– Ого, – сказал Джош. – В самом деле? – Ага, – сказала я. – Более трех лет. – Тогда почему ты здесь спишь? – спросил Джош. – Это долгая история, – ответила я. – Ты бездомная? – Нет. У меня есть дом. – Так почему?.. Это как-то связано с моим отцом? С чего бы начать? Я понятия не имела. – Ага, – все-таки начала я. – Типа того. Или, по крайней мере, это началось с твоего отца. А теперь тут дело во множестве других вещей. Мне просто нравится быть на свежем воздухе. В помещении мне не хватает воздуха. – У тебя клаустрофобия? – Да. Может быть. Но только ночью. – Ты спишь здесь каждую ночь? – Да, теперь каждую. – Так это была ты, – сказал Джош, – здесь, в канун Нового года? – Ага, – ответила я. – Я была тут. Я пряталась. Вон там, в углу. Я не знала, с чего это вдруг я стала такой открытой для его вопросов. В нем было что-то чистое, незапятнанное. Я посмотрела на него и подумала, что он меня поймет. – Так ты слышала наш разговор? – Слышала. Ты и твой друг собирались заявить о себе. Или что-то в этом роде. – Ха. Да. Верно. Я думаю, мы понапрасну тратили время. – Я подумала, вдруг вы задумали стрельбу в школе. – Э-э-э, – кисло сказал Джош, – нет. – Ладно. Итак, о чем вы говорили? – О том, как мы собирались это изменить. В смысле, перестать быть невидимыми. Сделать нас «заметными». – К черту это, – сказала я. – Серьезно. К черту все. Лучше пусть тебя не видят. Оставайся за кадром. Так будет гораздо лучше. Мы на мгновение умолкли, затем Джош обошел экскаватор и сел рядом со мной. – Значит, мой отец? От него был толк? В смысле, он был хорошим терапевтом? Я пожала плечами. – Да, в некотором смысле. Но в других – нет. Нет, мне нравились наши сеансы, и он действительно излечил меня от членовредительства. Но он кое-что оставил. Внутри меня. Оно все еще там. – Что-то? Например? – Это как рак. Он избавил меня от симптомов, но оставил опухоль. – Вот дерьмо, – сказал Джош и внезапно добавил: – Я ненавижу своего отца. Услышав это заявление, я прямо-таки оторопела. – Правда? Почему? – Потому что у него гребаный роман. – Ого. Откуда ты это знаешь? – Потому что я его видел. Он даже не прячется. А моя мама слишком мягкая, чтобы видеть, что происходит прямо у нее перед носом. В прошлом году они чуть не расстались, и, я думаю, тоже из-за его романа. – Что значит, ты его видел? – Значит то, что я его видел. С той девушкой. Как он прикасался к ее волосам и все такое прочее. И даже не пытался это скрыть. И это как… Моя мама – лучший человек на свете. Она такая милая, любящая и добрая, она готова на все ради кого угодно. Он же ведет себя так, будто может делать все, что ему придет в голову, а потом возвращается домой, и она готовит ему вкусную еду, и слушает, как он стонет о том, какая напряженная у него работа. Мне интересно, как может человек, чья работа состоит в том, чтобы заботиться о людях, укреплять их разум, лелеять и лечить, как он может делать то, что он делает с другим человеком каждый божий день его жизни. Меня тошнит от этого. Мне так многое хотелось сказать. Но я просто зажала руки между колен, чтобы согреть их, и промолчала. – И это одна из тех вещей, которые я хочу изменить в этом году. Как я уже говорил в канун Нового года. Мистера Обаяшки больше нет. – И что теперь? Он опустил голову. – Не знаю, – ответил он. – Ее зовут Алисия Мазерс, – сказала я. Он моментально вскинул голову. – Что? – Женщина, с которой у твоего отца роман. Ее зовут Алисия Мазерс. Я знаю, где она живет. Он моргнул. – Откуда? – растерянно заморгал он. – Я тоже следила за ним. Я их видела. Он познакомился с ней на работе. Она психолог, как и он. Они начали встречаться летом. Незадолго до Рождества они провели ночь в отеле. Она живет в Уиллесден-Грин. Ей двадцать девять. У нее два диплома и докторская степень. Она довольно умная. Он примерно секунду молчал. Затем посмотрел на меня такими же, как у Роана, глазами и сказал: – Кто ты? Ты настоящая? Я рассмеялась. – Ты хорошенькая, – сказал Джош. – Спасибо, – сказала я. – Неужели ты мне снишься? Я ничего не понимаю. Я ничего из этого не понимаю. – Мы встречались раньше. – Что? Когда? – удивился он. – В прошлом году. Ты прошел пару уроков для начинающих в школе боевых искусств. Я разговаривала с тобой в раздевалке. Разве ты не помнишь? – Да. Помню, – сказал он. – Точно. Вспомнил. У тебя тогда были розовые волосы. Верно? – Да. Это была я. – Ты знала, кто я такой? Даже тогда? – Да. Да, я знала. – Так вот почему ты заговорила со мной? – Ага. – Я тогда растерялся. Ты была такая красивая. – Да, ты можешь больше не говорить об этом. – Извини. Я улыбнулась. Я не возражала. В этом мальчике было что-то легкое, располагающее. – Ничего страшного, – сказала я. – Я просто шучу. Почему ты перестал туда ходить? В додзё?