— Да, Харальд, она все правильно сказала, мы всегда так поступаем. Но в данном случае у нас, к сожалению, есть все причины полагать, что Сюзанну… лишили жизни. “Лишили жизни”. Будто это звучит лучше, чем “убили”, думает она и быстро косится на белую коробочку с нитроглицерином. Сердечный приступ сейчас не просто стал бы роковым для Харальда Стеена, но еще и отнял бы у них всякую возможность получить важные показания. — Потому нам и нужна твоя помощь, понимаешь, — продолжает она. — Может, ты видел или слышал что-нибудь, что поможет нам выяснить, кто… — Как? — с неожиданной силой в голосе произносит Харальд Стеен. — Как умерла Сюзанна? Старик наконец с трудом сумел сесть и выпрямиться, но в глазах по-прежнему смятение и беспокойство. Он тянется к стакану с водой, и Карен отмечает, что рука у него слегка дрожит, однако цвет лица вполне нормальный. — Все хорошо, Харальд? — уклончиво спрашивает она. — Может, позвонить кому-нибудь? У тебя ведь сын на Фриселе, хочешь, вызовем его сюда на ночь? Украдкой она бросает взгляд на часы: четверть пятого. По воскресеньям паром из Санде ходит каждые полчаса. Сын Харальда мог бы добраться сюда через час-другой. — Нет, боже упаси, не надо его вызывать, — сердито отмахивается старик. — Обойдусь, вот увидишь. — Тогда, может, кого-нибудь другого? — спокойно предлагает Карл. — Пожалуй, вам не стоит оставаться одному, во всяком случае сегодня вечером. Карл откинулся на спинку продавленного кресла, сидит, положив ногу на ногу в попытке найти опору для блокнота. — В шесть придут из социальной службы, — бормочет Харальд Стеен. — В смысле, если не забыли про меня. — Вот как, у тебя, стало быть, есть помощники. И часто они приходят? Харальд Стеен хихикает с весьма довольным видом, будто уже забыл, почему полиция сидит у него в гостиной. — Ну, с тех пор как у меня неполадки с сердцем, приходит одна бабенка дважды в день, кормит, так что об этом можно не беспокоиться. Еще она убирает, причем хорошо. Правда, полька она, само собой, — добавляет он, словно несколько умаляя тем самым качество предоставленных услуг. Карен слышит скрип ручки, Карл что-то записывает. — И в какое время она приходит? — Полька? Да по-разному. Иной раз в восемь утра и к ужину. Только вот приправы она чудные кладет. Я пробовал ей сказать, но… — Вы помните, в котором часу она приходила сегодня утром? — перебивает Карл, быстро глянув на Карен. — Н-да, нынче она здорово припозднилась, кажись, часов в девять явилась. Хотя нет, скорей в полдесятого. По крайней мере, я уже давно не спал, когда она соизволила прийти. Праздновала небось. Они, польки-то, слышно, горазды выпить. Карен и Карл снова переглядываются. — А вы сами ничего не заметили, пока ждали помощницу? — делает Карл новую попытку. — То есть, может, видели кого-нибудь или автомобиль поблизости от дома Сюзанны? Харальд Стеен глядит на него с искренним удивлением. — Не-ет… — неуверенно бормочет он и медленно качает головой: дескать, что за нелепый вопрос. — Как я мог что-то увидеть, из постели-то? Обычно я встаю, когда кофей готов. Кофей она варит знатный, крепкий. Его лицо озаряется радостью, Карен беззвучно вздыхает. Все без толку, думает она. Лучше уж сосредоточить внимание на этой польке, может, она что-нибудь видела. Вот и Карл закрывает блокнот, и оба, как по команде, уже собираются встать из потертых кресел. — Но машину я, само собой, слышал. Карен замирает и краем глаза видит, что Карл тоже замер. Оба пристально смотрят на Харальда Стеена и снова садятся. — Стало быть, вы слышали машину? Голос Карла звучит нарочито спокойно, будто он опасается, что малейшая попытка поторопить Стеена все испортит, вновь отвлечет старика от темы. — А как же, машину Сюзанны, драндулет этот японский. Потому и подумал: чудно, на кухне свет горит. И дым из трубы. Ну то есть, с какой бы стати она все так оставила, а? Но я и предположить не мог… — Ты уверен, машина точно была Сюзаннина? — перебивает Карен как можно мягче. Харальд Стеен позволяет себе сердито фыркнуть. — Звук-то какой! Хрипит и фырчит ровно древняя старуха, когда заводится. Тут не ошибешься. Стартер хреновый, я говорил Сюзанне, что надо его заменить, но у нее, понятно, руки не дошли. — И было это, значит, утром, еще до прихода польки? — наседает Карл. — Вы уверены? — А как же, но полька к тому времени уже пришла. Машина затарахтела, аккурат когда она крикнула, что кофей готов. Нам показалось чудно, что Сюзанна уезжает этак рано в воскресенье. Вдобавок после Устричного. Потому она и явилась так поздно, — добавляет Харальд Стеен. — Поздно? Вы же только что сказали, что рано. — Да я про польку, само собой. Она-то соизволила явиться в десятом часу. Должно, отсыпалась. Недаром говорится, ленивой овце и шерсть тяжела. — В десятом часу? Точно? — Точно, я же каждые полчаса слушаю новости и погоду. И успел несколько раз прослушать старые новости, ничего нового не сообщали. Но она, поди, как и все, была на Устричном фестивале и перебрала хеймёского. Они ведь, слышно, пьют как лошади. Ну, то есть польки. Карен набирает в грудь воздуху, делает последнюю попытку: — Значит, ты слышал, как Сюзаннин автомобиль отъехал, уже после прихода помощницы? Как думаешь, она тоже слышала машину? — Еще бы! Сказала даже, звук, мол, такой же, как у автомобилей дома, в Польше. Хорошая баба, что ни говори. Они прощаются, еще раз убедившись, что сына Харальд Стеен вызывать не желает. Карен решает не дожидаться соцработницы. Карл записал телефон некой Ангелы Новак из “Хоумкэр”, чья визитка обнаружилась на дверце холодильника. — И что же ты думаешь по этому поводу? — спрашивает Карл, когда они снова шагают по тропинке. — С головой у него хуже, чем я думала. А ведь не так давно Стеен был в Лангевике весьма популярной фигурой. Ни одного аукциона не пропускал, считался, помню, прижимистым, но чертовски забавным. Теперь это в прошлом. В последние годы я большей частью встречала его в городе, так, видела издалека. — Да, его указания времени не основание для выводов, из этой чепухи вообще ничего особо не вытащить, — мрачно вздыхает Карл. — Пусть даже кое-что из его домыслов окажется правдой. — Да, вполне возможно, они и впрямь слышали Сюзаннин автомобиль. Потолкуй с этой Ангелой Новак. Вдруг она еще что-нибудь заметила. — Если старикан прав, то получается, преступник уехал отсюда в автомобиле жертвы около десяти. — Так или иначе, автомобиль пропал, значит, не исключено, что так оно и есть. Посмотрим, удастся ли Брудалю поточнее определить время смерти. Попробую поднажать на него. — Когда ты объявила автомобиль в розыск? — Как только приехала сюда и увидела, что его нет на месте. Не раньше двух. — В таком случае у убийцы было несколько часов, чтобы спокойно покинуть остров. — Да, свалить на Ноорё или на Фрисель, во всяком случае. По воскресеньям ни в Эсбьерг, ни в Харидж паромы не ходят. — Но есть авиарейсы из Ленкера и Равенбю. Зуб даю, автомобиль мы найдем возле того или другого аэропорта. — Стало быть, у тебя новая версия: кто-то запланировал убить Сюзанну Смеед, а затем сбежать из страны? А недавно ты толковал про кражу со взломом. Как бы то ни было, в таком случае им пора бы уже найти автомобиль — на парковках у паромных терминалов и в аэропортах проверку производят первым делом. Карл Бьёркен пожимает плечами, а Карен продолжает: — Я говорила с Корнелисом Лоотсом, он звонил в порт. Единственное большое судно, покинувшее остров, это круизный теплоход, который сейчас направляется в Норвегию. Он вышел из Стокгольма двадцать пятого и прибыл в Дункер с заходом в Копенгаген. Сейчас идет в Эдинбург, затем посетит Шетландские острова и норвежское побережье, а потом вернется в Швецию, если я правильно поняла. В общем, круиз для американских пенсионеров, у которых корни в Северной Европе. Но мне трудновато представить себе, чтобы какой-нибудь богатый американец спонтанно покинул удобную каюту-люкс и отправился на велосипеде в Лангевик убивать Сюзанну Смеед. — На велосипеде? — Да, или автостопом. Иначе как бы он сюда добрался? Ведь чтобы уехать отсюда, убийца угнал Сюзаннину машину, но свою нигде не оставлял. На всякий случай я поручила Лоотсу связаться с пароходством и запросить списки пассажиров. Но если твоя версия верна и убийца покинул страну, у нас нет ни малейшего шанса. Гавани, они как решето. Карл шагает, засунув руки глубоко в карманы и подняв плечи, как бы защищаясь от ветра. Карен смотрит на него и думает, что надо бы сбавить обороты, не затевать бесконечный спор. А то она прямо как сварливая собачонка. — Вдобавок уйма катеров и яхт из Дании, Голландии и черт знает откуда еще, — продолжает она. — Ведь вчера сюда съехались тысячи людей, и большинство умотало еще в первой половине дня. Какого лешего этих идиотов несет сюда на Устричный фестиваль? Карл прыскает: — Хорошо, что Каллевик и Хёуген тебя не слышат. Карен прекрасно знает, что он имеет в виду. С содроганием она вспоминает визит министра внутренних дел в полицейское управление, состоявшийся несколько лет назад. Накануне летнего сезона Гудрун Каллевик, выступая перед представителями доггерландского полицейского корпуса, особо подчеркнула, как важно, чтобы полиция своей готовностью помогать и служить людям способствовала доброму самочувствию и безопасности туристов. В кои-то веки Карен согласилась с Йоханнисеном, когда тот буркнул: “Мы, черт побери, не экскурсоводы”. Причиной стал нашумевший инцидент, случившийся минувшим летом, когда двое не в меру ретивых молодых полицейских из охраны общественного порядка забрали в Ратушном парке некоего нетрезвого мужчину. К сожалению, как выяснилось, означенный мужчина валялся на скамейке в парке, потому что был избит и ограблен — лишился бумажника и мобильного телефона, — а невнятность речи была обусловлена не алкоголем, а инсультом, который он перенес месяцем раньше. Чтобы восстановить здоровье, солидный немецкий промышленник с женой решили съездить на Доггерландские острова, ведь оба мечтали об этом много лет. Три часа жена в тревоге ждала мужа, который вышел на короткую прогулку, и в конце концов позвонила в полицию, после чего вся история была мало-помалу распутана. Никакие извинения не смогли заставить супружескую пару остаться на островах. Или, подчеркнули они, когда-нибудь приехать сюда еще раз. История наделала много шума в доггерландских и, увы, немецких СМИ. Министру внутренних дел Гудрун Каллевик как лицу, политически ответственному за полицейское ведомство, пришлось дать десяток интервью немецким СМИ и вдобавок вспомнить школьный немецкий, что привело к нескольким досадным недоразумениям и 1 337 063 просмотрам в Ютьюбе. В довершение всех бед, случилось это за шесть недель до назначения Дункера очередной культурной столицей Европы. В зале стояла мертвая тишина, когда министр внутренних дел закончила свое выступление перед полицейским корпусом и Вигго Хёуген заверил ее, что лично возьмет на себя ответственность за осуществление культурных изменений в полиции. “Личная ответственность за осуществление позитивных культурных изменений в полиции” оказалась на деле столь же безнадежной и идиотской, сколь и на словах. Карен и Карл молча шагают по тропинке в гору, слушая плеск речки, которая покорно бежит вниз, к морю. Карен думает о неизбежности, ожидающей ее впереди.