— Да нет, что ты, мы еще не ложились, рано, — говорит она, покосившись на мужа. — Да, намного лучше. Вот он тут, сидит рядом, можешь сам с ним поговорить. Да, все в норме. Привет Эве. Да, надо бы в самом деле. И тебе того же. Даю Эвальда. Уныло глянув на жену, Эвальд Йоханнисен берет трубку и принимает полусидячее положение. Разговоры со шведским кузеном обычно занимают много времени и вызывают у него ощущение собственной неполноценности. Наверно, потому, что Ханс всегда норовит подчеркнуть, что продвинулся в шведской полиции выше, чем Эвальд в доггерландской, хотя в Доггерланде конкуренция куда меньше. Или, может, это обычный комплекс младшего брата, каким страдают все доггерландцы по отношению к своему большому восточному соседу. Однако на сей раз кузен Ханс Коллинд, заместитель начальника Южного региона, окажется весьма немногословен. Уже после нескольких вводных фраз по поводу Эвальдова здоровья и получив обещание не волноваться, он переходит к подлинной цели своего звонка. — Дело в том, — говорит он, — что у нас в Мальмё произошел странный случай. И я подумал, не поможешь ли нам ты. Не хочу звонить кому попало в такое время. Да уж, мне, понятно, звонить можно, думает Эвальд, но чувствует, как раздражение уже сменяется любопытством. — Слушаю, — говорит он. — У нас тут убита пожилая женщина, в собственном доме, причем никаких следов взлома или сексуального насилия не обнаружено. Кто-то просто зашел, убил ее и ушел. Судмедэксперт говорит, случилось это позавчера вечером, и пока что мы не нашли ни мотива, ни свидетелей. — Я-то чем могу помочь, по-твоему? Эвальд Йоханнисен искренне удивлен. Он привык, что кузен звонит поболтать о себе и похвастать всем — от работы до детишек, но чтобы такое… Хассе, похоже, впрямь просит о помощи. — Ее дочь, которая, само собой, в шоке и смятении, рассказала, что с ней связывалась доггерландская полиция, хотела установить контакт с ее матерью. Та была в отъезде, совершала в Испании какое-то паломничество, а кто-то из ваших несколько раз, по словам дочери, спрашивал про нее. — Из наших? А зачем нам… И в эту самую минуту Эвальд Йоханнисен понимает, кто звонил и кто убит. Но все равно спрашивает: — Как ее зовут? — В смысле, убитую? Диса Бринкманн. 80 Лампы дневного света в восточном коридоре на третьем этаже Доггерландского полицейского управления мигают, прежде чем вспыхнуть и залить холодным светом пустые столы. Эвальд Йоханнисен проходит прямиком к своему, включает компьютер и уже затем тяжелыми шагами идет в буфетную, берет с сушилки фарфоровую кружку и нажимает на кнопку с надписью “двойной капучино”. Смотрит на часы и вздыхает. Диса Бринкманн. Кузен Хассе мог бы и не называть имя, Эвальд и без того понял. Что ни говори, он дважды перечитал отчет Карен. Конечно, главным образом с целью выискать ошибки и поводы для насмешек, однако достаточно многое засело в голове, хоть он и считал это чистейшим безумием. Но услышанное от Хассе заставило Эвальда Йоханнисена вылезти из-под одеяла и встать. Сколько же старушенций, интересно, совершали пешее паломничество в Испании? И что двое из тех, кто фигурировал в одном расследовании, будут убиты, отнюдь не могло — как бы Йоханнисену ни хотелось — быть случайностью. Теперь ему придется связаться с Эйкен. Пропади все пропадом. Жена не протестовала, когда он, всего часом раньше слишком усталый, чтобы впервые после приступа заняться с ней любовью, вдруг без всяких объяснений встал с постели, оделся и ушел. Вместо того чтобы расспрашивать и уговаривать, она спокойно погасила ночник, повернулась на бок и уснула. Рагна Йоханнисен была замужем за Эвальдом почти сорок лет. Она знает, что это бесполезно. И вот он сидит, с закрытыми глазами, откинувшись на спинку кресла. В третий раз просмотрел отчет и нашел то, что искал. Нет, это не совпадение, тут он совершенно уверен. Каким образом все взаимосвязано, он понятия не имеет, но связь есть, вне всякого сомнения. Уж столько-то полицейского чутья у него осталось, несмотря на возраст, сосудистые кризы, а теперь еще и импотенцию, он видит, когда факты взаимосвязаны. Женщина, которую искала Карен, убита не случайно. Ему не хочется признавать, но Эйкен, судя по всему, шла по следу. Вопрос только, по какому? Нет, мысленно поправляет он себя, главный вопрос сейчас в том, где эта чертовка, ведь по телефону она не отвечает. Он набирает номер еще раз, уже третий, — снова автоответчик. Эвальд Йоханнисен ставит трубку на базу с такой силой, что опасается, уж не расколотил ли он телефон. Она в отпуске, но ведь это не повод не брать трубку. Хоть немного чувства ответственности можно требовать даже от бабы, а? Он быстро проверяет телефон — слава богу, гудок есть. И с глубоким вздохом набирает номер Карла Бьёркена. Черт, думает он, слушая гудки. Если Эйкен права, он нахлебается, до самой пенсии. — Привет, Эвальд, — наконец по обыкновению отвечает Карл. — Как скоро можешь приехать? — Спасибо, у нас тут просто замечательно, — кислым голосом отвечает Карл. — Ребятишки уложены и… — Я серьезно. Как скоро ты можешь приехать в управление? На другом конце короткая пауза. — Дай мне полчаса. — О’кей. Еще один вопрос: не знаешь, Эйкен успела уехать? Кажется, она что-то говорила насчет Франции. — Карен? А зачем тебе. — Черт, знаешь или не знаешь? — Она должна была уехать на пароме в Эсбьерг рейсом в полодиннадцатого сегодня вечером, а потом на машине двинуть дальше. Да о чем речь-то, черт побери? Последнюю фразу Эвальд Йоханнисен уже не слышит. Повесил трубку. Пустым взглядом смотрит на экран, меж тем как мозг работает на полных оборотах. Ровно четыре минуты он неподвижно сидит и смотрит. Потом быстро наклоняется вперед и пишет в окошке — doggerlines.com. Нажимает еще несколько клавиш, получает нужную информацию и берется за телефон. Вообще-то, наверно, можно бы связаться с Эйкен завтра утром, думает он, слушая гудки. Вряд ли они могут прямо здесь и сейчас выяснить, как связаны между собой убийства Дисы Бринкманн и Сюзанны Смеед. А лучше всего, конечно, обойтись без ее помощи. Черт, вот бы она разозлилась. Но мало-помалу Эвальда Йоханнисена охватывает другое, необъяснимое чувство неловкости. Он нутром чувствует его, когда с растущим раздражением слышит голос автомата, который сообщает, что он включен в очередь и она скоро подойдет. Должен же у пароходства быть еще какой-то номер, помимо обычного клиентского. Только вот он не знает, где искать среди ночи, когда начальства нет на месте. С другой стороны, он и так узнает все, что нужно. Вот дерьмо, наверно, и с этим надо было подождать до утра. Если бы не гложущее ощущение, что надо спешить. 81 Пятью минутами позже Карен проходит по коридору среди звякающих игровых автоматов и попадает в гущу громкой танцевальной музыки, смеха и людей, которые добавляют еще больше шума, ведь, чтобы услышать друг друга, им приходится кричать. Басы гулко отдаются в груди, меж тем как она проталкивается по переполненному помещению. Она-то думала, что крюк невелик. Просто загляну и проверю, как она там. Удостоверюсь, что с ней все в порядке. Теперь она видит, что обречена на неудачу. Мало того что здесь жуткая толчея и шум, так пароходство вдобавок решило, что самое подходящее освещение — лампочки вдоль барной стойки да этакий стробоскопический свет с танцпола, от которого учащается пульс. Тут определенно никого не найдешь. Толчок — и она налетает на какого-то парня, который расплескивает пиво. — Черт, — рявкает он, — смотри, куда прешь! — Извините, меня саму толкнули, — пытается оправдаться она, но он уже отвернулся и что-то кричит в ухо девице, лицо которой освещено дисплеем мобильника, на котором она набирает номер. Не обращая внимания на парня, девица вдруг взвизгивает и сует мобильник под нос стоящей рядом подружке: — Ой, во дурак, глянь! — В самом деле, серьезно. Ему бы… Остального Карен не слышит. Проталкивается дальше по заведению, формой напоминающему подкову, и громко стонет от облегчения, когда выбирается на другую сторону. Хорошо одетая женщина с дорогой сумочкой, видимо, устала от тишины в верхнем баре и стоит теперь впереди, возле игрового автомата. Ишь ты, думает Карен, вообще-то непохоже, чтобы ты нуждалась в деньжатах. С другой стороны, ей известно, что определенная категория пассажиров — разного рода игроманы. Впрочем, нарядная женщина не очень-то смахивает на игроманку, во всяком случае, она не бросила в автомат ни шиллинга, просто стоит и разглядывает неподвижные ряды вишенок, часов и семерок. Черные брюки и жакет свидетельствуют о деньгах и о вкусе. Правда, не таком, как у Карен, но все равно ясно, что эта женщина очень заботится о своей внешности. А ее волосы еще усиливают это ощущение. Собственная прическа Карен не предполагает частых визитов к парикмахеру, и проседь в каштановых волосах она устраняет сама, в ванной. Но все же или как раз поэтому она отчетливо видит, что ни красивая стрижка под пажа, ни медового цвета волосы вовсе не результат домашних усилий. Со смутным неудовольствием Карен рассматривает спину женщины. Что-то в этой одинокой фигуре, которая неподвижно изучает однорукого бандита, говорит о печали, даже о страхе. После здешнего кошмара надо срочно перекурить, думает Карен и бросает взгляд на стробоскопический свет на танцполе. Одна затяжка — и спать. Она сует руку в сумочку, ищет сигареты, не находит и опускается на корточки, спиной прислонясь к стене. Открыв сумочку, видит холодный свет мобильника, и сердце тотчас ёкает. Кто-то пытался с ней связаться. Но звонила не Сигрид. Карен недоверчиво смотрит на телефон и имя на дисплее. Три пропущенных звонка с номера, который она слишком хорошо знает: коммутатор управления. И один звонок от мамы. 82 — Добрый вечер, вы позвонили в “Доггер-Лайнз” и говорите с Пией. Чем могу помочь? Почему народ нынче такой многословный, думает Эвальд, постукивая пальцами по столешнице. Вслух он говорит: