– Я была вчера в твоей комнате. Глаза сына слегка вылезают из орбит, едва заметно, но достаточно, чтобы выдать его тревогу. – Да? – Забирала в стирку грязное белье. И за корзиной была сумка. А в ней лежало что-то из отцовского спортивного снаряжения. Есть идеи, откуда там взялись эти вещи? На миг воцаряется молчание. Но затем Джош говорит: – Я ходил на пробежку. – На пробежку? Когда? – Не помню. Несколько раз. Кейт закрывает глаза и думает о том, как он двигается, ее второй ребенок, всегда так медленно. Вечно отстает на несколько шагов. Она вспоминает, как бывала вынуждена бесчисленное количество раз останавливаться на тротуаре и ждать, пока он ее догонит, когда он был малышом. «Хватит ползти, – говорила она. – Догоняй!» И даже сейчас, вымахав почти до шести футов, он все еще движется со скоростью улитки. Он все делает медленно. Кейт не может представить, чтобы он бегал. – Правда? Ты бегал? – спрашивает она. – Да. Почему бы нет? – Потому что… я не знаю. Ты не из породы бегунов. – Хм. Люди меняются, верно? Она вздыхает. – Наверно, да. Но вот странная вещь. Я не стирала комплект для бега. Оставила его в пакете. А теперь его там нет, и твой отец снова носит его и говорит, что нашел его в своем ящике. Джош пожимает плечами. – Да. Я его постирал. – Ты его постирал? – Да. Она снова закрывает глаза. – Поправь меня, если я поняла неправильно. Ты одолжил у отца комплект, чтобы побегать. Даже не сказав мне, что собираешься бегать. Ты оставил его в пластиковом пакете в задней части гардероба. Потом достал, постирал, высушил, положил обратно в папин ящик? – Да. – Я не понимаю, Джош. В этом нет никакого смысла. – В чем нет смысла? В этом есть смысл. – Нет, Джош. Нет. Никакого смысла нет. И я за тебя беспокоюсь. Как будто ты что-то от меня скрываешь. А потом Джош делает нечто такое, чего никогда не делал. Он орет. Он открывает рот, рычит и орет на нее. – Ну, хорошо. Черт возьми. Ладно. Я описался. Ясно? Я бегал и не знаю, почему. Не знаю, почему, поняла? Но я описался. И я никому не мог сказать, чтобы не чувствовать себя идиотом. Поэтому я просто засунул комплект спортивной одежды в сумку и спрятал, пока не успел постирать. Ясно? Теперь ты счастлива? Кейт слегка покачивается после вспышки сына. Но потом идет к нему, обнимает и говорит: – Извини. Я не хотела давить на тебя. Не хотела ставить тебя в неловкое положение. Извини. Все хорошо. Она чувствует, как его руки обнимают ее, как его лицо утыкается ей в плечо, и она понимает, что он плачет. Джош говорит: – Мам. Я так виноват, – говорит он. – Я так виноват перед тобой. Я так сильно люблю тебя. Я действительно тебя люблю. Она гладит его по затылку. Она шепчет ему на ухо: – Все в порядке, Джош. Ничего страшного, ты можешь мне сказать, что происходит. Ты можешь сказать мне. Ничего страшного. – Я не могу тебе сказать, – говорит он. – Просто не могу. Никак. С этими словами он вырывается из ее объятий и выходит из комнаты. 52 Сафайр Около восьми часов вечера в День святого Валентина я получила от Джоша сообщение. Вот что в нем говорилось: «Назревает буря дерьма! Алисия отправила моему отцу валентинку, и Джорджия ее только что открыла. Ее еще никто не читал. Не знаю, что, черт возьми, делать». Я ответила: «Сожги». Он сказал: «Не могу. Отец знает, что она здесь. Я собираюсь вызвать его на разговор». Он прислал мне фотку текста на открытке. Там говорилось: «Я не могу больше ждать. Я умираю. Оставь ее сейчас, или я убью себя». Я подумала: Господи, какая актриса! И еще: как этих людей берут на работу, на которой им разрешено копаться в детских головах? Я ответила Джошу: «Ничего не делай. Просто подожди». «Нет, – ответил он. – Пора». Мое сердце забилось быстрее. Меня даже странным образом замутило, как будто в опасности оказалась моя семья, а не чья-то еще. После этого я не получала ответа от Джоша несколько часов. На улице было холодно и сыро, моросил мелкий дождь, и я подумала, что не горю желанием спать сегодня ночью на улице, поэтому я надела свои теплые спортивные штаны, съела разогретую в микроволновке лазанью и посмотрела по телевизору «Влюбленного Шекспира». Аарон вернулся около одиннадцати, и мы какое-то время поболтали. А потом от Джоша пришло сообщение: «Она здесь! Алисия здесь! В нашем доме! Она совсем сбрендила! Ты можешь прийти?» – Я забегу на минутку к подружке, – крикнула я Аарону в кухню. – К какой подружке? – крикнул он в ответ. – Из школы. Живет в Хэмпстеде. Я скоро вернусь, хорошо? Я была у дома Роана примерно в одиннадцать пятнадцать. Вокруг как будто тихо. Я написала Джошу: «Я на улице. Что там у вас?» «Думаю, я избавился от нее», – ответил он. «А что твои родители?» «Их нет», – ответил он. Я написала: «Я буду следить». Я завернула за угол и уселась на стену. Все было тихо. Минут через пятнадцать я увидела, как Роан и его жена вернулись домой. Они, похоже, были навеселе, вполне довольны и держались за руки. Затем на какое-то время снова стало тихо. Я написала Джошу: «Думаю, она ушла домой. Здесь ее нет. Подожду до полуночи, хорошо?» Он ответил: «Ты лучшая». Я ответила смайликом с веселой улыбкой и вторым, с медалью. Прошло еще пятнадцать минут. Мимо, держась за руки, прошла какая-то парочка. В другой руке женщина держала розу. Потом прошел мужчина с маленькой белой собачкой. Затем прошла женщина, уткнувшаяся в свой телефон. А затем я периферийным зрением уловила какое-то движение. Прямо перед входной дверью Роана стояла женщина. В руке у нее был телефон. Она повернулась вполоборота, и я увидела, что это Алисия. Я перешла улицу и оказалась у дома Роана. – Алисия! – шепотом позвала я ее. Она повернулась и посмотрела на меня. Мне было видно, что она заплакана и пьяна. – Да? – откликнулась она.