Я включил глушилку. Кто — «они», я уже слышал, потому спрашивать не стал, и Гусак закончил мысль: — Телепаты! Ты был прав. — И как ты узнал, что это телепат? — уточнил я. — О, это не он, а девка совсем молодая, примерно, как мы, а погоны — лейтенанта! Смотрит на меня, и кажется, что мозги чешутся. А потом проходит. Вот и подтверждение, что он одаренный: простые люди не чувствуют, когда кто-то пытается прочесть их мысли. Или чувствуют? Жаль, я могу что его, что Дарину прочувствовать, только когда включается дар, потому сейчас стопроцентной уверенности нет. Мы остановились возле скамейки под фонарем. Утром тут был лед, сейчас он растаял, и листья, которые были желтыми, сменили цвет на бурый. — Что у тебя спрашивали? — поинтересовался я. — Что ты и говорил: откуда я знаю, какие у меня отношения с Игнатом, нравилась ли мне Аня, не ревновал ли я. — Скажи спасибо, что был телепат, иначе тебя сделали бы главным подозреваемым, как меня в прошлом году. — Да то вообще пипец был! А че тебя не допрашивал телепат? Я пожал плечами. А ведь действительно — почему? Впрочем, понятно. — Я шел массовкой. А вот с главными подозреваемыми работали серьезные люди. Про то, что Тирликас одаренный, я промолчал. Про остальных, конечно, тоже. Итак, это третий одаренный в моем окружении. Дарину можно было бы списать на совпадение, но третьего… Вывода напрашивалось два: или сейчас по всему миру массово стали проявляться самородки, или тут какая-то аномалия. Конечно, каждому хочется быть избранным и особенным, но кажется, эта аномалия — я. Черт, и спросить не у кого! К Тирликасу обратиться — засветить ребят. Да и если просочится, что я их инициирую, затаившийся охотник за самородками меня первого прихлопнет. — Так я че, того самого… этот? Тоже, короче, с даром? — не унимался Гусак. — Это неточно. Просто послушай совет: никому не рассказывай, я тоже буду молчать. — А какие они ваще бывают, дары? И откуда он у меня взялся, их же генсек раздает? — Думаешь, я много знаю? — попытался съехать с темы я. — Просто интересуюсь всяким таким. Где-то слышал, что старикам дар раздает Горский, и они ему служат. Может дать, может и забрать. А молодняк рождается уже такой, только проявляется дар не с детства, а примерно с шестнадцати лет и позже. На этом мои знания — все. — Жаль, — вздохнул Гусак, — и почитать про это негде. — Ты поменьше по Комсети шарься с такими запросами. Запросы-то тоже отслеживаются. — Да? — Ну ты как маленький! Конечно. Определенные программы находят запросы по заданным словам, и в месседж… говорилках тоже. Так что не трепись и не строй из себя героя. Все никак не привыкну называть месседжер говорилкой! — Понял, — кивнул Гусак, — спасибо, брат! Ты ща куда? — К Рине. По-хорошему надо бы к Игнату, но к нему не пустят. Гусак тяжело вздохнул. Ему хотелось бы провести побольше времени со мной, потому что кто еще поддержит и направит? — Давай, Витя, до завтра. Завтрашний день обещает быть интересным. К тому же Игнат придет, и новенькие. Кстати, как тебе новые защитники? — Егор нормальный пацан, конкретный. Марк мутный какой-то… — Гусак почесал в затылке, поморщился. — Такой… в общем. Нетрадиционный. Руку жать стремно. Я рассмеялся. — Ты хоть бы прочитал про него. Второй раз женат, трое детей. Так что жми руку спокойно, не зашкваришься. — А-а, ну ладно. Фу-ух. Похоже, руку Марку Гусак таки жал и успокоился, аж посветлел. — Завтра тоже новенькие придут. Кстати, ты не видел в своих снах, что на чемпионате мира будет? Сломаем систему, нагнем проклятых буржуев? Он повел плечами. — Не видел. Только бессвязную хрень про негров. Похоже, Витек отлипать не планировал. Я остановился и повторил: — Я иду к своей девушке. Третьим тебя не возьмем, даже не надейся! Гусак покраснел до кончиков ушей, как лакмусовая бумажка, которую опустили в стыд. — Да я и не того… я это, просто… Короче, бывай! Сунув руки в карманы, он зашагал прочь разболтанной походкой. А я направился к Дарине, размышляя о завтрашнем дне, о том, что вокруг меня инициируются одаренные, и скоро это сложно будет скрывать. И что тогда? Не прихлопнет ли Горский конкурента? А еще все время на память приходила красавица-Энн. Жила-была девушка, умная, талантливая, с яркой внешностью, полезла куда не следует, и не повезло. Вот на хрена было лезть нас спасать? Можно ли ставить знак равенства между экзальтированностью и глупостью? Эх, жить бы ей и жить! Любить, блистать, получать удовольствия. Добровольно ни за что в политику не полез бы, но меня туда тащат на аркане, и уже не соскочить. Пока я им выгоден как футболист, а что будет потом? Никто не знает. Гусак, вон, говорит — ядерная война. Так что — любить, мечтать, получать удовольствия! * * * Новеньких принимали так же, как и в прошлый раз: торжественно, в конференц-зале. Отчасти и для того, чтобы сгладить неприятное впечатление от нашей раздевалки и тренерской, больше похожей на каморку. Мы пришли немного раньше, расселись, а я тайком поглядывал на Игната, который сидел вместе с Жекой и напоминал тяжело больного: круги под глазами, уголки губ опущены. Нужно подойти поближе и считать его желания. На суицидника он не похож, но мало ли. Справа от меня развалился в кресле Гребко, слева ерзал Гусак, чуть дальше устроились Левашов и Микроб. Гребко говорил: — Прозвище у Видманюка — Ведьмак. Видьма — ведьма по-украински. Димидко торжественно представил нападающего Бориса Видманюка, и я обалдел, потому что на сцену вышел он. Ведьмак. Как из фильма вылез. Когда я про него читал и смотрел фото, да и когда мы играли, он был коротко стриженным, а теперь отрастил светлые патлы чуть ли не по плечи. Оттенок они имели не желтоватый, а пепельный. Высокий, статный, плечистый, среднего роста, в отличие от наших лосей Сэма и Гребко. «Выносливый, скоростной, изобретательный» — так его характеризовали. Как раз такого нам не хватало. Пройдя в зал, Ведьмак пожал руку сидящим с краю Жеке и Игнату, уселся, скрестив ноги. Арсений Цыба был чуть выше Микроба, нескладный, стриженный «под бобрика», с большим выпуклым лбом и кривыми ногами. Парень зажался, сказал, что это честь для него и он рад, и убежал на задний ряд. «Этот парень еще себя проявит, — так писали о нем. — Он умеет удивлять». Что ж, удиви нас, Арсений Цыба! Представив новеньких, Димидко улыбнулся и торжественно произнес: — А теперь — главная новость! Начальник нашей команды, Тирликас Лев Витаутович, договорился о товарищеском матче со «Спартаком»! Игра пройдет четвертого декабря в Москве! Вальяжно рассевшийся Гребко подобрался и аж задышал неровно. Левашов зааплодировал и воскликнул: — Вот это круть! Я буду играть со «Спартаком»! Мы все с ними будем играть! Вау! Все захлопали, но это была радость с оттенком настороженности, потому что ясно ведь: это совершенно другой уровень, и грядущий товарняк покажет, по зубам ли нам вышка. Глава 14 По зубам Не понимаю, как можно не любить Москву? Это все равно что не любить красивых ухоженных и интеллектуально развитых женщин, которые знают себе цену. Кем бы ты ни был, тут найдется и место для тебя, и люди по душе. А красота какая! Особенно если из иллюминатора смотреть, как по золоченым дорогам, будто по артериям, толчками — машины. А парки какие! В этой Москве так особенно. И привокзальные площади, до которых не дотянулись загребущие лапки известного столичного деятеля. Но главное — центр этой Москвы не изуродован сортирным околомодерном начала двухтысячных.