– Один побегу! – пригрозил урядник, шедший первым. – А, ну вас! И, быстро перебирая ногами, скрылся в мраке. Хорошо ему – привык шастать по зимнему лесу, городским за ним было не угнаться. – Далеко ещё? – спросил Эраст Петрович, светя перед собой фонариком. – До скита? Ульян говорил, на лыжах с час будет. Кирилле понадобилось вдвое дольше. Тем более с повязкой на глазах… И всё же они должны были туда добраться засветло. Ульян прав. Поспешим! Только Маса дотащился до своего господина, только сел в снег передохнуть, только сунул в рот леденец, а лыжники уж снова сорвались с места. Хоть двигались куда медленней Одинцова, а всё же, не прошло получаса, догнали. Сначала услышали доносящуюся из темноты ругань, потом увидели самого полицейского. Он хромал на одной лыже, вторую, сломанную, использовал в качестве костыля. – Ведьма! Тропинку заколдовала! На ровном месте споткнулся! Лыжа треснула, да ещё щиколку подвернул, – плачущим голосом пожаловался он. – Опоздаем, сызнова опоздаем! Обогнали его, прибавили ходу. Плохо, что снег повалил. Две цепочки следов с каждой минутой делались все неразличимей. Совсем заметёт – придётся останавливаться, ждать Одинцова. Он один знал, как лесом выйти к скиту. Но вот деревья начали редеть, луч фонаря упёрся в пространство, расширился и поблек, ничего не выхватив из черноты. Поляна! Следы повели прямо вперёд и через десяток метров растаяли – на открытом месте снег застилал землю быстрей, чем в лесу. Лыжники остановились. – Там он, там! Близко уже! – донёсся сзади крик Одинцова. Урядник догнал их, шумно перевёл дух. – Вон часовня торчит! Давай, давай! Меж белых хлопьев, действительно, проглядывало что-то тёмное, вытянутое вверх. – Где их искать? Г-где может быть мина? Эраст Петрович во все стороны светил своим электричеством. Евпатьев запалил прихваченную из охотничьего домика лампу. Ульян снова нырнул во тьму. – Я всё думаю: а может, вы ошиблись? – с надеждой спросил Никифор Андронович. – Насчёт детей, а? Ну подумайте сами, как бы они сюда добрались из своих деревень? Мы на санях вон сколько ехали. Фандорин лишь вздохнул. – Я спрашивал про это у Одинцова. Он говорит – запросто. Река вьётся, делает изгибы. По ней сюда из Денисьева полтораста вёрст. А лесом, напрямую, сорок – сорок пять. Из остальных селений ещё ближе. Для местных ребятишек, привыкших к ходьбе на лыжах, не расстояние. Сколько их заманила сюда «псица» – вот в чём воп… – Есть! Нашёл! – раздался крик из темноты. – Сюда! Евпатьев так рванулся с места, что потух огонёк в лампе. Фандорин забыл качать рычаг – фонарик погас. Но впереди вспыхнуло яркое пламя – это урядник поджёг еловую ветку, сделав импровизированный факел. Стало видно часовню, притулившуюся к отвесному склону лесистого холма. Прямо посреди обрыва, на уровне земли темнела маленькая дощатая дверца. По обе стороны от неё, присыпанные снегом, лежали лыжи и санки. Их было много, десятки. – Тссс! – цыкнул Ульян, прижимаясь ухом к дверце. Эраст Петрович подошёл ближе и услышал едва различимое пение. Чистые, ангельские голоса доносились откуда-то издали, будто из самых недр земли. – Господи! Живы! – прошептал Никифор Андронович и не выдержал, всхлипнул. – Что стоишь, Ульян? Заперто? Так вышибай! Фандорин схватил изготовившегося к разбегу урядника за плечи, отшвырнул в сторону – тот упал в снег. – Не сметь! А если мина подготовлена по всем правилам? З-забыли про «лёгкую» смерть? Стойте тихо. И, что бы ни случилось, внутрь не лезьте. Он шагнул к двери и осторожно постучал. Потом позвал: – Мать Кирилла! Громче: – Мать Кирилла! Это я, Эраст Петрович Кузнецов! Пение смолкло. – Дозволь и мне, матушка! Допусти! – проникновенно попросил Фандорин, делая рукой отчаянные жесты помощникам: спрячьтесь, спрячьтесь! Полицейский затоптал горящую еловую ветку, и оба шарахнулись в стороны. Их поглотили темнота и снегопад. Ответа изнутри не было, и Фандорин снова закричал, но уже не с мольбой, а с угрозой, да ещё истеричности в голос подпустил: – Пусти! Что ж, вы спасётесь, а я пропадай? Грех, матушка! Я тебя из огня вытащил, а ты меня в геенне бросаешь! Открывай! Все одно не отступлюсь! Из-за двери донёсся шорох. Он приготовился. Схватить её, выдернуть наружу – это главное. Евпатьев и Одинцов как-нибудь с ней справятся. Самому же быстрее, пока дети, не поняли в чём дело, добраться до подпиленного столба, если он тут есть. Щёлкнул засов. Заскрипела дверь. Эраст Петрович занёс правую руку, в левой держал фонарь, и уж начал потихоньку подкачивать пружину. Как найти столб, если внутри темно? Дверь отворилась. Лёгкая смерть Руки пришлось опустить – обе. Правую, потому что открыла не Кирилла, а Полкашка. Левую, потому что фонарик был ни к чему – внутри горели свечи. Много. – Пожалуйте, – поклонилась гостю нищенка. Хотя нет, она больше не выглядела оборвашкой. Косы расчёсаны, украшены бумажными розочками. Нарядное вышитое платье. На шее бусы. Худенькое личико сияет торжественным экстазом. Пригнувшись, он вошёл в тесный, пахнущий землёй проход. Сзади скрежетнул засов. – Сюда, сюда, пожалуй, – позвал Кириллин голос. За коротким проходом располагалась круглая пещера – такая же низкая, но довольно широкая. В темноте определить было непросто, но, пожалуй, диаметром футов в двадцать. Посередине, как и опасался Фандорин, торчал деревянный столб. В центре он был очень сильно подточен – не толще карандаша. Непонятно, как могла такая хилая опора удерживать обшитый досками и подкреплённый косыми поперечинами потолок. Эту конструкцию явно соорудил мастер своего дела. Мина была обустроена куда основательней, чем та, которую Эраст Петрович видел в Богомилове. Видно, её заранее вырыли для спасения «беленьких». Свечи не воткнуты в землю, а расставлены по полочкам, в подсвечниках. В углу киот с лампадкой. Повсюду гирлянды из бумажных цветов. Но Фандорин пока ещё не успел толком разглядеть всю эту красоту. Он внимательно изучил роковой столб, и лишь потом перевёл взгляд на Кириллу и детей. Они и вправду были «беленькие»: девочки в белых платочках, мальчики в белых рубашках. Со всех сторон к Фандорину были обращены маленькие лица, множество мерцающих глаз – будто ещё несколько десятков свечей. Полкашка потрудилась на славу. На земляном полу, тесно прижавшись друг к другу, сидели двадцать восемь мальчиков и девочек. Некоторые совсем малыши – их, наверное, привезли на санках старшие братья или сестры. Чтоб спасти от Антихриста… Оглядев детей и пересчитав их (с Полкашкой, стало быть, выходило двадцать девять), Эраст Петрович, наконец, сосредоточился на главном персонаже. Она без повязки! Вот первое, что его поразило. Кирилла была в своей обычной рясе. Не нарядилась, не разукрасилась, но чёрную тряпку с глаз сняла. Какой у неё был взгляд! Прямой, властный, переливающийся расплавленной сталью. – Нашёл? – ласково сказала Кирилла. – Умный, я сразу поняла. Это тебе сердце подсказало. Повезло тебе, спасёшься. Сядь вон туда, в угол. Сядь.