— Ратуйте, люди, ратуйте! — послышались крики со всех сторон от дома. Поначалу тихая, ночь внезапно разорвалась громкими звуками беды и ненависти. Сначала робко и неспешно, а потом всё быстрее и сильнее стал бить набат, тут же подхваченный колокольнями окрестных церквей. Вскоре над всем Козельском поплыл медный перезвон церковных колоколов. На город надвигалась беда. Вадим буквально скатился с топчана. Ошарашенно вертя головой во все стороны, он с тревогой посмотрел в единственное круглое окно. За слюдяным щитом виднелись горящие факелы и силуэты бегающих в разные стороны людей. — Ратуйте! Ратуйте! Ратуйте! — неслось со всех сторон. Прямо Рататуй сплошной. Вадим ещё не привык к этому слову, и оно билось в его сознание образом крысы из мультфильма. Судорожно натягивая портки, он лихорадочно соображал, кто бы это мог быть. В голове варьировались десятки вариантов: от мертвяков до инопланетян. Маруся тревожно металась по избе, дети в голос выли, старшие рыдали, младшие им вторили. Царил бардак. Положение осложнялось ещё тем, что дом находился за городской стеной, в посаде, и значит, кроме доблести его защитников перед врагами не существовало больше никаких преград. Натянув портки, Вадим подпоясался саблей и схватил пистоль. Не глядя на детей и хозяйку, он стал на ощупь насыпать порох на полку. В темноте забить заряд и пулю в ствол пистоля с первого раза не получилось. Заплечный мешок и боевой кистень остались лежать у топчана, пока он, прижавшись носом к слюдяному окну, всматривался во двор. За окном метались лишь световые пятна. Это редкие человеческие фигуры бегали с факелами, а вслед за ними бежали другие. Только кто это, разобрать оказалось невозможно. Хозяйка зажгла свечу и со страхом смотрела на действия молчаливого Вадима. А тот продолжал готовиться к бою, получалось пока плохо. Руки дрожали, порох просыпался на землю, сабля не желала выходить из ножен. В это время в дверь громко забухали чем-то тяжёлым. Маленький палисадник затрещал под тяжестью грузных тел. Раздался чей-то пронзительный крик, быстро утонувший в мешанине разных звуков. А в дверь ещё более настойчиво замолотили кулаком, а может и не кулаком, а лапой. Дети перестали плакать, сжавшись в пёстрый комок тел, голов, рук, и ног, они приникли к матери и, обхватив её руками, печально замерли. Агафья растерянно стояла рядом. Вадим мельком взглянул на них, и его сердце защемила тоска. Блестели в неровном свете свечи испуганные глазёнки детей. Маруся потеряно смотрела вперёд, ни на что уже не надеясь и мысленно распрощавшись с собственной жизнью. — Агафья, — крикнул Вадим, — наведи порядок, возьми из мешка кинжал и готовься к бою. Странно, но его звонкий, почти уверенный голос заставил вскочить со своего места Агафью и схватиться за кинжал. Пища своим ещё детским голосочком, она принялась командовать остальными, быстро войдя во вкус. А перед глазами Вадима резко возник образ матери, такой близкий, родной и любимый. Вспомнилась бабушка, мать отца, её доброе лицо, изрезанное густыми морщинами. Заботливые и любящие руки, всегда поддерживающие в трудный час. Готовые вытирать и его слёзы, и его сопли. Вадим отвернулся, не в силах сдержать слёз отчаянья. Он не понимал, что происходит, точнее, не понимал, как такое смогло произойти. Город был защищён со всех сторон засеками, там стояли вооружённые люди, но… Ясно становилось одно: на Козельск кто-то напал поздним вечером. И ничего хорошего ждать не приходилось. А единственная защита их в доме –толстая дубовая дверь, в которую сейчас кто-то непрерывно ломился. Перед Вадимом возникла дилемма, откроешь — можешь погибнуть, не сумев дать отпор, не откроешь — погибнешь, когда её вынесут несколько человек или зомби. Он вздохнул и подошёл к двери. Страшась того, что за ней может ожидать, приложил к толстым доскам ухо. За дверью слышалось дыхание, и оно не походило на человеческое. В отдаление слышались мужские и женские крики, но очень глухо. Дубовая толстая дверь плохо пропускала звуки. Вадим отступил, оглянулся. Вдова сидела, обняв ребятишек, и с ужасом смотрела на него. А дверь стала ещё пуще содрогаться от ударов. — Мама, а нас всех убьют? Вадима передёрнуло, он огляделся. Дом представлял собой надёжное убежище, но дверь и окно казались ненадёжными. Дверь открывалась наружу, и её могли легко заблокировать, потом огонь или просто груда тел у входа — и возникает реальная возможность помирать от голода или обезвоживания. Но можно и обождать какое-то время, но дверь всё сильнее и сильнее содрогалась от ударов. Кто-то снаружи чувствовал или знал, что здесь скопилось много беззащитных людей. Что делать? Ждать или нападать? Проблема выбора решилась сама собой. В этот момент круглое слюдяное окошко разлетелось вдребезги от могучего удара. Осколки пробарабанили по стенам, и в избу сразу проникли все наружные звуки и запахи. Все застыли от ужаса, и на несколько мгновений повисла гнетущая тишина. Кровь застучала звонкими молоточками в голове у Вадима. Он мгновенно вспотел, хотелось бежать, куда глаза глядят. Страх накрыл его с головой, забирая с собой весь разум. Он хотел бежать, бежать без оглядки. Он, может, так бы и сделал, если бы не детские крики и протяжные бабьи причитания рядом. Маруся тонко завыла, предчувствуя близкую гибель, и настолько этот тонкий женский вой забил по нервам Вадиму, что он очнулся от испуга, накрывшего его с головой. Мозг, что почти поддался волне дикого страха, стал потихоньку возвращаться обратно к окаменевшему от ужаса Вадиму. В это время в окошко просунулась обезображенная вирусом или невесть чем рука. Вадим окончательно очнулся. Мертвяки! А он, было, грешным делом, подумал, что это разбойники или ляхи. В это время в окошке показаласьуже голова беса и оглушительно заорала, рассеяв все сомнения. — Мы все умрём! Аааа! Аааааа! — заорала в ответ Маруся. Бес пытался залезть в хату, но застрял в плечах. Непрерывно воя и бормоча непонятно что, он судорожно дёргался, пытаясь проникнуть внутрь. Видимо перерождение не лучшим образом отразилось на его интеллекте. Вадим поднял пистоль и уже хотел выстрелить, когда до него дошло, что оглушительный грохот выстрела в замкнутом помещении ударит по нему самому же. Положив пистоль на пол, он дёрнул из ножен саблю и пошёл к мертвяку.Резко прозвучал свист, и голова беса заскакала по полу, корча рожи. Дети запищали, вдова отвернулась в ужасе. Чёрная кровь потекла по полу. Нужно откинуть тело назад. Вадим оглянулся и увидел ухват. Схватив его, он упёрся в тело мертвяка и вытолкнул его из избы. Отрубленная голова мертвяка каталась по полу и клацала зубами в попытке дотянуться до людей. Вадим ухватом подцепил её и вышвырнул вслед за остальным телом. Вдова продолжала тонко верещать, но Вадим больше не обращал на неё внимание. Косолапя и передвигаясь рывками, к окну устремился следующий мертвяк. Вадим метнулся к пистолю и, выставив его наружу, нажал на курок. Выстрел, прогремевший в ночной тишине, опрокинул мертвяка наземь. Пробитый пулей, череп перестал служить своему хозяину. Но это было только начало атаки. От двери в сторону окна уже шуршали ещё двое бесов. Пока они шли, Вадим успел сбегать в свою комнату, вынуть из мешка пули и порох в мешочках и разложить их перед собою. К моменту, когда следующий мертвяк просунул голову в окно, пистоль оказался перезаряжен. Клыч снова пошёл на замах и, ударив по шее беса, отсёк его голову. Ухват отправил тело обратно в ночную тьму, а выстрел из пистоля встретил следующую тварь. Пуля пробила череп, тело беса упало под окно. Отрубленная голова первого мертвяка продолжала кататься по полу, пока не оказалась нанизанной на остриё клинка, как на вертел. Нажим, хруст и уже упокоенная часть тела покинула пределы комнаты. Уже четыре трупа и ещё одна неупокоенная голова теснились под стеной дома. Но грохот выстрелов привлёк внимание других бесов, и они один за другим стали перемещаться к дому Маруси. Все нападавшие, за исключением одного, явно были бесами, а не зомби, то есть укушенными, а не поднятыми из могил, так что дело принимало серьёзный оборот. Видимо, где-то недалеко резко возник очаг заразы и поймал в свои сети многих людей, скорее всего, это воинский отряд, а может, они пришли откуда-то, соединившись в большую стаю. Да сейчас это не важно. — В дальнюю комнату, быстро, все, бегом! Я сказал, быстро! — Вадим выплёвывал из себя слова скороговоркой, словно боясь, что забудет их. Он по нескольку раз повторял одно и то же, и со стороны, возможно, это казалось глупым, но ему стало всё равно. Он боялся за женщину и детей, поэтому они только мешали и отвлекали. А ему нужен простор для действий. Подхватившись вместе с детьми, женщина убежала в дальнюю комнату. А Вадим встретил нового мертвяка. Безмозглые, они лезли по трупам своих сородичей, не считаясь с потерями. Ещё один из них потерял голову от запаха жертвы, а его тело, отвалившись, упало на землю вдоль стены. Следующий лишился головы по той же схеме, и Вадим, уже не стесняясь, поставил ногу на череп и ударом в глазницу вышибал из неё мозги. Отталкивая от окна очередной труп, он старался это делать, как можно сильнее, чтобы тело оказывалось дальше от окна. Падая, оно освобождало путь своим собратьям, что с маниакальным упорством лезли за добычей, лишаясь, в буквальном смысле, своей неразумной головы. Ещё парочка упокоенных нашли своё пристанище вдоль стены избы, окончательно загородив окно. А мертвяков оказалось ещё много, но все они находились далеко от дома, и Вадим решился на отчаянный шаг. Взглянув в щель окна, он убедился, что рядом никого нет, и распахнул дверь наружу. Выстрел в упор в очередного беса, спешащего на помощь собратьям, дал ему время, чтобы оттащить от окна несколько трупов. Сделав это, Вадим снова юркнул в избу, захлопнув за собой дверь. К тому времени со всех сторон стали подтягиваться ещё бесы, но осталось их немного, штук пять. Ещё трое попытались действовать по испытанному варианту, лезть в окно. А двое остались снаружи, бесясь от ярости и злобы, но в конце концов решили, что мяса и так вокруг достаточно. Окно к тому времени опять оказалось плотно закупорено трупами, и проникнуть через него в избу бесы не могли. Вадим отошёл к дальней стене и присел отдохнуть. С клыча стекала густая чёрная кровь, от окна доносилось довольное урчание, а в комнате невыносимо воняло смертью и падалью. Дышать было просто нечем, но бой ещё не закончился. Пока рядом находились мертвяки, оставалась опасность погибнуть каждую минуту. Нехотя и осторожно Вадим снова открыл настежь дверь и резко выскочил наружу. Оба мертвяка не обратили на него внимания, занятые пожиранием себе подобных. Первый удар клыча обрушился на череп ближайшего, расколов его надвое, как нож раскалывает переспелый арбуз. Второй мертвяк лишь обернулся, заметив грозившую ему опасность. С оскаленной морды свисали клочья кожи и мяса, капала густая, почти чёрная кровь. Вадима передёрнуло от отвращения. Светлый лик луны откидывал серебристые лучи на врагов, стоявших неподвижно напротив друг друга. С одной стороны находился человек, с другой — уже не человек. Словно белое и чёрное, добро и зло, вечное и временное, они сошлись в непримиримом бою. Они являлись антагонистами одного и того же, происходящие из одной сущности, но приобрётшие разную природу. Сейчас они могли только убивать, никаких переговоров, никакой половинчатости мер. Один должен стать кормом, а другой, в случае победы, просто остаться человеком. Одно живое, другое — мёртвое, выясняли, кто из них сильнее. Мёртвое существо зарычало и, раскачиваясь из стороны в сторону, протянуло свои длинные, как у орангутанга, руки, с твёрдыми ороговевшими когтями на длинных сильных пальцах. Оно видоизменилось, превратившись из человека в монстра. Когда-то это был известный гайдук Серко, а стал богопротивный монстр, желающий и умеющий только убивать. Живущий только страданием и кровью живых людей, он не умел более ничего. Только убивать и убивать. А когда-то и он был таким, как все люди. Когда-то и он хотел любить и любил, но влияние извне, собственная глупость и нежелание достойно погибнуть превратили его в монстра. Напротив монстра стоял человек, невольно оказавшийся не в том месте и не в то время. Не желающий и не умеющий до этого убивать, но вынужденный это делать почти каждую неделю. Из обычного человека он превратился в воина, в чём-то умелого, где-то бездарного, но вынужденного с оружием в руках защищать жизнь. Наверное, он тоже стал в каком-то роде монстром, но убивая или упокаивая, он был вынужден защищать не только себя, но и других. И на войне, как на войне, или ты, или тебя… Клыч Вадима застыл в одном положении, контролируя попытки монстра напасть, а тот внезапно перестал жевать и решил показать боевые навыки. Прыгал он плохо, но передвигаться быстро ещё не разучился. Удар правой лапой прошёл ощутимой волной совсем рядом с Вадимом. Без какой-либо паузы монстр нанёс удар уже левой. Вадим еле успел отскочить. Монстр, покачиваясь, уклонялся то влево, то вправо, нанося очень сильные и опасные удары. Раньше это был воин, и его боевые навыки ещё не утратились. Вадим отступал, направляясь в сторону открытой двери. Возле неё лежал заряженный пистоль, пока же он пытался действовать клинком, получалось плохо. Зомби оказался силён и непредсказуем, и всячески старался ранить Вадима. До двери оставалось уже совсем недалеко, когда из темноты выбежал ещё один неведомо где бродивший мертвяк и, радостно оскалившись, бросился в бой. Краем глаза уловив движение, Вадим тут же среагировал и,прекратив сражаться, резко отпрыгнул к двери. Промахнувшись мимо цели, мертвяк столкнулся с собратом, и оба покатились по земле. Вадим успел дотянуться до пистоля, грохнул выстрел, и очередной череп разлетелся на куски, а клыч снёс голову другому зомби, и количество упокоенных увеличилось. На том, собственно бой и завершился. Вадим хлопнул дверью, сдвинул деревянный засов и откинулся спиной к стене. — Твою мать, как же меня всё это задрало. Чем же я кому не угодил, что меня забросило сюда! И ещё эти мерзопакостные зомби! Господи, дай мне сил! Крик его души повис в воздухе, наполненном тяжёлым удушливым смрадом полусгнивших тел. Никто ему не ответил, да и не мог ответить, и Вадим замолчал, отдыхая уже теперь в полном молчании. Лишь только его прерывистое тяжёлое дыхание и писк детей нарушали тяжёлую могильную тишину. А ночь продолжала дышать за окном смрадным дыханием. Временами через щели окна слышались крики, скрип и звон колоколов. Дети пугались и прижимались к матери и друг к другу, но женщина всё же оставила их и подошла к Вадиму. — Чем тебя отблагодарить? Вадим открыл глаза и посмотрел на неё. Чем она могла его отблагодарить? Да, ничем, собственно. — Не стоит благодарности, я защищал себя, прежде всего, и ещё ничего не закончилось, Маруся, — Вадим закашлялся. От беспрерывного смрада перехватило горло, но выходить второй раз он уже опасался. Позывы рвоты от мерзкого запаха уже несколько притупились, но зато скрутило резкой болью живот. Женщина ещё постояла рядом, рассматривая его со странным выражением лица, но Вадиму было не до неё. — Нам нужно продержаться до утра, а потом разберёмся. — Ты только скажи, я отблагодарю,сделаю всё, что ты захочешь. Вадим кивнул, не понимая, что ему может сделать многодетная мать, и снова провалился в полудрёму. В дверь ещё один раз кто-то попытался ломануться, но стукнув пару раз, отошёл. Остаток ночи прошёл без изменений, дети заснули, легла отдохнуть и хозяйка. Утро для Вадима началось с осознания, в какую задницу он попал. Воздух в запертом помещении приобрёл запах скотомогильника. Ладно бы это оказался просто запах, но от него во рту становился просто чудовищный привкус тлена и разложения. Вадим не сдержался и сплюнул прямо на пол. — Хозяйка, есть у нас вода? Чистая вода? А лучше пиво, — хриплым от першения в горле голосом, спросил Вадим. Тут же заплакали все дети, заслышав его голос. Вадим взглянул в сторону окна, от которого несмело пробирались тонкие лучи солнечного света. Утро, видимо, уже наступило, и было часов семь утра, примерно. Пора бы действовать дальше. — Есть! Есть у меня пиво, сейчас в подпол спущусь и достану, — ответила Маруся. На глазах изумленного таким ответом Вадима, хозяйка сдёрнула в углу пыльную рогожку и обнажила прорезь деревянного люка, ведущего вниз. Люк был грубым, но подогнан хорошо. Толстое кольцо зелёным обручем меди лежало сверху, призывая поднять его. Маруся схватилась за кольцо, дёрнула, и с лёгким скрипом люк распахнулся. — А чего же ты не сказала, что есть подпол в избе? — опешил Вадим. — Там же ведь мы все могли спрятаться? — Так я перепугалась и думала, что и ты, служивый, об этом знал! — Не знал я, — коротко ответил ей Вадим и подошёл к люку. — Я держу! — Не надо, — крышка упала на пол, а вдова зажгла свечной огарок и полезла по приставной лестнице вниз. Через несколько минут в комнату оказался доставлен небольшой деревянный жбан с потёками холодной влаги на крутых боках. На стол поставлена глиняная кружка, пробка из жбана выбита, и холодная, тёмная, пенящаяся струя хмельного напитка потекла в кружку. Не удержавшись, Вадим схватил кружку обеими руками и прижал ко рту. Прохладное, необычного вкуса пиво потекло ему в пищевод. Судорожно сглатывая, он наслаждался терпким вкусом тёмного напитка. Выдув одну кружку, он тут же налил следующую. Рядом опустилась ещё одна кружка, и требовательный взгляд немолодой женщины уставился ему в глаза. Жбан вмещал примерно пять литров, и Вадим поделился пивом с хозяйкой. Та выпила целую кружку и отступилась, а Вадим осилил ещё две, пока хмель, принятый на голодный желудок, не притупил обоняние и чувство страха.