И замолчал, любуясь пассией, как и теми переменами, которые успели с ней произойти и продолжали происходить за последние дни. Из девушки постепенно будто выветривались "дерганность" и хамовитость. Затравленности и пугливости всё меньше оставалось во взгляде. Это радовало. Очень сильно радовало, потому что, вопреки страшилкам авторства Нелли Трейд, Райны и прочих, нейеру Дангорту вовсе не хотелось бы, чтоб девчонка мочила кружевные панталончики только при одном упоминании его имени. Нет! Разумеется то, что Амелла делает глаза по колодцу всякий раз, когда ложится в постель Хозяина, здорово его заводит. А еле слышные писки и тяжелое дыхание любовницы отдаются внизу живота приятной тяжестью и волнующей болью... И когда дрожит стройное, карамельное тело под горячими ладонями, тогда и вовсе у Карателя сносит голову! Но пусть уж боится только там, наедине с ним. Пусть сжимается и всхлипывает от страха, никому не известная, тайная, прикрытая только серебром волос и ночным светом. Пусть прижимается к разгоряченному телу Хозяина, пусть ищет утешений и защиты у источника своего ужаса. И пусть, вглядываясь в безобразное лицо, в темные пропасти глаз потешно кривит рот, прикусывая нижнюю губу верхними, широкими как у зайца, зубами. И пусть же вновь смотрит, смотрит и смотрит, ощупывая рубцы на теле и лице Хозяина осторожными взглядами, в которых интерес перемешивается с отвращением! Её страх, её ужас, её покорность должны принадлежать только ЕМУ. И пробуждаться это всё должно только ТАМ — в их спальне. Ночью. Днём же... Днём пустоголовой дурочке Радонир надлежит быть пустоголовой дурочкой Радонир, пушистой, нежненькой и вежливой. Ровно такой, какую теперь и воспитывают Ридд и две, приглашенные из специального Пансиона в Дангорте, воспитательницы. И у них, и у неё — получалось. Всё получалось. Невероятно быстро и хорошо. Это радовало, да. Но и настораживало одновременно... Дело в том, что старания преподавателей нейер Подозрительность мог понять — светила от педагогики просто честно отрабатывали своё жалование. А вот сама наложница... Ради чего она так старается? Ради чего, сжав зубы, терпит нотации, непривычные корсеты и бесконечные одергивания? Ради чего терпит связанные широкой тесьмой для тренировки "приличной походки", ноги? Ради чего, скрипя застоявшимися, сельскими мозгами, заучивает бесконечные правила? И ради чего побелевшими губами постоянно повторяет и повторяет их? Ради него, Дангорта? Чтоб порадовать и расположить к себе? Да. Конечно! Это же каким дураком надо быть, чтобы купиться на такое! Так он ей и поверил. ...Менерина никогда не старалась. Едва и наскоро заучив некоторую салонную премудрость и несколько раз попользовавшись ею, тут же выкинула всю науку из головы, как красивую, но недолговечную бумажную салфетку. Через пару, тройку "обязательных присутствий" на приемах и казнях, нейер Дангорт наблюдал перед собой то, что имел изначально — ту же Менерину Корд, которую получил от своих подручных. Маловоспитанную, пугливую дочь землекопа и швеи. Хорошенькую до невозможности. Шумно чавкающую за столом. Зевающую так, что за целость её щёк было в самом деле страшно... Но всё ещё заводящую, всё ещё не надоевшую, всё ещё готовно и жадно принимающую его Силу. Жаркую на любовном ложе и жалкую в сумасшествии... Тихую при жизни. Тихую и в смерти. И не надо быть излишне проницательным или чутким, чтобы сообразить, что нынешняя наложница, преемница Менерины — другая. Ясно же, что таится за кажущейся покорностью и наработанными манерами. Поверить, что Амелла Радонир смирилась с уготованной ей участью было равно самому себе водрузить шутовской колпак на голову. Наглая, холодная, сереброглазая мерзавка просто затаилась, так замирают кошки и змеи перед прыжком. Точно так... Замерла. Начала подготовку, забравшись в укромное местечко, следит ледяным взглядом за теплой добычей, весело суетящейся и не подозревающей ничего... *от автора: Ну и как? Каково тебе чувствовать себя нежной мышкой, зажатой в когтях серебристобелой кошечки, нейер Дангорт? Итак, никакой мышкой — ни нежной, ни старой, ни тем более сожранной и переваренной Хозяину Дангорта быть не хотелось. Дожидаться, пока стервочка Радонир, постигнув науку лицемерия, обольщения и запудривания мозгов, приберет к рукам всю власть в его Доме или замыслит бунт — тоже.