Истина и последствия, Йау-Йау. От них у тебя зудит прямо под нижней пуговицей модных шортиков, верно? Все до единой яйцеклетки вытягиваются по стойке смирно и разворачивают транспарант с надписью «Вижу цель – не вижу препятствий». Зачем же ты поджаривала свои нейроны стимуляторами и энергетиками, продолжая заниматься по ночам, когда одногруппники отправлялись прохлаждаться в своих или чужих постелях, если не ради шанса, единственного шанса, одного выстрела – возможности уничтожить целую тихоокеанскую корпораду? Сейчас или никогда. – Старички-китайцы говорят, что даже сломанные часы дважды в сутки показывают правильное время, – сказала Йау-Йау, повернувшись к Яго. – Что ж, давай попробуем. Когда перед судебным заседанием начинали действовать нейронные ускорители, Йау-Йау ощущала прилив воодушевления, и ей представлялось, что такие же чувства вызывает очень хороший секс. Становится все жарче, кожа обретает сверхчувствительность, тело превращается в мешок с извивающимися угрями, нарастает отрешенность от материального мира, поскольку внутренние и внешние часы все сильнее расходятся, и твоя самость больше не привязана к этому тривиальному куску мяса, одним мысленным приказом ее можно переместить в любой из миллиона аватаров, биологических и кибернетических; зудящая смесь нетерпения и предвкушения, знакомая ревностным христианам, ожидающим конца света. Йау-Йау много знала о нейрохимии и ни черта об очень хорошем сексе. Сотрудники Дом смерти, которые шли ей навстречу в коридоре, двигались очень медленно. Йау-Йау достаточно ускорилась, чтобы приноровиться к стробоскопическому мерцанию флуоресцентных знаков смерти: его частота составляла шестьдесят герц. Дверь в Невидимый офис Яго – неофициальный центр тайных операций двойного агента – открылась и продемонстрировала Кирлиановую ауру[185]. Йау-Йау Мок присвистнула и проглотила последний активатор ацетилхолина. Комната представляла собой улей из обожженной глины диаметром пять метров. Пол испещряли крошечные борозды, по стене тянулся узкий выступ с тремя углублениями-скамейками, равноудаленными друг от друга. Что заставило Йау-Йау присвистнуть, так это купол. Он до последнего сантиметра был покрыт терракотовыми статуэтками малых ацтекских божеств с воздетыми руками и выкрашенными желтой охрой ртами, разинутыми от боли или изумления. Каждая фигурка была не длиннее ладони Йау-Йау; они соединялись, как фрагменты тотемного столба, образуя длинные изогнутые ребра. Адвокатессе пришло в голову, что она в ловушке внутри глиняного музыкального инструмента. Наркотики, повышающие концентрацию, вызывали неспецифическую полиманию: все и вся вызывало непреодолимый интерес. Она могла бы часами созерцать белую лунку на ногте. Ловкими пальцами Яго вытянул из висков нити наносистем и уронил их на глиняный пол. Тот покрылся рябью и принял нити. Мертвец стоял, слегка расставив ноги, расслабленно опустив руки. У него на лбу выросли изогнутые рога из тектопластика. – С текторными свехпроводниками, работающими при температуре человеческого тела, можно делать вещи намного интереснее жидких автомобилей. – Он коснулся указательным пальцем третьего глаза. – Меня сперва завербовали, потом переделали. Одна из самых смешных шуток вселенной заключается в том, что наиболее совершенная система хранения и обработки информации выглядит как примерно два килограмма влажного серого вещества на верхнем конце позвоночника. Ни одна машина не может сравниться с его компактностью, с миниатюрностью его компонентов. Это прообраз всех наномашин, его микропроцессоры размером с молекулу. Но медленно, querida, как же медленно он работает. Он привязан к химическим сигналам, которые ползают как сомнамбулы, в то время как его силиконовые детки-саванты знай себе мельтешат со скоростью электронов. Если наши hermanos, Свободные мертвецы, смогли приспособиться к жизни в вакууме, почему бы исследователям Дома смерти не перенастроить мозг, превратив его в идеальный портативный компьютер? Передача данных со скоростью света, нулевые сбои в памяти, четыре терабайта для хранения и обработки данных. Встроенный интеллект, пять точно настроенных сенсорных входов и, при взаимодействии с вирткомбом, доступ ко всей паутине. Querida, я могу войти туда и победить любой мэйнфрейм где угодно в Тихоокеанском регионе. Мы работаем над сверхпроводящими текторами второго поколения. Объемы хранения умножатся в десять раз. Со временем каждый человек будет способен хранить и получать доступ к значительной части записанных знаний. А время, mi corazón – его у человечества более чем достаточно. – Моя юридическая прога… – начала Йау-Йау, а в это же самое время ее обострившееся восприятие начало теребить слова, следуя инстинктам адвоката: «„Человечество“, он сказал „человечество“, как будто мы, живые, неполная подростковая стадия, словно аксолотль, который еще не стал саламандрой, и только мертвые – настоящие люди». И вновь кончик пальца коснулся шишковидной железы. – Задумана, запрограммирована, хранится вот здесь. Меня очень позабавило, когда ты спросила, могу ли я загрузить «Лестницу в небо». Guapa[186], я буквально не в силах ее забыть, даже если захочу. Я подключен к спутниковой системе Дома смерти. Через меня можно получить доступ к паутине, к юридической иерархии «Теслер-Танос». Все улики хранятся в моей памяти. Ну надо же, прям Ангел-Летописец. – М-да, неудивительно, что я никогда не обыгрывала тебя в волейбол, – сказала Йау-Йау, осторожно снимая одежду. Она так и не нашла убедительной причины, по которой входила в виртуальность, одетая только в сенсорную кожу; в этом не было необходимости, вирткомб функционировал так же эффективно поверх одежды, как и поверх обнаженного тела. Суеверия. И сексуальность. Она огляделась в поисках крючка, на который можно было бы повесить вещи. Не найдя ничего, с некоторым отвращением положила аккуратную стопку на пыльный глиняный пол. Затем вошла в распростертые объятия Яго. Йау-Йау ахнула, когда ее вирткомб встретился и слился с вирткомбом Яго, а настоящая кожа прижалась к настоящей коже. Затем подключились интерфейсные разъемы, и она испытала знакомую шокирующую синестезию, когда система проверила параметры функционирования. Цвет тепла: оптические интерфейсеры прикрепились к задней части сетчатки. Звук синего: текторы подправили молоточек и наковальню, ударили по барабанной перепонке. Запах пентатоники от ми-бемоль: сенсорные подушечки начали сочиться молекулами в обонятельных центрах. Уникальный вкус умершего от напалма младенца после пяти дней разложения: нанозонды проверили рецепторы соли/кислого/сладкого/горького. И странная тошнота во всем теле, которой она никогда раньше не испытывала: усики из тела Яго обвились вокруг ее внутреннего уха и проникли в полушария. Один греховно приятный момент сенсорной депривации – и она вышла на лестницу Пауэлла и Прессбургера. За день и ночь она забыла о чистой радости, которую приносит черно-белый мир. Мрамор под ногами был успокаивающе твердым и белым. Далеко внизу по темно-серому небу плыли светло-серые облака. Слева и десятью ступенями ниже угольно-черный Хаммурапи взирал на безграничное виртуальное пространство. Справа через столько же ступенек вверх расположился Моисей с неопалимой купиной. Йау-Йау, элегантная и деловая, в черном, словно протестантский священник, с выверенным количеством серебряных украшений, чтобы не выставлять успешность напоказ, насладилась одиночеством и прислушалась к ветру, который заставлял бесконечную лестницу дрожать и гудеть, но не шевелил ни одного серебряного колокольчика на ее серьге. Взошло чистое белое солнце, ослепительный атом. Симуляция была безупречной, независимо от того, воспроизводилась ли она на старом виртуализаторе или в реконфигурированных нейронах мозга Яго. В тот момент, когда начинаешь думать, что виртуальное – это реальное, а реальное – это виртуальное, ты кончился как юрист; ее научили этому в первый день на факультете. И как человек ты тоже кончился. Она вызвала Окно событий. За ним раскинулась галактика паутины Трес-Вальес, где проги корпорад вспыхивали, словно квазары. – Корпорада «Теслер-Танос», – сказала Йау-Йау громко и ясно. Невидимые прилежные подпрограммы получили доступ к кодам и паролям: один бело-голубой супергигант отделился от основной паутины и увеличился, заполнив Окно событий целиком. «Сраные выпендрежники». Звезда взорвалась; включились предохранители вирткомба, фильтры снизили сенсорную перегрузку до приемлемого уровня. «Йау-Йау Мок не сбить с толку пиротехническими выкрутасами». Она моргнула, выключая оптические фильтры, и увидела в десяти шагах от себя двадцатиметрового золотого самурая в полном вооружении. С боевыми вымпелами, развевающимися за спиной на личном виртуальном ветру. И с обнаженным мечом. – Я Procurador[187] Мартина Мартинес из юридического отдела corporada «Теслер-Танос», – прогремел над ней самурай. Только крупнейшие концерны могли позволить себе юридические проги, которые круглосуточно имели человеческий облик. – Я Abogado[188] Йау-Йау Мок из «Эллисон, Исмаил и Кастарди», – громко объявила она. Если, конечно, фирма все еще существовала. Глядя прямо в маску, которая заменяла чудовищной твари лицо, Йау-Йау продолжила: – Я представляю свою клиентку Мартику Семаланг, бывшую Мадрилену Фуэнтес, некогда сотрудницу Отдела исследований и разработок «Теслер-Танос». Советник Мартинес воткнула меч в ступеньку и опустила на эфес руки в перчатках размером с маленькие грузовики. Нерушимый мрамор треснул и раскололся. Подтекст был ясен и жесток: «Нам не составит труда разрушить и тебя, и твой дурацкий личный мирок». – Мадрилена Фуэнтес мертва и не имеет права на юридическое представительство или рассмотрение жалоб. – Это не так! – крикнула Йау-Йау, но гигантский золотой самурай исчез, закрыв за собой Окно событий. Новые окна явились из заднего мозга Яго; программы отслеживания купили коды прямого доступа к правовой системе «Теслера-Танос» на незаконные деньги Дома смерти. Окна открылись. Вид сквозь круглое окно: золотой самурай, стоящий над бульваром Гувера, одной ногой в некровиле, другой в стране живых, мечи подняты в срединной стойке – горизонтальный разрез идеально подходил для обезглавливания. Она вспомнила старый плакат Второй мировой войны в XX веке, на котором точно такой же самурай стоял над Перл-Харбором с поднятым мечом, в то время как старые морские корабли Estados Unidos[189] без толку обстреливали его бортовыми залпами. Сквозь квадратное окно: армиллярная сфера[190] юридических прог «Теслер-Танос»; солнечная система из вложенных сфер Дайсона, погруженных во тьму, не знавшую света, медленно вращающихся. Сквозь арочное окно: светящийся информационный болид, суть дела Семаланг и шантажа Йау-Йау. Она подняла шарик с данными и швырнула, как в бейсболе, через квадратное Окно событий. Он ударился о самую дальнюю от центра орбиту, юридическое облако Оорта, и прошел насквозь. Любой abogado, которому не просто так дарят лодки с марципаном, проскочит мимо секретарши в приемной. Окно событий последовало за шариком через измерение размытых, удлиненных образов: паровозы, плачущие женщины, застывшие фейерверки, белокурые мускулистые варвары. Несостоявшиеся петиции; призраки, застрявшие в чистилище, пока низшие чины добивались разрешения от высших. Программа полетела дальше, к бесконечному серому изгибу второго уровня. Потом раздался звук, сообразный апокалипсису в отдельно взятой части мира: гильотинное «хрясь!» в сочетании со звоном кимвала. Нечто – о нет, ничто, плоскость абсолютной черноты – рассекло ее монохромную вселенную напополам. Сверху вниз. Поперек. Смертоносный грохот повторился, и черное ничто придвинулось на шаг. Облако вошло в него и было уничтожено. Чернота аккуратно рассекла надвое статую судьи Роя Бина. Еще шаг – и судья оказался поглощен полностью. Черное ничто неуклонно приближалось. – Яго! В мгновение ока он оказался рядом. Черные зауженные брюки из вельветина в полоску со стрелками, похожими на лезвие ножа; белая куртка-болеро, сомбреро болтается на спине. Не хватало только чихуахуа размером с ладонь и дирижерской палочки, чтобы руководить старинным танцевальным ансамблем ча-ча-ча. – Выглядишь дерьмово, – сказала Йау-Йау Мок, когда ее пакет с шантажом разрушил второе кольцо юридической защиты и ринулся через призраков и судебные процессы к третьему. Яго не снизошел до шуток. – Похоже, я подвергся атаке со стороны очень сложной антивирусной системы с искусственным интеллектом, предназначенной для идентификации и вытеснения программ моделирования личности из своего пространства памяти. Лязг наступающей темноты превратился в непрерывный грохот, похожий на приближение бронированной дивизии. Йау-Йау попятилась вверх по лестнице, толкая перед собой свои окна событий. – В смысле? – Меня выталкивают из моей собственной головы. – В его голосе звучал испуг. Яго Диосдадо испугался. – Я пробовал сбрасывать воспоминания в избыточные тома, но эти чертовы штуки выталкивают меня оттуда. – Темнота теперь надвигалась со скоростью пешехода. Йау-Йау поспешила вверх, вверх, вверх по лестнице. – Йау-Йау, чтобы спасти себя, мне приходится использовать пространство, в котором работает эта программа. – Эта чернота – ты? – В некотором смысле. Для тебя это просто занятые байты. Йау-Йау, у тебя заканчивается место. Она взглянула на квадратное окно. Третий круг, четвертый. Орбиты открывались перед летающей претензией; весть о ее содержании перешла с внешних уровней в прогу ядра, и в ответ прозвучала команда: «Пропустите». Но успеет ли претензия достичь цели, прежде чем у «Лестницы в небо» и всех юридических прог Йау-Йау закончится рабочее пространство и случится сбой? – Ты можешь это остановить? – Могу, но… – Но пространство, которое я занимаю, понадобится тебе для разработки программ-антител. Иисус, Иосиф и Мария! – Темнота поднималась по ступенькам медленной, неумолимой трусцой. – Яго, если ты ничего не можешь сделать, тогда убирайся к черту с моей лестницы. Ты просто куча пикселей, которые можно было бы использовать лучше. Шестой круг, седьмой круг. Чернота одним прыжком поглотила ступени позади Йау-Йау, статуи и бледно-серый слой облаков. – Яго, прекрати меня выталкивать! – крикнула она, зная, что у него нет другого выбора. Ее жизнь означала его смерть. Его жизнь означала, что она окажется разбитой, обнаженной, беспомощной перед молнией, которую призовут жокеи «Теслер-Танос». Ее юридическую прогу пронзит разряд, а сама она сгорит дотла прямо в бархатистом вирткомбе. Восьмой круг. Девятый и последний. Внутренняя сфера распахнулась, и в глаза Йау-Йау ударил ослепительный солнечный свет. Ядро. Обрастая хвостами и шлейфами из вопросов и перекрестных ссылок по мере того, как правовое ядро разбирало кометный пакет на части, претензия Йау-Йау приблизилась к перигелию. Пятьдесят шагов, сорок, тридцать. Тьма почти настигла адвокатессу. Яго проигрывал, его изгоняли из собственного черепа вирусы, которым нравился жар человеческих душ. Осознание было подобно бейсбольной бите, которой бьют откуда-то из ночных субботних теней прямо по башке. Эти штуки были разработаны для атаки на искусственный интеллект. Йау-Йау сунула пальцы в рот и свистнула. Через пятьдесят ступеней травертиновый Святой Бенедикт обзавелся цветами, пышными изгибами, фруктами, блеском для губ, сандалиями на пробковой подошве и платьем, за которое можно умереть, а потом сошел со своего постамента на лестницу. – Приветик, Йау-Йау. О, выглядишь так, будто у тебя небольшие проблемы. Нужна помощь? – пропел серафино. Ничто бесконечным черным монолитом падало на Йау-Йау Мок. – Останови это! – закричала она Кармен Миранде. – Просто останови сраную дрянь! – О, Йау-Йау, выбирай выражения. «Такие вещи говорить – Отца Небесного сердить». Я-то знаю, что можно и что нельзя; я отъела кучу ненужного пространства у молитвенных прог католиков-старообрядцев. Йау-Йау карабкалась прочь от тьмы. – Ты мне нравишься, поэтому я забуду про туалетный лексикон. Но только на этот раз. Подобно радуге с фруктовым вкусом, «Кармен Миранда» растаяла, бросилась в сторону монолита и расплескалась по нему. Черное ничто покрылось пятнами цвета винограда, апельсина, вроде бы персика, желтенького лимона и клубничного пюре. Черное ничто остановилось. В течение ста виртуальных ударов сердца с ним ничего не происходило. Потом их раздалось еще сто, и еще. И в конце концов ничто отступило на шаг. Второй шаг, третий, и вот оно ринулось вниз по ступенькам, как летящий ангел: анти-ИИ-вирусы наконец-то унюхали след зверя, ради которого были созданы, и бросились в погоню. Стало ясно, что вирус будет охотиться за серафино по имени Кармен Миранда, преследуя его по коммуникационным ссылкам Дома смерти, в лабиринтах компьютерной иерархии некровиля и за его пределами, перейдет границу, которую невозможно обезопасить от ангелов и вирусов, и проникнет в сверкающую галактику паутины Трес-Вальес, после чего окажется в молитвенных сетях католиков-староверов, буддистов-реформистов и духовных колесах Укуромбе-Фе, в мультивселенных, созданных прогами корпорад и Тихоокеанского совета. – И за пламенем погибели! – возликовала Йау-Йау Мок, которая, хоть и была функциональным дислексиком и никогда не читала «Моби Дика», насладилась фильмом и навсегда запомнила звучную фразу[191]. Как боевые автомобили, сталкивающиеся бамперами на ночных автострадах, ангел и вирус оставят после себя немыслимые разрушения, настоящую бойню. Целые разделы придется вырезать из паутины; ценные проги и базы данных превратятся в мусор, сгниют от вируса. Гражданские иски о возмещении ущерба составят миллиарды тихоокеанских долларов, и Йау-Йау Мок была в курсе, на кого следует указать пальчиком. «Очко в мою пользу, враг мой». Она указала. Окутанное пламенем солнце в стиле Людовика XIV – правовое ядро «Теслер-Танос» – разверзлось и поглотило ее. Виртуальность была такой чистой, такой болезненно-острой, просто хватай ее и делай самой себе обрезание. Медленно движущиеся кольца планисфер и звездных орбит выгибались дугой в километрах над нею, вокруг величественно перемещались созвездия, окруженные свитой из женщин в головных уборах со звездами, мужчин с лунными лицами, детей с кометными хвостами вместо волос, мясистые монстры, изображающие четыре ветра, стихии и жидкости, поддерживали центральный диск из патинированной меди, с выгравированными изображением известного мира с его океанами, которые с ее виртуальной точки обзора выглядели крошечными, резко очерченными ямками; неторопливое, неотвратимое, скрупулезно просчитанное вращение колес внутри других колес; точность и масштаб симуляции ошеломляли. Скажи правду, Йау-Йау: они внушали ужас.