Я налил ему вина, чтобы он мог согреться и изнутри. – Ну, что ты думаешь про это дело? – спросил Фандорин-доно. Поскольку я ждал этого вопроса, то ответил обстоятельно. – Очень нехорошая история, господин. Она мне совсем не нравится. Шерлок Холмс не разрешит хозяину отдать деньги. Честь не позволит великому сыщику признать своё поражение: Холмс не уйдёт из замка, а это значит, что Люпен не получит своего выкупа. Следовательно ровно в полночь дом взлетит на воздух. Господин кивнул, признавая мою правоту, и это меня подбодрило. Я продолжил: – Госпожу Дэзу вынести из башни нельзя, это её погубит. Мы с вами не сможем оставить бедную девушку, а значит, тоже будем вынуждены встречать новый год под этой крышей. Иначе мы покроем себя позором, который отравит нам всю оставшуюся жизнь. Он снова кивнул. Можно было переходить к выводу. – Значит, выход у нас только один. За оставшиеся три часа и сорок семь минут мы должны разгадать секретные письмена и найти бомбу. Иначе, пленённые собственной честью, мы взорвёмся и не увидим двадцатого века. А это будет очень жаль. Ведь мы никогда не узнаем, кто из нас прав. В последнее время мы часто спорили, какой будет жизнь в двадцатом столетии. У господина предположения относительно будущего оптимистичны, я же ничего хорошего не жду. Да, люди научатся быстрее передвигаться по земле и воде, может быть, даже начнут летать по небу. Но все эти изменения затронут лишь материю. Дух же останется на прежней ступеньке развития, а что тогда проку от технических новшеств? Они принесут мало добра и очень много зла, ибо опасно доверять оружие неразумному ребёнку. Но об этом я, пожалуй, напишу другую книгу. Отвлекаться от повествования – это неправильно. Закончив безупречную по своей логичности речь, я спросил: – Мы приняли меры предосторожности, чтобы ограничить преступнику свободу перемещения. Но мы не можем просто выжидать, это приведёт нас к гибели. Как вы намерены действовать, господин? Не сомневаюсь, что вы уже всё придумали. Вы разгадали, что означает «24b, 25b, 18n, 24b,25b,23b, 24b»? – Признаться, я об этом пока не думал. – Фандорин-доно отставил бокал. – Наш британский коллега – шахматист, вот пускай он и ломает себе голову над этой комбинацией. Мы же с тобой займёмся не комбинацией, а комбинатором. То есть самим мсье Люпеном. Как удачно, что наш хозяин – сторонник прогресса и дружит с электричеством. Ещё чудеснее, что город Сен-Мало подсоединился к междугородной телефонной связи. Первым делом я свяжусь с комиссаром Ганимаром из парижской полиции. Надеюсь, он не забыл услугу, которую мы ему оказали. Комиссар соединит меня, с дежурным бертильонажного отдела. Должен же там кто-то дежурить, хоть бы даже и в новогодний вечер? Поскольку Арсен Люпен бывал под арестом, в картотеке должны храниться его антропометрические данные. Каким бы виртуозом маскировки человек ни был, но мы с тобой знаем, что есть черты внешности, которые не изменишь. Например, форму ушей или цвет радужной оболочки глаз… Второй звонок я сделаю в Лондон, профессору Смайли. Он домосед и наверняка встречает праздник в кругу семьи. (Смайли-сенсей – это специалист по болезням нервной системы. В позапрошлом году он консультировал нас в деле об исчезновении леди Брокенридж. Как только закончу нынешнюю повесть, обязательно опишу то расследование, оно было необычным и поучительным. Уже и название придумал: «Печальная новелла о благородной госпоже, хитроумно погубленной неверным супругом».) – Пожалуй, даже лучше будет сначала позвонить в Лондон, – поправился господин. – Тревога за судьбу мадемуазель Эжени мешает мне сосредоточиться на расследовании. Я опишу профессору симптомы травмы и спрошу, действительно ли так уж невозможно вынести больную из дома. Может быть, на какой-нибудь узкой доске, придерживая руки и ноги? Доктор Лебрен, конечно, крупнейший авторитет в своей области, но, как большинство французских светил, по-моему, имеет некоторую склонность к излишней театральности. Вспомнив, как беспомощно и грациозно лежала Дэзу-сан под своим белым покрывалом, я вздохнул: – Эта девушка похожа на облетевший лепесток сакуры. Какое печальное и прекрасное зрелище! До сих пор разговор шёл по-русски, но эту фразу я сказал на своём родном языке, потому что красивые вещи нужно говорить по-японски. – Кстаты пло дэвушку, – ответил мне господин со своим твёрдым акцентом, который с годами, увы, становится всё хуже. – Мы выслушалы её отца, надо лассплосыть и её. Не мешало бы и поподлобнее поговолыть с доктолом. Но не ланьше, чем я поговолю с плофессолом Смайли. Он подошёл к аппарату и два раза повернул рычаг, чтобы соединиться со станцией. Я стоял рядом и слушал. В трубке откликнулся встревоженный мужской голос: – Allo! Qui est-ce?[35] – Monsieur Bosco? – удивился господин и извинился – как я догадался, сказав, что хотел попасть на коммутатор, но неправильно сделал вызов. Попробовал ещё раз – трубку снова снял управляющий. В третий раз то же самое. Тут между господином и Боско состоялось более продолжительное объяснение, после которого Фандорин-доно с обескураженным видом сказал, то есть молвил: – Плохо дело, Маса. От плана придётся отказаться. Внешняя линия отключилась, работает только внутренняя. Он выглядел очень расстроенным. Чтобы укрепить его дух, я сказал: – Настоящий самурай умеет стрелять из ружья, но предпочитает меч. Потому что старинные методы честней и надёжней. Господин, нам с вами случалось распутывать преступления и без междугородного телефона. Фандорин-доно засмеялся. – Ты прав. Будем действовать испытанными методами. Начнём с опроса свидетелей. Не теряя времени мы отправились на третий этаж и первого из свидетелей, доктора Лебрена, обнаружили в диванной, перед входом в башню. Почтённый врач сидел в кресле и курил – с этой целью, очевидно, он и покинул свой пост. – Отлично, – прошептал господин. – После того, как я с ним потолкую, попытайся его задержать – чем дольше, тем лучше. Фандорин-доно хорошо знает французский, но с доктором он разговаривал по-английски, чтобы я всё понял. Лебрен-сенсей спросил, удалось ли найти бомбу. Господин ответил, что ещё нет. Лебрен-сенсей спросил, велика ли опасность, что часовой механизм сработает раньше времени. Господин ответил, что это маловероятно. Лебрен-сенсей хотел спросить что-то ещё, но на сей раз господин его опередил. – Скажите, а где вас застал звонок мсье дез Эссара? Немного подумав, словно припоминая, врач сказал: – В клинике. Это было… постойте-ка, у меня как раз закончилась операция по удалению межпозвоночной грыжи, очень интересный случай… Ну да, в шестом часу пополудни. Я дал отцу девушки необходимые инструкции, а сам поспешил на вокзал. – С вами разговаривал сам мсье дез Эссар? Вопрос привёл доктора в недоумение. – Ну да, а кто же ещё? Господин покосился на меня, и я понял, что наступил мой черёд. – Уважаемый доктор, – обратился я к французу самым сладким голосом. – Хочу вам рассказать про тяжкие страдания, которые доставляет мне мой правый седалищный нерв. Как человеку, смысл жизни которого заключается в излечении недугов, вам это будет очень интересно. Минуточку, я покажу вам больное место. Господина с нами уже не было – он проскользнул в щель, чтобы поговорить с барышней наедине. Лебрен попытался последовать за ним, буркнув, что сейчас не имеет возможности осмотреть меня, но я крепко взял его за локоть и со всей возможной почтительностью попросил: – Это не займёт у вас много времени. Только взгляните и пощупайте. Я буду говорить, где болит, а где не болит. Он дёрнулся ещё раз, понял, что так просто от меня не отделается, и со вздохом произнёс: – Ну хорошо, снимайте брюки. И здесь я совершил досадную оплошность: выпустил его рукав. Хотя, с другой стороны, как бы иначе мне удалось расстегнуть ремень? Воспользовавшись свободой, вероломный доктор пробормотал: – А впрочем, знаете, лучше всё-таки попозже. И тоже юркнул в проход. Мне ничего не оставалось, как последовать за ним, что оказалось совсем непросто, поскольку щель ужасно узкая, а мои брюки были наполовину спущены. И всё же я с разбега ринулся вперёд и продрался на ту сторону удачнее, чем в прошлый раз, хоть это и стоило мне порванной сорочки. – Уважаемый доктор, если вас не затруднит, я бы хотел услышать ваше учёное заключение прямо сейчас, – продолжил я как ни в чём не бывало, отводя Лебрена подальше от господина и девушки. Она скосила на меня глаза, но гипсовый воротник вряд ли позволил ей разглядеть меня ниже пояса, так что приличия нисколько не пострадали. На мою долю выпала очень непростая задача: я должен был трещать без умолку, чтобы доктор не подслушивал, о чём Фандорин-сан беседует с барышней, а в то же время не упустить ни единого слова из их разговора – иначе как же я буду потом писать свою повесть? Благодаря напряжению воли и хорошему слуху, мне это удалось. Я слышал, как господин спросил: – Ваш батюшка сам телефонировал мистеру Лебрену? – Да. – Откуда вы это знаете? Ведь аппарат находится внизу. Она задумалась, припоминая. – Папа плакал и всё пытался пролезть в башню, но у него это не получалось. Вокруг меня хлопотали Марианна (это горничная) и папин лакей. Мне было ужасно больно, но я старалась стонать потише. Чтоб ещё больше не напугать папу. – Здесь? Здесь? – нетерпеливо допытывался тем временем врач, довольно грубо щупая мою ягодицу.