Круглое лицо исказилось в гримасе обиды и испуга. – Я н-ничего плохого! – в голосе прорезались визгливые ноты. – Честное слово! – Чш-ш! – Андреас положил ладонь на руку дочери. Жена стояла молча в отдалении. – Тише, тише. Я знаю, девочка моя. Главное, чтобы никто не убедил тебя в обратном. Но все-таки расскажи мне. Что дурного ты делала? – Цыпленка не я! – всхлипнула Мина и закрыла лицо ладонями. – Цыпленка убила Катерина! Быстрый хитрый взгляд из-за растопыренных пальцев убедил Андреаса, что дочь лжет. – Что еще? – допытывался он. – Ничего не знаю! – Мина, представь, будто я чужой человек. Что ты должна сказать ему? – Чужой? – Да. – В новой одежде? – Может быть. В новой. Да. – Мужчина? – допытывалась Мина. – Мужчина, мужчина! Девушка повела плечом и кокетливо засмеялась. – Хватит! – рявкнул Андреас. Пальцы, мягко поглаживавшие запястье дочери, впились в ее кожу. Мина заверещала как обезьяна, рванулась, но оплеуха заставила ее сжаться на табуретке. – Дура! Что надо отвечать чужим на все вопросы? Мина хныкала, прижимая ладонь к щеке. – Девочка моя маленькая. – Переход от ярости к нежности был молниеносным. – Чему я тебя учил? Отвечай, не бойся. Девушка замигала часто-часто и выдавила: – Спросите у Катерины! Андреас торжествующе засмеялся. – Молодец! Умница моя! – Спросите у Катерины! – радостно повторила Мина. – Спросите у Катерины! Спросите! У! Катерины! Андреас, хохоча, поднялся и хлопнул себя по ляжкам. – Ай да девочка! Слышала, Роза? Наша дочь знает, что сказать чужакам. Женщина молча кивнула. – А ты? – внезапно спросил рыбак. – Знаешь? – Я все время в доме, – тихо ответила та. – Я буду отвечать: «Вам лучше спросить моего мужа». Несколько секунд Андреас буравил ее взглядом, затем, успокоенный, кивнул. За его спиной Мина продолжала талдычить: «Спросите Катерину». – Славная шутка, а, Роза? Не дождавшись ответа, он вышел во двор. – Да замолчи уже, – в сердцах прикрикнула женщина на дочь. 4 Скотч помог. От клиента удалось добиться связного рассказа о том, что произошло после исчезновения его жены. По вызову приехала местная полиция и поначалу отнеслась к его заявлению серьезно. Отель обыскали, осмотрели ближние скалы и побережье. – В этом районе всего несколько бухт пригодны для купания, – устало рассказывал Гаврилов. – Местность скалистая, в воду не залезешь. Ничего, конечно, не нашли. В конце концов решили, что Оля упала с обрыва. – Что потом? – Я побывал в консульстве. На следующий день здесь появился какой-то потасканный тип с усами… Кажется, следователь из Афин. Если я правильно понял. Не уверен, что хорошо соображал. Бабкин вспомнил батарею пустых бутылок. – И что следователь? – Он был не один. С ним трое, может, четверо. По новой обыскали отель. Осмотрели каждую комнату, светили… специальными фонарями. – Ультрафиолетом, – подал голос Сергей. – Исключали версию, что ваша жена была убита в одном из номеров отеля. – Моя жена вполне могла быть задушена, – криво усмехнулся Гаврилов. – Никакая криминалистическая лампа не помогла бы обнаружить следы. Еще привели собаку. – Собаку? – Чтобы взяла Ольгин след. Дебилы! Бабкин вынужден был согласиться. Спустя три дня после исчезновения человека искать его следы в отеле, где все исхожено клиентами? Демонстрация активной деятельности, показуха. – А потом кто-то из персонала дал показания… Я так и не узнал, кто именно. – Какие показания? – Будто бы мы ссорились. И я постоянно орал на Олю. А она… Петр споткнулся на полуслове. Бабкин поймал его быстрый взгляд, брошенный на бутылку возле кресла. – А она? – переспросил он, не двигаясь с места. – …заигрывала с местными. С официантами. Менеджерами. Как бы в отместку. Последнее признание далось клиенту тяжело. – Она действительно заигрывала? – поинтересовался Макар. Гаврилов оторвал взгляд от бутылки и перевел на Илюшина. Он сидел набычившись, смотрел исподлобья, – побагровевший, потный, люто ненавидящий их обоих и несчастный настолько, насколько могут быть несчастны люди, которых некому жалеть. – Нет, – выдавил он наконец. – Это бред. Но они вцепились в меня… Решили, будто я ее изводил. Гаврилов умолчал о том, как двое суток подряд ожидал, что ему вот-вот будет предъявлено обвинение. Во всех взглядах он ловил невысказанную мысль: ты что-то сделал с ней. Он частично помешался, наверное, и вдобавок пил без перерыва, вызывая все большее отвращение у окружающих. Люди не любят иметь дело с жертвами. Другое дело – человек, прикончивший собственную жену и поднявший шум, чтобы отвлечь от себя подозрения. Когда Гаврилов осознал, что в его номер каждый час заглядывает кто-нибудь из персонала, и на лицах их, смуглых носатых лицах сияет плохо скрытый восторг, он окончательно обезумел. «А-а-а, зоопарк! – надрывался он, стоя посреди комнаты в одних семейных трусах. – Денег даете, чтобы посмотреть на меня? Давайте, уроды! Я вам сам заплачу! А, каково?» Он расшвырял вокруг горстями звонкую мелочь, которую Ольга держала для чаевых, а когда деньги кончились, начал швырять стулья. Молоденькая горничная, зашедшая якобы для того, чтобы оставить полотенца, с визгом убежала. Его едва не выставили из отеля. Уезжать Гаврилову было никак нельзя. Пришлось забыть про виски. Без выпивки стало совсем плохо. – Полиция пришла к выводу, что жена от меня свалила, – бесцветным голосом сказал он. – Ольга меня боялась. Я ее запугал. Настолько, что она бросила все, дождалась, пока я уйду купаться, и исчезла. – Эту версию подтверждают только показания персонала? – спросил Сергей. – Или есть улики? – Какие еще улики… Ничего у них нет. – И это весь результат расследования? – Понятия не имею. Здесь уже два дня никто не появлялся. Макар внимательно посмотрел на него. – Почему ваша жена не могла уйти купаться за вами следом? – Потому что у нее болело горло. – Из голоса Гаврилова снова исчезли эмоции. – Она легко простужается. Если окунется в прохладную воду, точно разболеется. Поэтому она не была утром на море. Это исключено.