— Я не думала об этом, папенька. — Так подумать уже пора. Чай ты, дочь моя, не ребёнок уже, а девица на выданье, да краше тебя и во всём мире не сыскать. А дурью всё маешься. Жениха тебе надобно смелого, да умного, да шоб знатный был. Но время сейчас такое, не до свадеб. А то глядишь, повенчаешься с кем, а он возьми, да и умри через месяц, и хорошо, если в бою, а если так вот, от зубов мертвяка. И душу не Богу отдашь, а дьяволу, и весь род свой проклянёшь мерзостью подобной. Думать надо, Наталья, да беречься от участи подобной. А ты всё сказками, да лыцарями живёшь. Зря я тебе учителя иноземного приставил. Плохому он тебя токмо научил. Ну, да это моя блажь, я за неё и отвечу. А сейчас ступай в свою светлицу, да думай о моих словах. Девушка блеснула в негодовании фиалковыми глазами и мгновенно успокоилась. — Ну, папенька, зачем ты гонишь меня? Мне приятно быть возле тебя и слушать. Расскажи хоть что-нибудь. Мне же интересно, да и помогут мне слова твои. А то, не ровен час, нападут на нас под покровом ночи, так я может быть и жизнь свою спасу благодаря им. — Ладно, дочь моя. Дай отцу поисти, а потом и сказ мой услышишь. Наталья послушно замолчала и стала смотреть, как отец насыщается едой. Иван Никитич не торопился, спокойно вкушая сытный ужин. Позволил он себе и хмельное. Больно день оказался тяжёл, а каков будет следующий, то ему и неведомо. Наконец, он насытился и, отодвинув от себя тарелки и кружки, откинулся на спинку стула. — Ну, спрашивай, дочь моя, что ты хотела узнать? Девушка уже давно приготовила кучу вопросов, но опасалась, что отец на них не ответит. Скорее всего, он выслушает два и всё. И поэтому мучительно искала наиболее подходящий и наиболее ёмкий. — Папенька, а когда мы мертвяков с посада выгоним и много ли их там? Иван Никитич невольно крякнул. Дочь выбрала самый сложный вопрос и задала его. — Много мертвяков, больше сотни. А когда выгоним, на то ответ я дать не могу. Обождать сперва надо. Пусть они походют ещё, може сами сдохнут, може кто порубает. У меня воинов полтысячи, ежели их всех пустить биться, назад многие не возвратятся. А бабы не скоро ещё новых нарожают, да их ещё вырастить нужно, да воспитать, да обучить воинской премудрости. На то время нужно, да воля, да деньги царские. А у нас ни государства сейчас нет, ни царства. Воинов беречь надо, в бой их завсегда успеешь послать, а вот найти и на свою сторону переманить — не завсегда. — Но, батюшка, ежели сотня наших воинов выйдет, неужели они не смогут зарубить сотню мертвяков? — Могут, а ежели там не сотня, а ежели они ещё в лесу есть? А так, может и специально кто их подослал к нам, да ждёт своего часа, когда мы ослабнем? А? Кто ответ за то нести будет перед Господом и Козельском? Про всё воевода думать должен, на то он и воевода. Мне Козельск для справы даден. Потеряю его, более ничего мы не получим и по миру пойдём. А ты, Наталья, за простого холопа замуж выйдешь или поместного дворянина, у которого из вещей токмо сабля, да дырявые сапоги за душой. Поняла? Девка ты дурная! Ну-ка марш отсюда к себе, и чтобы не видел я до завтрашнего утра тебя больше. Наталья поняла, что запахло жареным и, взмахнув на бегу толстой, с руку толщиной, косой, убежала прочь. Отец вздохнул и, осушив ещё одну чашку вина заморского, отправился отдыхать. Добежав до светлицы, Наталья уставилась на себя в зеркало. Рассмотрев отражение со всех сторон, она вылезла в окно и взглянула в сторону посада. Вечерело. В воздухе появились многочисленные комары и стали противно и нудно пищать, предупреждая, что готовы укусить и напиться горячей девичьей кровушки. Да только не они сейчас страшны, другая напасть есть, да пострашнее их. Воздух, насыщенный ароматами леса и города, был приятен. Пахло не только хвоей от леса, но и тёплым хлебом, запах которого доносился из рядом стоящей с теремом пекарни. Вдыхая этот воздух, хотелось жить и радоваться, а не бояться и умирать. Наталья взглянула вниз и увидела сад, в котором росли вишни и яблоки. Вишни должны были вот-вот налиться ярким соком, а пора яблок ещё не наступила. Она снова посмотрела вдаль. Там виднелась стена, а за ней находился посад, сейчас захваченный мертвяками, и чего уж там творилось, неизвестно никому из горожан. Но догадаться то нетрудно. Наталья горько вздохнула. Ей хотелось любви и приключений. Да только бабья доля не сладкая, и никто не считается с ней. Этот мир мужской, и мужчины в нём правят безраздельно. Женщины слабы, их доля рожать и воспитывать детей, а мужчины стоят на страже их общего дома. Нет мужчины, и дом будет разорён, женщины его пойдут по рукам али в рабство. Другого не дано. Никто не будет никого жалеть, мир жесток. Только с оружием в руках можно спасти свою семью и никак иначе. Всё это Наталья понимала, но у неё под женской грудью билось храброе сердце, и она пыталась научиться тому, что, казалось бы, не должна уметь женщина. У неё уже что-то получалось, но только отчасти. Между тем, вечерело, воздух наливался густой темнотой, все запахи становились гуще и насыщеннее. Внезапно ветер поменял направление и стал дуть со стороны посада. И тут же воздух наполнился мерзким зловонием. Наталья в сердцах захлопнула окно и присела за стол. Настроение сразу испортилось, и она решила отвлечь себя вышиванием. Взяв цветные нитки, иголку и пяльцы с полотном, девушка приступила к вышивке. Уже через час небольшой узор был готов, а она снова приобрела присутствие духа и решилась выйти во двор, чтобы посмотреть и послушать. Выйдя во двор и обернувшись в сторону посада, стала с любопытством прислушиваться в надежде узнать новые события, но не услышала ни выстрелов, ни отсветов от пламени горевших изб. Не было слышно ни криков или клекотания, которые она иногда слышала. Тишина! Пожав плечами, девушка в сопровождении своих тетушек, ушла обратно в светлицу и легла спать. Тётушки всегда тенью ходили за ней, вот и сейчас, одна из них осталась вместе с нею. Ночью её мучили светлые сны, в которых она сражалась наравне с мужчинами, и где к ней прискакал рыцарь на белом коне. У рыцаря оказалось громадное копьё, на остриё которого он нанизывал мертвяков. Один удар, и на лезвии висели уже десятки монстров, ещё удар — и второй десяток. Рыцарь отбросил отягощённое мертвыми телами копьё и взялся за меч. Сияющий белым огнём клинок выскальзывает из ножен и обрушивается на головы врагов. Как перезрелые тыквы, лопались головы проклятых, разбрызгивая мерзостным содержимым во все стороны. Мертвяков становилось всё меньше и меньше, и вот она, победа! Вне себя от радости, она бросается к всаднику и хватается за стремя его коня. Всадник быстро спешивается и, припадая на одно колено, протягивает ей в руке неведомо откуда взявшийся букет невиданных цветов. «Розы», — слышится ей во сне. Рыцарь красив, как Бог и галантен, как настоящий мужчина, о которых она только слышала, но никогда не видела. Аромат чудных цветов, зажатых уже в её руке, кружит голову и туманит мозги, и вот она уже оказывается в крепких объятиях рыцаря. Её уста сливаются с его и… На этом сон резко обрывается. Наступает утро. Утро очередного дня, в котором завсегда найдётся место и славному подвигу, и подлому предательству. Такова жизнь. Глава 20 Выживание Вадим готовился к бою. Первым делом он принялся проверять пистоль, саблю и кистень. После многих битв он заметил, что кровь мертвяков разъедает металл, не сразу и не быстро, но постепенно это происходит. Особенно данный факт касался плохого железа. Лезвие ножа уже тронула ржавчина, хоть он им почти не пользовался, а вот клинок сабли — нет. Но тут дело могло быть и в том, что саблю освятили в церкви. Всё может быть. Вадим тщательно отмыл и вытер клыч, и в свете мерцающей свечи стал осматривать его. Клинок отблёскивал чистым лезвием, лишь несколько небольших зазубрин от ударов по толстой черепной кости доказывали его работу. А вот гирька из чугуна потемнела ещё больше и по всей поверхности покрылась небольшими рыжими оспинами. Чугун от этого пока не утратил своей силы и прочности, но информация к размышлению у Вадима, тем не менее, появилась. Осталось докопаться до истинной природы столь странной болезни и додуматься, как от неё спастись, и он вообще будет в шоколаде. Отложив в сторону холодное оружие, Вадим занялся огнестрельным и принялся осматривать пистоль. Вычурные спусковые курки уже изрядно стёрлись, а скобы, скрепляющие ствол, разболтались от частого использования. Пистоль был откровенно плох. Да и пуль к нему осталось всего пара десятков, а пороха? А пороха… Вадим заглянул в захваченную в бою пороховницу и обомлел. Чёрно-серые крупинки дымного пороха, спёкшиеся в одну массу, оказались залиты сначала кровью, а потом ещё чем-то, но теперь вся эта масса не соответствовала ни своему названию, ни основному предназначению. Всё! У него нет больше запасов пороха. Ещё раз осмотрев слипшуюся массу, Вадим в сердцах швырнул её в огонь печи. Мгновенно полыхнуло так, что часть огня вырвалась даже в комнату, а основная струя ярко-синего пламени ударила вверх, в трубу. Громкий рёв неизвестного вещества, сгорающего почти с той же отдачей, что и твёрдое ракетное топливо, всех напугал. Дети захныкали, Маруся упала на пол и заползла под стол, а Агаша мигом залезла на печку. Вадим просто охренел от такого неожиданного эффекта. Зачем он спалил такое ценное вещество, это же почти пластит получился. Но кто же знал⁈ Через некоторое время все немного успокоились, и Маруся вылезла из-под стола. Вадим открыл кожаный мешочек с порохом и взглянул внутрь, там оказалось практически пусто. Всего на два выстрела и то, с большим натягом. И сам пистоль при произведении следующего выстрела явно готов уже развалиться. Прикинув на глаз количество оставшегося пороха, Вадим решил, что лучше иметь один гарантированный выстрел, чем осечку. — Пфф, — сказал он вслух. — Тетёша заболела, — внезапно сказала Маруся. Вадим непонимающе посмотрел на неё. — Какая Тетёша? — Дочка, самая младшая, и Слав тоже прихворал. Вон они, лежат на печке. Вадим испуганно посмотрел туда. Встал и подошёл к больным детям, прикоснулся рукой к их головам. Лбы у детей явно горячие. Теперь Вадим ощутимо испугался. Чем могли заболеть дети, обычной хворью, вроде ОРЗ или гриппа, или они заразились тем, что сейчас бродило вокруг в монструозном обличье? Сие было неведомо. — Агаша, ты как? — обратился он к своей названной сестре. — Не знаю, вроде не болею, — растерянно сказала та. — Хорошо, блин, но что же делать? Чем лечить детей и, собственно, как? Вадим только и знал, что таблетки, микстуры и порошки. Было ещё малиновое варенье в детстве, какие-то непонятные горчичники и банки. На этом познания Вадима в медицине заканчивались. А вот проблемы только начинались. А если дети ночью обратятся в зомби и захотят немного мяса, чисто от матери откусить или от братишек с сестрёнками? Что тогда делать? Убивать? Как-то он ещё не расчеловечился и сделать это будет сложно, да и надо ли? — Это всё от антисанитарии, — чертыхнулся он вполголоса. — Ни мыла нет, ни щёлока, ничего нет. Пиво и то уже давно закончилось. Нужна водка для дезинфекции, а где её взять? Правильно, в трактире. А в трактире полно мертвяков, а у него всего один патрон, то есть заряд остался. Что же делать, что же делать? Осталось только застрелится, один выстрел и все проблемы решены. Но он не для того сюда попал, чтобы покончить жить самоубийством. Не дождётесь, суки! А за окном уже наступила ночь и сразу же, даже сквозь стены, стала отчётливо слышна ночная жизнь посада. Что-то шмыгало, кряхтело, скреблось, стучало и верещало. Ночная жизнь мертвяков проявлялась во всём своём мрачном великолепии. А в это время двое из пятерых детей сражались за свою жизнь. Дети сражались, а всем остальным предстояло просто пережить эту ночь. Вадим отчётливо понял, что выжить всем вместе в одинокой избе посреди посада у них не получится. Одному ему, на крайний случай, с Марусей и Агашей, ещё можно, а вот с детьми — нет. Нужно пробираться в Козельск и пытаться войти туда. Может, удастся договориться, может, ещё как, но идти надо. Вот только, впустят ли их? — Нам ночь нужно продержаться, — сказал Вадим, — потом будет видно, и я буду искать путь в город. Надо уходить отсюда, иначе мы все здесь погибнем. Стены избы — плохая защита, ненадёжная. Мертвяков много, и я один с ними не справлюсь. У меня и пистоль уже еле работает, в общем, надо уходить. Маруся кивнула и, закрыв лицо руками, заплакала навзрыд, а Вадим сел на топчан и застыл, опёршись о стену. Мучительно долго тянулись минуты, отсчитывая часы. Он находился в какой-то прострации. Этот полусон или полуявь держал его в напряжении и в то же время давал телу немного отдохнуть. Опять кто-то пытался выбить жбан из окна, но Вадим не реагировал, у него всё равно не имелось возможности вести долгий бой, ведь порох закончился. Ночь, медленно истекая минутами, постепенно уступала место утру, а Вадим почувствовал, что он как будто ощутимо постарел. Дети выжили, но были очень слабыми, им необходимы лекарства и свежие продукты, да много чего ещё, в том числе и вино. Всё это могло быть в трактире, а могло и не быть, но Вадим всё равно стал готовиться к походу. Нужно придумать что-то сильное и мощное для упокаивания зомби. Святой магии у него не имелось, не постиг он её ещё, огнестрела тоже. Сабля только одна, значит, требовалось срочно придумать, что делать. Дождавшись утра, Вадим распахнул дверь, и привычно окинул взглядом окрестности. Мертвяков оказалось поблизости всего двое. Одному он сразу вышиб мозги, с другим расправился позже, встретив его у соседней избы. Так он и путешествовал: от одного мертвяка к другому. Время стремилось уже к обеду, когда Вадим решил дойти до трактира. Ему повезло, что попадались либо мертвяки, либо только недавно переродившиеся бесы, что не имели ещё продвинутых навыков убийства. Дойдя до здания, он прикинул, сможет ли забраться на крышу. В принципе, если всё сделать быстро, то получится. Трудно будет потом отбиться от зомби, потому как нечем. Сабля — это сабля, а не копьё, сверху ею рубить или колоть неудобно. Возле трактира со стороны улицы Вадим заметил целых три зомби, а сколько их ещё внутри двора — неизвестно. Вадим шмыгнул за угол забора и стал осторожно идти вдоль стены постоялого двора или трактира. Хрен тут разберёшь, чем они отличаются друг от друга. Затея поначалу удалась. Мертвяков здесь не оказалось и, проходя вдоль забора и продираясь сквозь крапиву, Вадим оставался незамеченным. Рядом с забором росла старая кряжистая берёза с удобной развилкой. Недолго думая, Вадим принялся влезать на неё, осторожно пробираясь по веткам. Как только он взобрался достаточно высоко, то сразу же смог хорошо рассмотреть весь внутренний двор. Здесь стояли и бродили мертвяки в большом количестве, двери же в трактир распахнуты настежь, и там явно кто-то прятался. Рассмотрев двор, Вадим обратил внимание на второй этаж. Одно из окон в нём отсутствовало, а другое оставалось целым. Можно попытаться проникнуть внутрь через него. Кроме этого, во дворе находилась пустая конюшня, она была совсем недалеко от забора и, собственно, берёзы. При желании можно легко перелезть с дерева на её крышу. Вадим ещё раз осмотрел двор, весь усыпанный погибшими людьми, и не только. Кругом валялись обглоданные костяки коней, лежали они и за воротами двора, что красноречиво показывало общую картину развязавшейся здесь трагедии. От конюшни можно взять лестницу и, пробежав буквально с десяток шагов, поставить её к пристройке, а оттуда взобраться на крышу. Трудно, но возможно. На втором этаже постоялого двора можно легко держать оборону. Осталось только придумать, как быстро расправляться с мертвяками, и можно совершать нападение. Больше здесь делать было нечего, и Вадим засобирался вниз. Слез с дерева и отправился к вдове с Агашей. Выйдя снова на улицу, он, всё же решил расправиться с тремя мертвяками, бродившими вдоль забора. Их станет меньше и вообще, ни дня без упокоения и отработки навыков. Всё для фронта, всё для победы, так сказать. Приняв решение, он направился навстречу этим бесам. Они не сразу заметили его, а когда заметили, то было уже поздно. Сабля очертила полукруг и обрушилась на первого из них. Разрубленный мертвяк рухнул на землю, второй не успел прийти на помощь и тоже был наскоро упокоен, а вот третий, не переставая идти, вдруг сильно заорал. За забором послышались ответные крики, и всё тут же пришло в движение. Не дожидаясь, когда толпа зомби выскочит со двора, и наплевав на возможные трофеи, Вадим срезал с первого им убитого кошель, что болтался у того на поясе, и бросился бежать. Привычный маршрут через кусты, высокую крапиву и по чужим дворам, достаточно быстро привёл его к своей избе. Мертвяки вроде бы отстали. Теперь следовало подготовиться к следующей атаке, или как получится. Маруся встретила его слезами, заболел ещё один ребёнок, итого уже трое. Нужно срочно искать выход, события, мелькали, словно в бешенном калейдоскопе и Вадиму пришло в голову, что нужна механическая тачка. Осталось найти что-нибудь подобное, но ничего похожего здесь не было. Откуда здесь тачки? Выслушав Марусю, Вадим отправился искать крестьянскую повозку и смог найти их целых две. Лошадей, естественно, он не нашёл, они если не сбежали, то уже погибли. Дальше он стал ваять «повозку смерти», как он сам её обозвал от безисходности. Четыре колеса легко оторвались от повозки с помощью найденного топора. Дальше-больше. Колёса он прикрепил к оси, а оси соединил между собой с помощью нескольких брёвен и жердей. Подумав, присоединил и оставшиеся четыре колеса от другой повозки, сделав их двойными, как у грузовиков. Возился он долго, сооружая что-то вроде тарана. В ход пошла вся логика и понимание основ механики. Лошадей не было, как не было и механизма, с помощью которого можно запустить всю эту конструкцию. А она должна ехать, кровь из носу. Сложно всё оказалось, но в условиях смертельной опасности, его мозг думал совсем по-другому, не как в любое другое время. Вадим помогал себе и матом, и руками. Провозился с ней он очень долго и всё равно не закончил. К осям он стал присоединять лезвия кос, подобно тому, как он видел это в колесницах на рисунках из учебника истории. Ничего не получалось, здесь нужна скорость и пространство, которых не невозможно организовать. У него ведь ни лошадей, ни мотора. Облегчив, насколько это возможно, получившуюся боевую повозку и обогатив её торчащий во все стороны арсенал колющими и режущими предметами, Вадим отправился спать. Ночь опять началась хреново, и спать было также невозможно, как и вчера. Дети кричали, метались в бреду, они еле-еле удерживались на грани жизни. И Вадим это прекрасно чувствовал.