Мисс Лиминг бесстрастно взглянула на труп своего любовника и стала озираться по сторонам. Забыв про роль, она спросила: – Что вы тут натворили? А как же отпечатки? – Не беспокойтесь, я позаботилась об этом. Вам следует помнить одно – вы не знали, что у меня есть пистолет, когда я впервые появилась в Гарфорд-Хаусе, и что сэр Рональд забрал его у меня. Пистолет вы впервые увидели только сейчас. Встретив меня сегодня вечером, вы провели в кабинет и спустя две минуты увидели снова, когда я выходила оттуда. Мы вместе пошли к машине, беседуя на ходу. Забудьте обо всем остальном. Когда вас станут спрашивать, ничего не расписывайте, не изобретайте, не бойтесь сказать, что чего-то не помните. А теперь звоните в кембриджскую полицию. Спустя три минуты они стояли вдвоем в распахнутых дверях, дожидаясь полиции. Мисс Лиминг сказала: – После их прибытия нам не нужно разговаривать. Потом нам нельзя будет встречаться и проявлять друг к другу особенный интерес. Они будут знать, что тут не может быть речи об убийстве, если только в нем не замешаны мы обе. Но к чему нам составлять заговор, если это всего лишь вторая встреча и мы не питаем друг к другу сильной симпатии? Она права, подумала Корделия. О симпатии речи не было. Ее не очень трогало, что Элизабет Лиминг может сесть в тюрьму; но ей не хотелось, чтобы там оказалась мать Марка. Кроме того, она стремилась навсегда утаить правду о его смерти. Она жаждала этого до того сильно, что сама удивилась своему пылу. Все это не имело теперь для него никакого значения, да он и не мальчик, для которого важнее всего то, что подумают о нем другие. Но Рональд Келлендер осквернил его труп, собираясь превратить его всего-навсего в объект: в худшем случае – для насмешек, в лучшем – для жалости. Она встала Рональду Келлендеру поперек дороги. Она не желала ему смерти, не смогла бы сама спустить курок. Однако он был мертв, и она не испытывала по этому поводу сожаления и не собиралась становиться орудием мести человеку, предавшему его смерти. Мисс Лиминг должна была избежать наказания – этого требовала простая целесообразность, не более того. Глядя в летнюю ночь и прислушиваясь, не зашумит ли полицейская машина, Корделия раз и навсегда приняла как должное громадность и оправданность всего, что она уже совершила и что ей еще предстояло совершить. Никогда больше ее не постигнут угрызения совести или малейшее сожаление. Мисс Лиминг прервала ее размышления: – Есть вещи, о которых вы, может, захотите меня спросить, ибо вправе о них знать. Давайте встретимся в часовне Королевского колледжа после вечерней службы в первое воскресенье после дознания. Я пройду в алтарь, а вы останетесь в нефе. Такая случайная встреча будет выглядеть вполне естественно – если, конечно, мы обе останемся на свободе. Корделии было интересно наблюдать, как мисс Лиминг снова берет руководство на себя. – Конечно, останемся, – ободрила ее она. – Если мы сохраним хладнокровие, все пойдет, как намечено. Они еще помолчали. Первой не выдержала мисс Лиминг: – Что-то они не торопятся. Пора бы и подъехать. – Уже скоро. Мисс Лиминг неожиданно засмеялась и произнесла с откровенной горечью: – А чего нам бояться? Ведь они всего-навсего мужчины. После этого ожидание не нарушалось разговорами. Шум подъезжающих машин опередил свет фар, озаривших дорогу, выхватывая из темноты каждый камушек, каждую травинку на обочине. Через минуту они затопили светом застывшие в ночи глицинии и ослепили заждавшихся женщин. Машины остановились, фары потухли. К дверям без спешки потянулись неясные тени. Еще мгновение – и в холле стало тесно от крупных мужчин в форме и в гражданской одежде. Корделия отошла к стене, позволив мисс Лиминг выступить вперед, обратиться тихим голосом к прибывшим и пригласить их в кабинет. В холле остались двое в штатском. Они оживленно беседовали, не обращая внимания на Корделию. Их коллеги не спешили выходить. Видимо, они засели в кабинете за телефон, потому что вскоре число полицейских возросло. Первым прибыл медэксперт, которого можно было узнать по чемоданчику, даже если бы его не поприветствовали словами: – Добрый вечер, док. Сюда, пожалуйста. Сколько раз в жизни ему уже приходилось слышать эти слова! Он с непроизвольным любопытством скользнул глазами по Корделии и прошествовал через холл – низенький всклокоченный человечек с недовольным, почти плаксивым, лицом ребенка, разбуженного среди ночи. Следующим появился фотограф с аппаратом, треногой и тоже чемоданчиком; затем в дверях вырос эксперт по отпечаткам пальцев, следом за которым появились еще двое в штатском; в них Корделия, вспомнив уроки Берни, опознала людей, которым предстояло изучать место преступления. Значит, они причислили событие к категории подозрительных смертей. Почему бы и нет? Конечно, это очень подозрительно. Хозяина дома уже нет в живых, сам же дом ожил. Полицейские обращались друг другу не шепотом, а нормальными голосами, не делая скидки на присутствие мертвеца. Это были профессионалы, с легкостью выполняющие знакомую работу. Насильственная смерть не таила для них загадок, жертва не внушала ужаса. Они успели насмотреться на мертвые тела: при них по частям грузили в «скорую» останки жертв дорожной катастрофы, доставали крюком утопленников с речного дна, извлекали из липкой земли полуразложившуюся плоть. Они, подобно врачам, ласково и снисходительно обращались с теми, кто не видел того, что пришлось видеть им, держа при себе свои страшные познания. Это тело было важнее многих других, пока дышало. Теперь оно утратило значительность, хотя до сих пор могло доставить им кое-какое беспокойство. Что ж, они будут действовать с удвоенной скрупулезностью, утроенным тактом. Однако то, чем им предстояло заняться, оставалось всего-навсего «делом». Одним из многих. Корделия присела и приготовилась ждать. Неожиданно на нее навалилась неодолимая усталость. Она не мечтала ни о чем другом, лишь бы устроить поудобнее голову на столике и заснуть. Для нее уже ничего не значила ни мисс Лиминг, направляющаяся через холл в гостиную, ни высокий полицейский, поймавший ее на ходу. Они тоже не обратили ни малейшего внимания на привалившуюся к стене фигурку в огромном шерстяном свитере. Корделия попыталась отогнать сон. Она знала, что следует говорить; в ее голове царила на этот счет полнейшая ясность. Скорее бы они задали ей свои вопросы и позволили чуть-чуть поспать. Однако пришлось дожидаться, пока фотограф и специалист по отпечаткам сделают свое дело, – только после этого к ней приблизился кто-то из начальства. Ей совершенно не запомнилось лицо этого человека, но в ушах навсегда остался его бесстрастный голос, напрочь лишенный даже тени эмоций. Он протянул ей пистолет, уложенный на ладонь поверх платка, дабы исключить посторонние отпечатки. – Вы узнаете это оружие, мисс Грей? Корделии показалось странным, что он прибег к слову «оружие». Почему не сказать просто «пистолет»? – Кажется, да. Кажется, это мой. – Вы не уверены? – Видимо, мой, если только у сэра Рональда не было такого же. Он отнял его у меня четыре дня назад, обещав вернуть, когда я приду за заработанным. Это должно было произойти завтра утром. – Значит, вы очутились здесь всего во второй раз? – Да. – Вы встречались с сэром Рональдом Келлендером или мисс Лиминг раньше? – Нет. Я не знала их, пока сэр Рональд не послал за мной, чтобы я занялась этим делом. Он удалился. Корделия снова привалилась к стене, мечтая ухватить хоть немного сна. Но тут появился другой полицейский. Его сопровождал человек в форме, ведущий запись. Снова пошли вопросы. Корделия поведала заготовленную историю. Они записали ее, никак не прокомментировав, и исчезли из виду. Ее, должно быть, все же сморил сон. Очнувшись, она увидела высокого полицейского в форме и услышала его слова: – Мисс Лиминг готовит на кухне чай. Может, вы ей придете на помощь? Хоть какое-то занятие, правда? «Сейчас будут выносить тело», – промелькнуло в голове у Корделии. – Я не знаю, где кухня, – пробормотала она. Его глаза сузились. – Не знаете, мисс? Так вы здесь гостья? Сюда, пожалуйста. Кухня находилась в задней половине дома. Здесь пахло специями, маслом и томатным соусом, и ей немедленно вспомнился вкус итальянских блюд, которые они пробовали с отцом. Мисс Лиминг снимала с подноса чашки. Из электрического чайника уже шел пар. Полицейский не думал оставлять их одних. Корделия подала голос: – Можно вам помочь? Мисс Лиминг не подняла на нее глаз. – В этой коробке печенье. Положите его на поднос. Молоко в холодильнике. Корделия задвигалась, словно автомат. Бутылка молока показалась ей тяжеленной сосулькой, коробка с печеньем не поддавалась ее ослабевшим пальцам, и она сломала ноготь, пытаясь снять с нее крышку. Ей бросились в глаза кое-какие детали украшения кухни: настенный календарь со святой Терезой Авильской – дамой со странно удлиненным бледным ликом, напоминающим лицо мисс Лиминг, принявшей святой сан; фарфоровый ослик с соломенной шляпкой на печальной головке, навьюченный двумя корзинками с искусственными цветами; огромный голубой сосуд с коричневыми пасхальными яйцами. Подносов нашлось два. Констебль взял у мисс Лиминг тот, что побольше, и проводил ее в холл. Корделия последовала за ними со вторым подносом, прижимая его к ключицам, как ребенок, добившийся привилегии помочь матери. Их встретили мучимые жаждой полицейские. Взяв чашку, Корделия вернулась на свой стул. С улицы донесся звук еще одного подъехавшего автомобиля. В холле появилась женщина средних лет в сопровождении шофера. Сквозь густой туман усталости до Корделии донесся ее высокий, не терпящий возражений голос: – Дорогая Элиза, да как можно! Немедленно в колледж! Нет, я настаиваю! Где главный констебль? – Его здесь нет, Марджери, но господа полицейские очень любезны. – Тогда оставь им ключ. Когда все окончится, они запрут дом. Не можешь же ты оставаться здесь всю ночь одна! Последовали слова знакомства и торопливые переговоры, в которых доминировал голос вновь прибывшей дамы. В ее сопровождении мисс Лиминг поднялась наверх и уже через пять минут вернулась с легким чемоданчиком и перекинутым через руку плащом. Шофер дамы и один из детективов проводили их к выходу. Никто из них не удостоил Корделию даже взглядом. Еще через пять минут инспектор подошел к Корделии, держа в руке ключ. – Нам придется запереть дом на ночь, мисс Грей. Вам пора домой. Вы собираетесь ночевать в коттедже? – Я провела бы там еще несколько дней, если майор Маркленд не станет возражать. – Вы выглядите такой усталой! Один из моих друзей отвезет вас туда в вашей машине. Завтра мне потребуются письменные показания. Не могли бы вы прийти в участок прямо утром, после завтрака? Знаете, где он находится? – Да, знаю. Крошка «мини» устремилась следом за полицейской «пандой». Полицейский за рулем вел машину быстро, лихо вписываясь в повороты. Голова Корделии моталась по спинке сиденья и время от времени стукалась о плечо водителя, одетого в рубашку с короткими рукавами, и тепло его тела сообщало ей чувство успокоенности. В открытое стекло врывался не успевший остыть ночной воздух, мимо неслись низкие облака, среди которых начинал брезжить тусклый утренний свет. Она не узнавала дорогу, время утратило былой размеренный бег. Когда машина внезапно замерла, она с минуту сидела неподвижно, не понимая, что стряслось, пока наконец не узнала живую изгородь, зловеще нависшую над дорогой, и ветхую калитку. Она была дома. Водитель спросил: – Это здесь, мисс? – Да, здесь. Но я обычно ставлю машину чуть подальше, справа. Там есть рощица, в которую можно заехать. – Хорошо, мисс. Он вышел из машины, чтобы перекинуться словечком со вторым водителем. Последние несколько ярдов ночного путешествия были преодолены с черепашьей скоростью. Наконец полицейская машина укатила прочь, и Корделия осталась у калитки в полном одиночестве. Потребовалось усилие, чтобы распахнуть ее, преодолевая сопротивление мощных сорняков. Она побрела к задней двери коттеджа, шатаясь, как пьяная. Вставить ключ в замок тоже оказалось непростой задачей, но она кое-как справилась и с ней. Ей не пришлось больше ни прятать пистолет, которого у нее теперь не было, ни заклеивать окна. Ланн погиб, а она осталась жива. Ни разу еще она не возвращалась сюда вечером не чувствуя усталости, но никогда усталость не бывала такой убийственной. Она вскарабкалась вверх по лестнице, засыпая на ходу, и замертво свалилась на кровать поверх спального мешка. Прошло несколько дней, показавшихся Корделии долгими месяцами, – и она снова присутствовала на коронерском следствии. Оно проходило так же неторопливо и неброско, как и прежнее, когда умер Берни, но имелось и отличие. Здесь не было случайных лиц, скучающих на задних сиденьях, – вместо них зал наполнили скорбные коллеги и друзья, в ушах гудели приглушенные голоса, юристы и полицейские шепотом вели последние переговоры – словом, событие определенно относилось к разряду исключительных. Корделия догадалась, что седовласый господин, сопровождающий мисс Лиминг, был ее адвокатом. Он был любезен, но вовсе не подобострастен с полицейскими чинами, предупредителен с клиенткой, и, глядя на него, она думала, что все они собрались здесь просто для скучной формальности, внушающей не больше тревоги, чем воскресная молитва. Мисс Лиминг была очень бледна. На ней был серый костюм – тот самый, в котором Корделия увидела ее впервые в жизни у дверей своей конторы, но на этот раз дополненный черной шляпкой, черными перчатками и черным газовым платком на шее. Женщины избегали смотреть друг на друга. Корделия выбрала себе местечко на краю скамьи и уселась там в гордом одиночестве. Молодые полицейские адресовали ей улыбки, в которых одновременно читались жалость и желание приободрить ее. Мисс Лиминг приступила к показаниям негромким, спокойным голосом. Она уклонилась от клятвы, чем явно опечалила своего адвоката. Однако в дальнейшем у него не возникало оснований для тревоги. Сэр Рональд был подавлен смертью сына, заявила она, и винил себя за то, что не догадывался о затруднениях Марка. Он говорил ей, будто собирается обратиться в частное детективное агентство. Знакомство с мисс Грей и доставка ее в Гарфорд-Хаус – на ее совести. Вначале намерение сэра Рональда вызвало у нее возражения, ибо она не видела в этом нужды и опасалась, что всякие бесплодные копания будут только напоминать сэру Рональду о трагедии. Она не знала о револьвере мисс Грей, не знала и о том, что сэр Рональд отобрал у нее оружие. Она не присутствовала при их первой беседе. Сэр Рональд водил мисс Грей взглянуть на комнату сына, пока она искала для нее его фотографию. Коронер корректно поторопил ее перейти к рассказу о смерти сэра Рональда. Мисс Грей появилась у них в половине одиннадцатого с минутами для первого отчета. Она как раз проходила через холл, когда увидела девушку. Мисс Лиминг указала ей на позднее время, однако мисс Грей сказала, что хочет отказаться от расследования и вернуться в город. Тогда она провела ее в кабинет, где работал сэр Рональд. Они пробыли вместе минуты две. После этого мисс Грей вышла из кабинета, и обе женщины направились к ее машине; разговаривали они мало. Мисс Грей сказала, что сэр Рональд попросил ее вернуться утром, чтобы забрать причитающиеся ей деньги. О пистолете речи не заходило. Примерно за полчаса до этого сэру Рональду позвонили из полиции и сообщили, что его ассистент по лаборатории, Кристофер Ланн, погиб в автомобильной катастрофе. Она не сообщала мисс Грей об этом событии перед их беседой с сэром Рональдом; ей просто не хватило времени: девушка немедленно прошла в кабинет. По словам мисс Лиминг, они стояли у машины и прощались, когда раздался выстрел. Сначала она решила, будто это выстрел глушителя на дороге, но потом догадалась, что звук донесся из дома. Они ринулись в кабинет и обнаружили сэра Рональда уткнувшимся головой в письменный стол. Пистолет выпал из его руки и лежал на полу. Нет, сэр Рональд никогда не говорил ей ничего о самоубийстве. Его подкосила смерть Ланна, но утверждать что-либо очень трудно, так как сэр Рональд всегда скрывал свои чувства. Последнее время он упорно работал и после смерти сына стал не похож на самого себя. Но мисс Лиминг и в голову не могло прийти, что такой человек, как сэр Рональд, способен наложить на себя руки.