется с крючка, и пытается удержать. Только непонятно, зачем: чтобы в аквариум посадить и жить душа в душу, или чтобы сожрать и косточки выплюнуть… — Лали, — он повторял мое имя, будто это было что-то очень важное. — Я однажды тебе все расскажу, я обещаю. Когда все закончится. — И когда оно закончится? — недоверчиво уточнила я, опасаясь верить в тот вариант, который без косточек. Все же обещаниями Лагранж до сих пор просто так не раскидывался… — Я не знаю. Даниэль прикрыл глаза и потер виски. Выглядел он все же преотвратно, и сердце снова кольнуло острой жалостью. — Очень плохо? — сорвалось у меня с языка прежде, чем я спохватилась, что вообще-то обижена и объяснений толком не получила. — Терпимо, — Лагранж поморщился. — Поможешь? — Не-е-е, — я замотала головой. — Тот рунный комплекс я добровольно повторю только под угрозой чьей-нибудь смерти. Я там такого наворотила… — Не рунами. Сама. — Я не… — Эриндейла лечила, — с беззлобной улыбкой поддел Даниэль, и не дав мне возмутиться, продолжил: — Давай, ежик, поделись силой, не будь жадиной. — Эриндейла лечить было не жалко, — пробормотала я себе под нос. — А если я тебя ненароком того… будет обидненько как-то. — Ах ты ж моя радость! — умилился Лагранж, обвивая руками мою талию. — Но отмазка не катит. Давай. — Может не надо? — жалобно прохрыкала я, пытаясь вывернуться. Все пафосные рассуждения о том, что бояться я больше не буду, помахали ручкой и отошли в сторонку, приглашая на законное место привычные комплексы. Одно дело геройствовать в специально оборудованном помещении и под контролем специалиста. Другое — над живым человеком экспериментировать. — У тебя получится. И потом — я же в сознании, я проконтролирую, если что. Если бы он произнес только первую фразу, я бы уперлась на смерть. Вера в мои силы — это, конечно, очень мило. Но слепая вера — это глупо. — Правда проконтролируешь? — Правда. Я еще раз на всякий случай одарила его недоверчивым взглядом. Нет, суицидальные наклонности у Лагранжа это, конечно, не новость, будем честны. Но вот так вот подставляться… Пока я металась, Даниэль взял мои ладони и положил к себе на грудь, крепко прижимая поверх прохладными пальцами. Самое простое заклинание добровольной передачи из двух частей. И свою он уже произносил — рисунок вен под кожей засветился мягким розоватым светом. — Давай, Лали. Нужные слова сами собой сорвались с губ, подвешивая нужные подпорки, проводя канал между двумя реками. Сила хлынула по нему ручейком, хотелось бы сказать — полноводной рекой, но чего не дано, того не дано! Впрочем и ручеек был вполне бодрым. Я даже засмотрелась на него… — Все, хватит. Закрывай. От звуков голоса, вмешавшихся в медитативное созерцание, я дернулась — ручей вильнул, сшибая одну подпорку, паника подступила к горлу, а вместе с ней — гремучий горный поток, готовый разнести вообще все — если бы не хрупкая стеклянная стена, возникшая между ним и внешним миром. Проконтролировал. — Спокойно. Ничего страшного не случилось. Не разрывай — закрывай. Я зажмурилась, стиснув челюсти. Стараясь не торопиться и не думать о том, как близкий срыв продавливает чужую какую-то хлипкую на вид защиту, произвела необходимые манипуляции. Пережала ручеек, осторожно убрала канал, запечатала… И поняла, что щита уже нет, а поток отступил. — Спасибо, Лали, ты умница. Я не была в этом так уверена. — Я ошиблась. — Все ошибаются. — Даже ты? — поддразнила я. — А чем я лучше других? — неожиданно улыбнулся Даниэль. Много чем… Подушечки пальцев скользнули по виску, по щеке, подцепили подбородок — ненавязчиво, как бы невзначай. Я закрыла глаза, заранее признавая поражение в несостоявшемся на этот раз бою, и через секунду ощутила на губах чужое дыхание. — Может, я у тебя останусь? Как тогда?.. — Чего?! — Я мгновенно вывалилась из томной дури и возмущенно уставилась в наглые серые глаза. — Даже не думай!