— Э! Что тут творится⁈ А ну-ка, охолонь! Охолонь, я тебе говорю! — какой-то монах, проходивший мимо, заметил драку и подбежал разнимать сцепившихся. Но Вадим уже пришёл в себя, он перестал нападать на мужика и отступил в сторону, с ненавистью глядя на Акима. Тот, почувствовав, что гроза миновала, открыл глаза и осмотрелся. — О, Пафнутий! Ты видишь, шо творится? Убивают прямо с утра и это в божьем доме! Чернец нахмурился. — Ты, отрок, и в самом деле, что творишь? Это ты вчера ходил с Елизаром? Вадим ничего не ответил, только нахмурился, не желая отвечать на риторический вопрос. — А! Тогда понятно. А ты, Акимушка, что сказал? Небось, стал посмехаться над ним? Ты завсегда так поступаешь с более слабыми, чем ты. Грех это, Аким, а отрок вчера троих мертвяков завалил, наравне с Елизаром, если бы не он, так и нам бы пришлось идти туда или ждать их уже здесь. Так что, думай, что говоришь, голова садовая. Аким осёкся на полуслове. — Тады ладно, а и работать пора ужо, — и, подхватившись, он взял топор, который лежал на том месте, где он прилёг отдохнуть, и быстро ушёл. — Так, а тебе чем сказали заниматься, отрок? — Зовут меня Вадим, а не отрок. А сказали идти к настоятелю. — Угу, тогда иди со мной, отведу, — монах не стал обращать внимания на вызов Вадима. Через пару минут они стояли перед домом, где располагалась келья настоятеля. Пафнутий вошёл в дом, оставив Вадима на улице. Ждать пришлось довольно долго. Видимо, монах всё подробно рассказывал настоятелю. Наконец, он вышел. — Вадим, настоятель наложил на тебя епитимью, пойдём в церковь, помолиться нужно. Вадим долгим и тяжёлым взглядом, которого до этого за собой не замечал, посмотрел на монаха, но ничего не ответил. Много слов — мало дела. Сейчас он решил для себя, что из Пустыни надо уходить. Ему неинтересно было молиться по каждому поводу и принимать различные наказания только лишь из-за того, что кто-то подумал, что он не прав. Жизнь в России научила его, что прав тот, у кого больше прав, а не тот, кто действительно прав. Сила, конечно, в правде, но, правда — она у каждого своя. Он промолчал и последовал за Пафнутием, твёрдо решив для себя, что из Пустыни будет уходить. Но делать это нужно не сейчас, немного позже, а помолиться? Что ж, пробормотать несколько десятков абзацев и постоять на коленях — это не трудно. Гораздо труднее будет выжить без еды, оружия и элементарных вещей, вроде обуви и одежды. От этой мысли его возникшая решимость уйти несколько поблекла. А с одеждой у него уже сейчас проблемы, как бы ни хороша казалась его камуфляжная куртка, но после вчерашнего похода она тоже изрядно пострадала. А заденет монстр рукой капюшон, так и вовсе сорвёт и задушит его. То не следует так ходить. Ещё неделя-две, и одежду придется выбрасывать на тряпки. Тем временем они вошли в церковь.Вадим снова стал у давешней иконы. Молясь, он пытался разобраться в своих чувствах к Богу. Верит он или не верит? Ведь и мертвяки служили доказательством существования чего-то нелогичного, как и вера. Не могло такого быть и не могли они появиться. И что это за вирус или паразиты, что преображают человеческое тело? Рептилоиды-инопланетяне, сбой генома, трансмутация неизвестного вируса или что-то ещё, более фантастическое и нелогичное, вроде тёмной магии? Колдуны тут уже есть, раз о них рассказывают, а вот если ещё и некроманты присутствуют? И вообще, неужели он попал не просто в прошлое, а в магический мир⁈ Или в мир, где существуют Боги и нежить? Ответа Вадим не знал. Сейчас же он прокручивал в голове то, что вчера делал и что видел. Вывод напрашивался только один — ему просто повезло. В том, что он смог заставить себя, что не ошибся, что попал в удачный момент, что смог ударить, что не испугался и снова не сбежал. Но он слаб, очень слаб, и ему крайне сложно выживать в этом мире. Вадим вздохнул. Самое начало семнадцатого века совсем не отличалось комфортом. Натуральное хозяйство, постоянные голодовки, распри и смертоубийство, разорение и грабёж. Да ещё угораздило попасть в Смутное время. Гражданская война с непонятными целями и составом игроков была в самом разгаре. Все эти мутные события он знал слабо. Что там, в учебнике истории говорится о том времени, пара страниц или пара параграфов? Находясь в церкви, Вадим чувствовал, тут ему и лучше дышится, и проще не вспоминать плохое, и вообще становится легче на душе. Может быть, в этом и состояла его вера, может, он так верил, но под сенью икон ему становилось спокойнее. В церкви он находился сейчас один. До прихода Вадима тут стояли и другие люди, но все они вышли, едва завидев его. Пафнутий тоже, сотворив пару молитв и перекрестившись на все иконы и алтарь, удалился, искоса посмотрев на вошедшего отрока. Чуть позже негромко скрипнула деревянная дверь церкви, в ответ дрогнуло пламя немногочисленных свечей, и в церковь вошёл настоятель в сопровождении отца Анисима. Вадим обернулся и посмотрел на монахов. Лицо Анисима осунулось, под глазами залегли глубокие тени, а сам он будто бы уменьшился в росте. Да и немудрено, после того, что пришлось пережить. Как Вадим выглядел сам, не догадывался. Зеркал здесь он не обнаружил, а в воде трудно рассматривать все нюансы собственного лица. Он только чувствовал, что начал зарастать щетиной, ещё не жёсткой и довольно редкой, но природа брала своё. А может быть, это и к лучшему, сколько можно под ребенка косить? — Молишься, Вадим? — обратился к нему настоятель. — Грех замаливаешь свой? Вадим молча смотрел на настоятеля. Только сейчас он понял, что действительно стоило замолить свой грех и… Но, странное дело, убивал он по приказу, а значит и грех этот стоило разделить на двоих, а то и на троих. Стоило, но глупо всё. Вадим опустил голову, мучимый сомнениями. Убивал он, значит, ему и ответ держать и перед собой, и перед Богом. — Да, замаливаю грех свой, — кратко ответствовал он настоятелю, и через секунду добавил, — каюсь. — Вижу, вижу, отрок. Но слабо ты молишься, без неистовства, без веры! А грех твой тяжёл. Тяжёл. — Может быть, отец настоятель, но он стал бы тяжелее, если я сбежал и предал Елизара и отца Анисима. Анисим тяжело вздохнул на эти слова. Настоятель посмотрел на него, покачал в сомнении головой и ответствовал. — То правильно ты говоришь, отрок. Грех предательства ещё более тяжкий, недаром Иуду помнят до сих пор и проклинают за это. Но ты убивал и мёртвых, и живых, покаяться нужно в том. Послушник Сергей был хорошим человеком, готовился в иноки и не имел никогда плохих мыслей. Ну, на то воля Божья, слаб он оказался перед мертвецами, они его и погубили. А ты, сотворив грех, избавил его мучений в аду после обретения дьявольского бессмертия. Упокоил ты и его, и других, но каждый из нас не должен ожесточаться. Не должно ему нравиться карать собственной рукой, пока не благословят его на это. Беззаконие порождает только беззаконие, а следом и десять святых заповедей будут нарушены от осознания своей правоты и могущества. Страх Божий помогает оставаться людьми, ведь не все люди сильны в духе своём и нравственны. Каждый держит в себе зверя, а многие подчас выпускают его на свободу. На то и должен страх быти. Вадим промолчал, ожидая продолжения речи от настоятеля, и оно не замедлило состояться. — Тебе нужно молиться каждый день, отрок. Впереди ждут непростые времена, и мы все будем дённо и нощно молиться за спасение Отечества и народа от раскола и мерзопакостной напасти, что лишает нас человеческого обличья. То ниспосланные Господом нашим испытания за грехи наши тяжкие. Но ты уже сделал вклад в борьбу с выпавшими испытаниями, и я оценил твои заслуги. Отныне ты будешь работать вместе с кузнецом и во всём помогать ему. Вижу, что духовная служба не для тебя и незачем мучить и принуждать против воли твоей. Ты способен принести много пользы на другой ниве, а эту оставь для тех, кто более к ней приближён. Помолись ещё и ступай к иноку Серафиму, заверши с ним все дела и можешь идти к кузнецу. Принят ты в нашу общину на усиленный кошт, поэтому не подведи нас! Вадим посмотрел настоятелю в глаза, кивнул и, отвернувшись, принялся громко молиться. Настоятель так же, как до этого Пафнутий, перекрестился на иконы и удалился из церкви, оставив в ней отца Анисима. Отец Анисим отошёл к алтарю, какое-то время крестился, шепча слова молитвы, потом обернулся и подошёл к Вадиму. — Второй раз ты меня от смерти спасаешь, отрок. Диву даюсь, как это может быть. Видно, это судьба, и каждый волен её принять или не принять. Я принимаю. Благодарю тебя, отрок, за твою помощь. Проси, что хочешь за то. У Вадима перед глазами сразу появились сияющие золотые монеты, разные дорогие вещи и прочее добро. Он встряхнул головой и оглянулся вокруг: церковь явно была небогатой, никакой позолоты, серебряных окладов у икон и остальных излишеств он в ней не заметил. Да и что можно взять с полунищего старого монаха из затерянной в лесах небольшой Пустыни? — А лапти научите вязать, и писать, как следует, и молиться правильно, и пищу в лесу добывать, и уметь нужное направление пути искать, а не блукать по лесу? Ииии…. И всё, — сам себя прервал Вадим. — Нда, отрок, умеешь ты удивлять, даже стариков. Я думал ты денег попросишь или ещё чего, а ты всё о насущном, да о духовном. Научу я тебя всему, что знаю. Конечно, научу. — Мне бы оружия ещё путёвого найти. — Оружие тебе кузнец даст. Вы с ним снова пойдёте в село. Других он больше брать не будет. Так и сказал: «Я с этим отроком вместе в бою стоял, в бою видел, в бою доверяю, а иных на смерть не пошлю». Сделаю я всё для тебя, недобрый молодец, мало нас осталось, держаться нужно вместе, а то заживо сожрут, и косточками не подавятся, — отец Анисим вздохнул. Вадим вспомнил Акима и согласился, что сожрут, особенно, если таким образом, как Аким, вместе держаться… Ему захотелось проучить Акима, взять с собой и пустить вперёд. Он хитрый, всё равно выживет, как пить дать. — А почему вы меня НЕдобрым молодцом зовёте? — Ах, прости, так тебя Елизар стал величать. Говорит, добрый молодец- то косая сажень в плечах, а ты, уж прости, больно худ, хоть и высок, и в плечах узок, а когда надо, дерёшься наравне с любым добрым молодцом. Вот и вышло у него не «добрый» молодец. То блажь его, научишься саблей махать, да пику кидать, плечи сами собою раздадутся. А покамест о том глупо речи вести, жил ты до этого неспешно, да за спиною батюшки своего. А теперь вот нужда тебя принесла к нам, наберёшь ещё своего. Ладно, иди к Серафиму, а потом к кузнецу, ты свою епитимью выполнил. Вадим кивнул и, перекрестившись, чтобы, значит, не выделяться, вышел из церкви. Серафима в келье он не застал, не оказалось его и в библиотечной комнате. Нашёлся он только за церковью, где делал что-то, непонятное для Вадима. — Я принёс вишнёвую смолу для чернил. Серафим вздрогнул и повернулся к Вадиму. — Что? — Я говорю, что принёс смолы для чернил. — А! Это! Давай! Вадим достал мешочек со смолой и протянул Серафиму, тот взял его молча, не глядя. — Ты ничего не хочешь мне сказать, Серафим? — Вадим немного разозлился. — А⁈ Я⁈ Нет. Ступай, ступай, — словно отгоняя муху, отмахнулся Серафим и погрузился в раскладывание странной фигуры, похожей на перевёрнутую книзу пирамиду. Вадим пожал плечами, мало ли какие причуды у этого странного малого. Забрал смолу и ладно. Развернувшись, Вадим отправился к кузнецу и не видел, что Серафим обернулся ему вслед и прошептал. — Как же ты справился с мертвяками, и что они собой представляют? Ммм, надо понять, надо понять. А купец тот тогда на рынке другое балагурил, совсем другое. И сказ про то мне непонятен, надо ещё раз в книгу тайную глянуть, вспоможет она мне. Словно в лихорадке, Серафим повторял эту фразу, собирая из щепочек и веточек непонятную конструкцию, но всего этого Вадим уже не видел и не слышал. Он неспешно направился к кузнецу, который, как обычно, возился в кузне. Кузнец поднял глаза, заметил Вадима и, прекратив работать, обратился к нему. — Вот ты где! Вадим кивнул и пожал плечами. Мол, а где мне ещё быть? — Меня прислал настоятель работать с тобой, Елизар. — То верно, разговор был о том. А вообще, я хотел тебя поблагодарить, что ты вернулся. Это поступок уже не отрока, а воина. Повезло тебе, что мертвяки да бесноватые нам попались, если бы среди них оказался хоть один живой шляхтич, располовинил тебя одним ударом. Да и даже не заметил того. Страшно умелые они бойцы… Неумеха ты ещё, всё на азарте и страхе сделал, но точен и решителен, то нас и спасло. А мертвяки другими оказались, страшными. Ты хоть помнишь что? — Сначала немного, а потом ничего, — честно признался Вадим. — Я догадался, — кивнул кузнец и скрылся в глубине кузни. — Вот твой кистень, я его доработал по твоей руке, должен стать удобнее. Вадим взял в руку давешний кистень. Действительно, гирька на конце цепи стала гораздо послушнее. Может, и он сможет когда-нибудь стать солдатом удачи и на равных сражаться с тем же шляхтичем. А лучше сразу стать боярином. — Нет, домой, домой, — мелькнула у него паническая мысль, отчего заныли ноги в новых лаптях. На хрен все эти средневековые изыски, на хрен. Только домой! Он перевел взгляд на ноги. Хорошо, что ему среди захваченных ценностей досталась ткань, из которой он сделал онучи, и ногам стало немного легче ходить по земле. Эх, а дома он ходил в кроссовках и горя не знал, а здесь… Эх! — Спасибо! — вслух ответил он кузнецу, отвлёкшись от собственных мыслей. — Спасибо! — Ещё сделаю, коль понравилось. Ты мне всё-таки жизнь спас и до конца сражался, не испужался и не сбёг, аки заяц трусливый. Нужно тебе ещё одно оружие, но уже не столько от мертвяков, сколько от людей. Да научить тебя им пользоваться. Много там я видел брошенных сабель да копий, но не успел собрать, надо бы вернуться, принести оружие сюда, да и по одежде тех, что там бросили, пошарить. Да ещё, небось, валяются по кустам те, кто не поднялся и кого свои же убили. Разбойнички они, да непростые. Если не золотишко, то серебрушка какая и была при них. Но времени у нас на то не оказалось, да ты и сам в курсе. В общем, идти надо. Вот если посчастливится найти, где они бросили своё добро или не смогли взять с собой, когда в мертвяков обратились, туда идти надо. И схрон свой проверить. А пока мы с собой взяли три сабли, копья свои, да несколько кинжалов. Сулица твоя где-то там так и осталась. Вадим кивнул. Да, сулицу и он даже не помнил, как потерял. — Вот и я говорю, — продолжил кузнец, — не умеешь ты с ней обращаться. Она всё равно для тебя, как палка какая. Коров только подгонять ею, да подкалывать их в брюхо. Не пойдёт она тебе, не твоё… Надо оружие новое тебе подбирать. Видел я что-то в схроне нужное, ну или в селе поищем, может и найдём, что по твоей руке, или новое сделаем. Так что, не журись. Вадим по всегдашней своей привычке пожал плечами и принялся помогать кузнецу, как говорится, меньше слов, да больше дела. Да и дел навалилось много, а языком болтать нужно, как раз, как можно реже. А в работе всегда можно и забыться. Работа она такая, затягивает, руки делают, а голова думает. — Завтра снова пойдём в село и в схрон оставленный заглянем. Я тут тебе отобрал чего, вот, посмотри. Это котелок, — кузнец показал походный котелок без ручки, но с проушинами под верёвки. — Ложка, огниво, кресало, нож! Всё твоё, да может, обувь тебе справим какую кожаную. Посмотрим. Надо в село пойти, и денег поискать. Готов?