Аарон сидит в машине напротив квартиры Алисии. Сначала я не вижу его, когда, прикрывая от солнца глаза, выхожу из подъезда на улицу. Но он видит меня и открывает дверцу машины. Он быстро идет по дорожке, чтобы встретить меня на полпути, и едва не сбивает с ног, потому что бросается ко мне, обнимает за плечи, зарывается лицом в мои волосы. Я тоже обняла его и держу крепко-крепко-крепко; и я чувствую его любовь ко мне, чувствую, что он любит меня, знаю, что он меня любит. Аарон плачет, и я понимаю, что тоже плачу. – Прости, – говорю я, чувствуя, что мои слезы намочили ткань его куртки. – За все. За бессонные ночи. За ложь. За то, что причинила тебе боль. Мне так стыдно. – Ничего страшного, – говорит он. – Ничего страшного. – Я не хотела… – начинаю я, не зная даже, что хочу сказать. – Это не имеет значения, – говорит он. – Абсолютно никакого значения. Теперь все позади. Позади. Мы отстраняемся, и Аарон смотрит на меня, пристально смотрит мне в глаза. – Я это знал, – говорит он, – я всегда знал, что ты в безопасности. Я это чувствовал. – Он касается груди кулаком. – Я чувствовал это здесь. Связь. С тобой. С твоей душой. Мы – семья, – говорит он. – Что бы ни случилось. Навсегда. Да? Я рукавами вытираю с лица слезы, смотрю на дядю, на этого поистине золотого человека, улыбаюсь и говорю: – Ужасно хочу увидеть своего котенка. – С тех пор как ты ушла, он вырос. Теперь он почти кот. – Он скучал по мне? – Конечно, он скучал по тебе! Мы оба скучали по тебе! Мы забираемся в его отстойную машину, и я пристегиваю ремень безопасности. – Могу я объяснить, Аарон? Могу я объяснить, что случилось? – Всему свое время, – говорит Аарон. – У нас много времени. Все время в этом мире. Но сначала давай просто доставим тебя домой. Хорошо? – Хорошо, – отвечаю я. – Хорошо. Сейчас 59 Оуэн покидает полицейское отделение в Хаммерсмите, где он провел последние две недели. Конец марта. Солнечно. Сегодня ему исполняется тридцать четыре. Он поворачивается, чтобы попрощаться с женщиной позади него. Ее зовут Лиз. Она прошла тот же курс, что и он. Курс назывался «Обучение сексуальному поведению и реабилитация сотрудников и руководителей». Лиз – менеджер по персоналу библиотеки Илинга. В этом году она вела дело о сексуальных домогательствах по отношению к двум сотрудницам и сделала все неправильно. После двух недель ролевых игр и дебатов, видео и рассказов от первого лица они знают друг о друге едва ли не все. И, конечно же, все уже знали, кто такой Оуэн, в ту минуту, когда он вошел в дверь в самое первое утро. По комнате прокатилась волна энергии. Почти слышимый вдох. Это был он, тот самый тип, которого арестовали за убийство той девушки. Инцел. Извращенец. Урод. Подонок. Он видел, как все женщины в комнате слегка вздрогнули. Не имело значения, что обвинения с него сняты. Не имело значения, что девушку нашли и вернули в семью. Ее улыбающееся лицо на первых страницах газет по какой-то причине не вытеснило с первых страниц газет его гримасу. Его фотография, его имя все еще несут в себе отрицательный заряд. Потребуются недели, месяцы, а возможно, и годы, чтобы Оуэн, наконец, забыл об этом времени, когда в глазах людей он был одним из самых мерзких подонков в стране. Полиция нашла Брина. Его задержали, когда он выходил из местного паба напротив утиного пруда в зеленом городке недалеко от Лондона. В тот же день Оуэна отпустили домой. Разумеется, звали того парня не Брин. А Джонатан. В его квартире нашли наркотики для изнасилования на свидании. Груды инцеловской литературы. Море жесткого порно. На ноутбуке – черновики его постов в блоге. У него взяли отпечатки пальцев и сравнили их с отпечатками на флаконе с таблетками, который он дал Оуэну. Теперь этот парень в их списке наблюдения как потенциальный террорист. Оуэн был счастлив, узнав об этом. Проходя мимо, Лиз улыбается ему. – Пока, Оуэн, – говорит она. – Было здорово познакомиться с вами. Я действительно желаю вам всего наилучшего, всего самого наилучшего. Я надеюсь, вы сможете оставить все это позади. Вы хороший человек, и мне было приятно познакомиться с вами. – Она быстро целует его в щеку и пожимает руку. Он наблюдает, как она спешит через улицу к тому, кто ждет ее в припаркованной машине. Она машет ему из окна, и он машет в ответ. Учебный курс стал для Оуэна настоящим открытием. Не только потому, что он научил, как вести себя на рабочем месте, но и потому, что объяснил, как устроен женский ум, когда женщины чувствуют себя в безопасности, а когда нет, что считать дружеским подшучиванием, а что – сальными шутками. Ранее на этой неделе к ним присоединилась женщина – рассказала о сексуальных домогательствах со стороны бывшего работодателя, о том, что сначала он казался таким милым, но через некоторое время она поняла, что каждую секунду, что бы они ни делали, о чем бы ни говорили, он воспринимал ее как женщину, а не как человека. Это сразило Оуэна наповал. Он понял, что делал это всю свою жизнь. Ни один разговор, ни одна встреча с женщиной не проходила без этого. В его голове всегда возникала мысль, что перед ним женщина. Всегда и везде. Он поднял руку и спросил, как перестать это делать. На что женщина ответила: – Вы не можете просто перестать это делать. Даже если вы сознательно попытаетесь, вы все равно будете ставить во главу угла мой пол. Единственный способ прекратить это делать, – сказала она, – это признаться себе, что вы это делаете, признать свою реакцию. Чтобы найти способ обойти ее. Подумайте о чем-то другом. Скажите себе: это человек в красной куртке. Или: это человек с северным акцентом. Или: это человек с красивой улыбкой. Или: это человек с проблемой, которому нужна моя помощь. Управляйте своей реакцией. Обходите ее. – Она ободряюще улыбнулась, и он тотчас применил ее совет на практике. Оуэн превратил разговор с молодой, довольно привлекательной женщиной в разговор с человеком в коричневых туфлях. Это сработало. Это разрушило чары. Оуэн улыбнулся и сказал: – Спасибо. Большое спасибо. И теперь, когда он получит подтверждение, что удовлетворяет оценочным критериям, он вернется на работу в колледж. Он написал Монике и Мейзи. Не ожидая с их стороны ни сожаления, ни понимания, объяснил, что, выпив даже небольшое количество алкоголя, он страдает кратковременными провалами памяти, отчего его воспоминания о том вечере сильно отличаются от их воспоминаний, но что он искренне верит им и принимает их версию событий. Что ему стыдно и что он очень сожалеет о том, что причинил им физические и эмоциональные страдания и отказался поверить им, когда они нашли в себе смелость сказать правду. Слегка многословное послание, подумал он, но зато от души и стоит затраченных на него усилий – никто не обвинит его в том, что он написал это лишь ради возвращения на работу. Он очень надеется, что сможет посмотреть им в лицо на следующей неделе и что между ними возникнет взаимопонимание, а не отчуждение. Оуэн больше не живет у Тесси. Он снимает однокомнатную квартиру в Вест-Хэмпстеде, но это временно. Скоро он начнет строить настоящие планы. А пока для него было важно сбежать от тетки и ее предвзятого к нему отношения. Она пыталась притвориться, что ей грустно расставаться с ним. Но это неправда. Теперь у Оуэна есть диван, а не кресло, двуспальная кровать, а не односпальная, и он поддерживает в квартире такую температуру, какую захочет. Он идет к метро, чтобы по линии Пиккадилли доехать до Ковент-Гардена. Перед тем как спуститься на эскалаторе, он достает телефон, находит номер Дианы и отправляет ей эсэмэску. «Сажусь в метро. Будь там через двадцать минут». Он ждет, что она ему ответит. И вот оно, ее сообщение: «Увидимся через двадцать минут, именинник!» Он выключает телефон, улыбается и направляется в метро, чтобы отметить со своей девушкой свой день рождения. 60 Кейт вставляет ключ в блестящий новый замок на входной двери их дома в Килберне и оглядывается на детей. Джорджия слегка подталкивает ее и говорит: – Давай! Не тяни резину! Кейт поворачивает ключ в замочной скважине, толкает дверь, и вот он. Их дом. Прекрасное апрельское утро, середина пасхальных каникул. Грузчики уже везут мебель из квартиры в Хэмпстеде, и наконец, через 456 дней после прибытия строителей, дом Кейт снова принадлежит ей. Солнце играет на безупречных пастельно-серых стенах, оставляет лужицы золотого света на недавно отшлифованных и вощеных половицах. Нигде ни пылинки, ни грязного следа, ни даже намека на беспорядок. Это красивый чистый холст, достойный новых начинаний. – Красотища! – ахает Джорджия и бежит вверх по лестнице, чтобы осмотреть свою спальню. Кейт идет на кухню и проводит руками по бледному дереву стола, серо-голубым дверцам шкафчиков и блестящей керамической плитке. Кейт с трудом может вспомнить, как выглядела ее кухня раньше. Слишком многое произошло за это время. Кейт, наконец, рассталась с Роаном. После того, как Джош пришел к ней тем утром – еще в феврале – и рассказал о романе своего отца, Кейт в оцепенении подумала, что, возможно, она еще сможет спасти их брак. Она ведь уже делала это раньше, она могла сделать это снова, искусственно поддерживая их брак еще несколько лет, пока дети не выпорхнут из гнезда. Но как только драма исчезновения Сафайр улеглась и жизнь вернулась в привычную колею, однажды утром Кейт проснулась очень рано, посмотрела на лицо спящего мужа, всегда такое мирное во сне. Его кожа была почти по-юношески гладкой и свежей, на губах играла слегка самодовольная улыбка, и Кейт подумала: «Все в тебе – иллюзия. Ты обманывал меня тридцать лет, и я больше никогда не смогу тебе верить». Он заплакал, когда она сказала ему, что хочет, чтобы он ушел. Заплакал и сказал, что не может без нее жить. Еще бы! В этом весь Роан. Но Кейт упивалась ощущением силы, вернувшейся к ней после того, как она на протяжении долгих лет чувствовала себя несчастной женой. Роан взял на работе отпуск, чтобы пережить травму от осознания последствий своих действий, которую он, наконец, почувствовал. Он вернулся в город Рай, в запасную спальню родительского дома. Он часто звонит и говорит о том, что он еще может измениться. Но Кейт не хочет, чтобы он изменился. Она просто хочет, чтобы он оставил ее в покое, чтобы она могла прожить оставшуюся жизнь, будучи сама себе хозяйкой. Какова же будет дальнейшая жизнь Кейт? На прошлой неделе она внесла залог за процедурный кабинет в клинике в Нисдене и, как только Джорджия сдаст экзамен на аттестат зрелости, вновь начнет целыми днями заниматься физиотерапией. В наши дни дети в целом самодостаточны. Джош расцвел с тех пор, как подружился с Сафайр, и Кейт больше не чувствует настоятельной потребности все время быть с ним дома. Она повторно заложит дом, чтобы выплатить Роану его долю, и для этих выплат ей потребуется доход. А еще ей требуется жизнь за пределами кухонного стола, общение с людьми, с которыми она не связана семейными узами. Походы за продуктами в супермаркет больше не могут быть единственным смыслом ее жизни. После допроса Джоша в полиции многое тотчас встало на свои места. Все было странно взаимосвязано. Выяснилось, что Тилли на самом деле подверглась нападению возле их дома, и нападавшим был Харрисон Джон, тот самый парень, за которым охотились Джош и Сафайр. Во время нападения Тилли узнала Харрисона. Он проучился в их школе пару лет, а потом его отчислили за хулиганское поведение и перевели в спецшколу. В школе его имя было на слуху. Харрисон был печально известен своим дурным поведением. Харрисон понял, что Тилли его узнала, он тоже ее узнал, потому что дружил с кем-то, кто жил в ее доме. Очевидно, поняв, что узнан, Харрисон крепко схватил ее за руку и прошептал на ухо: «Я знаю, где ты живешь. Запомни это. Я знаю, где ты живешь», после чего назвал ее адрес и растворился в ночи. У истории Харрисона Джона имелся странный и довольно тревожный постскриптум. Когда он уже сидел под арестом за нападение на Тилли, выяснилось, что, когда ему было одиннадцать лет, Роан в течение нескольких недель лечил его в своей клинике. По странной, тошнотворной причуде судьбы выяснилось также, что Харрисон Джон – тот самый мальчик, который сочинял фантазии о жестоких изнасилованиях, о которых Роан мимоходом упомянул всего несколько недель назад. Эта связь не давала Кейт покоя. Как только полиция предъявила Харрисону обвинения в нападении на Тилли и он был взят под стражу, Сафайр, как и предсказывал Джош, появилась снова. Она так толком и не объяснила, где была все это время, сказала полиции, что после угроз Харрисона Джона она боялась за свою жизнь и была «у подруги». На следующий день после того, как Кейт отвела Джоша в полицейский участок, Сафайр вернулась в свою квартиру на восьмом этаже дома на Альфред-роуд, к своему дяде и котенку. Эта фотография сопровождала все статьи в газетах – улыбающаяся Сафайр Мэддокс и ее котенок Анджело. Счастливый конец. Хотя, конечно, никакой не счастливый. Ничто не идеально. Даже этот дом, думает Кейт, глядя на его четкие очертания, не идеален. Даже сейчас в этой недавно оштукатуренной и покрашенной комнате Кейт видит большую трещину, идущую от точки, где сходятся углы. А ведь строители уехали только вчера. В жизни ничто не может быть идеальным. И это нормально. Кейт не ждет совершенства. Ей довольно того, что у нее есть, вот это, вот здесь, в этот момент, когда они гуляют по пустому, блестящему, пахнущему краской дому. Скоро лето, садовая мебель, которую Кейт заказывала в «Икеа», лежит в картонных коробках, ожидая сборки, вечеринка с барбекю, о которой Кейт мечтала все эти долгие зимние месяцы, так близко, что теперь она почти чувствует запах сладкого дыма гикори. 61 Сафайр