— Понятия не имею, чем это закончится, но готов поучаствовать. Теперь он раздвинул мои колени резко и встал точно так же, как минуту назад. Я наклонилась и коснулась кончиком языка его соска, потом провела увереннее. Мне нравилось его тело, один его вид возбуждал. И особенно сводило с ума, когда под пальцами я почувствовала мурашки. Он не показывает мне, не выдает себя сбившимся дыханием, но ему чертовски приятно. Теперь хотелось спуститься еще ниже — провести языком между кубиками на животе, но было неудобно. Вадим, словно тоже об этом подумал, вдруг подхватил меня под бедра, заставляя обвить ногами, поднял и понес в гостиную. Я не возражала. Там остановился возле дивана и отпустил. Я целовала его грудь, гладила руками плечи. Он вдруг перехватил мою руку и потянул вниз, прижимая к своей ширинке. Возбужден, но это не удивило. Вадим сам прижал теснее и немного провел, но меня не надо было заставлять. Мне понравилось ощущать, как от каждого моего движения, даже через плотную джинсовую ткань, он напрягается все сильнее. Я теперь гладила сама с тем же нажимом. И все же начала наклоняться к животу. — Встань на колени, — несмотря на двусмысленную фразу, никакого давления в тоне не прозвучало. Я не могла решиться, просто поцеловала чуть ниже, чем раньше. Он одну руку положил мне на затылок, немного давя, а второй расстегнул пуговицу на джинсах. Я понимала, что это означает — чего он хочет, но готова точно не была. Посмотрела вверх, поймала его потемневший взгляд. Он говорил очень мягко, почти неслышно: — Встань на колени, Арина. Это просто любопытство — впервые исследовать чужое тело, когда даже своего собственного толком не знаешь. Не делай ничего, что не хочешь. Но я вполне смогу перетерпеть близость твоего рта там. Я поцеловала в живот, а потом отстранилась и стянула вниз джинсы. Немного отодвинулась — рассматривая обнаженный член. Провела рукой совсем рядом, видя как от этого начали вздуваться венки. Потом осторожно коснулась кончиками пальцев у головки и прошлась, едва трогая, до самого основания. Головка блестела от смазки, и мне совсем не хотелось касаться ее губами. Зато руки становились увереннее — я обхватила ствол ладонью, провела туда и обратно, как он сам вчера делал. — Не так резко, Арин, — голос сдавленный, будто ему больно. Я провела снова, теперь немного натягивая кожу на головку. Показалась еще одна едва заметная капля. Член налился полностью, стал очень твердым. И я, забыв о последних сомнениях, водила рукой туда и обратно, но притом не нажимала слишком сильно. Наклонилась и поцеловала в бедро. Хоть и слегка коснулась, но почувствовала, как все его мышцы сжались. Я знала, чего он хочет, и потому заставила себя провести языком по коже ствола, но не дошла до головки. А может, стоит попробовать взять ее в рот? Ведь я не обязана доводить дело до конца. И если совсем станет противно — отстранюсь. Он сам так сказал. Я, не в силах решиться, снова посмотрела вверх. Как же он тяжело дышит, рот приоткрыт. Но даже сейчас способен улыбаться! — Не надо тогда, — вдруг решил за нас обоих. — Закончи рукой, а потом я то же самое сделаю для тебя. Хоть спермы ты не боишься? Возможно, мне очень захотелось сделать ему приятно. Или это было продолжением любопытства. И потому я отпустила член, поднялась и, почти совсем не смущаясь, прошептала: — Нет. Хочу, чтобы ты взял меня. Надеюсь, второй раз будет не так больно. Я даже договорить не успела, как меня подхватили и вихрем перенесли на диван, почти бросив. Он сразу же прижал меня, всем весом, погружая язык в мой рот. Я расслабилась, отдаваясь на волю сильных рук. Вадим снова приподнял меня, рывками снимая одежду, потом снял с меня штаны и снова придавил собой. Второй раз сильно отличается от первого. Неприятные ощущения я испытала только, когда он вводил член, но почти сразу привыкла. И возбуждение теперь не отступило. — Нет-нет, — он шептал в самое ухо. — Обвей меня ногами, не опускай. Я сделала, как просил, но ощущения внутри стали совсем другими, сильнее. Толчки становились более яростными, а от изменения угла наклона казалось, что он проникает с каждым разом все глубже. И на каждом его движении я не могла сдержать стона. — Вадим, медленнее, — выдохнула я. Он услышал, почти сразу сменил ритм. Теперь двигался более плавно, но внутри у меня сжималось все так же сладко. Хотя теперь я этим напряжением успевала наслаждаться. — О, смотрю, кто-то уже вовлекся в тему, — даже в шепоте слышна улыбка. Я кое-как заставила себя открыть глаза и тут же выгнулась от следующего медленного движения, пронзающего все тело. Да, черт возьми, мне нравилось. И даже его полу-насмешка нравилась — он явно наслаждался тем, что наслаждаюсь я. И шепот был бархатным, не давящим: — Не напрягайся, но если тебе чего-то хочется — говори прямо. Оргазм у женщины в голове, в первую очередь. И он будет только тогда, когда сама себе разрешишь. Я не поняла, что имеется в виду, но для споров не было желания. Он подхватил меня под колени, поднимая бедра еще выше и приподнялся сам. И как будто теперь входил еще сильнее, касался других точек внутри. Теперь мои стоны тоже стали другими — почти вскрики. Это была не боль, но что-то очень рядом. Удовольствие на самом краю боли — слишком сильно, чтобы контролировать. — Ага, значит, здесь, — почему-то удовлетворенно заметил он. И начал снова ускорять движения. Я сжималась, даже пыталась вывернуться и снова терялась, прошитая очередным спазмом. Задыхалась. Пыталась что-то сказать — попросить, чтобы дал привыкнуть, подстроиться. И не могла ничего выдать, кроме очередного — каждый раз более громкого — стона. Теперь он буквально вдалбливался в меня в немыслимом ритме. Я изогнулась, каждый нерв натянулся струной и потом в другую сторону — как в пропасть упала. Внутри выкручивало оргазмом — совсем не таким, какой я испытала в первый раз. А Вадим все продолжал и продолжал двигаться, пока не дошел до пика сам. И я не помню, когда все прекратилось. Не помню, когда он вышел из меня. Не помню, как оказалась на его коленях в очень тесных объятиях. — Ну, ты прямо находка, хорошая моя. Честно говоря, уже и не ожидал в этой жизни увидеть такую чувствительность. Я не открывала глаз, вслушиваясь в стук его сердца, которое еще несколько секунд назад бешено колотилось, но уже заметно успокаивалось. Ответила тихо: — Не очень приятно слушать про твой обширный опыт прямо сейчас. Сколько у тебя было женщин? Сто? Двести? Почти бесшумный смех. — Меньше, чем ты себе придумала. Но достаточно, чтобы мой комплимент прозвучал объективной точкой зрения. Но все мои мысли были направлены внутрь себя: — Я почему-то жутко устала, но притом не хочу спать. — Не спи. Завтрак мы безнадежно испортили. Предлагаю выбраться куда-нибудь перекусить. — Сейчас. Еще пять минут полежу, если ты не против. Вместо ответа он просто погладил меня по волосам, а потом коснулся губами макушки. И что-то было в этих пяти минутах, не формулируемое словами. Что-то совсем не связанное с предыдущим удовольствием, хотя, казалось бы, было как раз его продолжением. Что-то, исключающее обмен сарказмом и желанием притворяться. Когда нет сил стесняться наготы или двусмысленности, когда вообще ни о чем подобном не думаешь. Бесконечного умиротворения, в котором нет места ни анализу, ни сомнениям. Пять минут намного большего погружения друг в друга, чем секс. И, поняв это, я резко подняла голову и слезла с его колен. — Выход через час, Вадим Андреевич! Не опаздывайте! Глава 17 Я уже собралась и подкрасилась, когда раздался телефонный звонок. Конечно, я сразу метнулась к сотовому, готовая выполнить работу, но ответила на вызов разочарованным: — Ну, чего тебе, Кир? — Ты почему, мать, трубку не берешь? — Давай уже к делу. Он замешкался. Потом затараторил — все быстрее и громче: — Спаси. По старой дружбе спаси, Ариш! Я не специально! Села на кровать, не почувствовав никакой заинтересованности к его проблемам: — Что случилось? — Да я… короче, Ариш, ты главное выслушай для начала. У тебя сердце доброе, я ж знаю! Ну… я, короче, подкатил к одной из девочек… Да даже не подкатил! Вообще не подкатывал! Просто так душевно поболтали. Я ей говорю, что красивая она и молодая… И если вдруг решит завязать с этим бизнесом, то я всегда готов… ну, дружескую компанию составить. Предложил… выбраться куда-нибудь, кофе там выпить… В моей комнате, например. Никакого подката, Ариш! — Допустим. И при чем тут я? — До меня только потом дошло, что девочки о подобном обязаны сообщать. Пока она не сдала, но если сдаст… Тут правила такие дебильные: к своим девочкам не подкатывать, вообще никак. Мы типа для них мама и папа, так что никакой романтики. И если босс узнает, то мне сначала ребра переломают, а уже потом уволят! — Ребра переломают? — по инерции переспросила я. — В лучшем случае. Они работают только так. Чтобы правила никто не нарушал. Это только с виду Вадим Андреевич белый и пушистый, но когда до конфликтов доходит… Вообще-то, Вадим Андреевич в последнюю очередь производил впечатление «белого и пушистого». Криминальный бизнес — криминальные меры. Неудивительно, хоть и неприятно об этом узнавать. А этот балбес непонятно каким местом думал! Хотя о чем это я? Кир же вообще никогда не думает. — До сих пор не понимаю, при чем тут я? — Я тут подумал, Ариш… Он все равно узнает, или сама Мирка ему доложит. Сегодня или через месяц. Так что лучше вот прямо ему признаться. Говорят, что если человек не юлит, то Вадим Андреевич намного спокойнее все воспринимает. — Тогда признайся, — сделала я единственный вывод. — Боюсь, — он тяжело вздохнул. — Расскажи ты, а? У вас же там шуры-муры, вот ты как-нибудь и расскажи так, чтобы он меня не захотел сразу убить. «Шуры-муры», конечно. И ведь не поспоришь. — Кир, я могла бы попытаться… — Серьезно?! Ариш! Обожаю тебя, люблю тебя, соседушка моя сладенькая… Я перебила: — Но жду услугу за услугу. — Правую или левую почку? — сразу напрягся он. — Оставь свои почки до следующего своего косяка, — ответила задумчиво. — Кир, а твоя квартира теперь пустая? Пауза немного затянулась. Надеюсь, он там от осознания в обморок не грохнулся. И потом вкрадчивое: — Ариш… да если я тебя в квартире поселю, то он меня тем более уроет… — и обрадованно добавил: — И сеструха моя там живет! Двоюродная! Как я хату освободил, сеструха стразу уговорила разрешить там пожить — все лучше, чем с родителями.