– Если бы ты заботился о ком-нибудь, кроме себя, – ядовито заметил он. – То и тебе было бы знакомо это чувство. – Я хочу позаботиться о деле, которое нам поручил Майерс, – холодно отчеканил я. – И собираюсь приступить к работе после того, как наконец вымоюсь и надену сухую одежду. Рид ничего не ответил. Задумчиво прокручивая в пальцах опустевшую кофейную чашку, он глядел сквозь мокрые стекла на темную аллею, сдавленную в объятиях сырой ночи. Когда же я вышел из душевой, он уже сидел за письменным столом, разложив перед собой безликим веером документы и полицейские отчеты. – Я позвонил Майерсу, – произнес он, не поворачивая головы. – Курьер, которому мы передали статуэтку, уже в Вашингтоне. Завтра посылку доставят на экспертизу, но, честно говоря, не думаю, что они найдут то, чего не обнаружили мы. – Еще бы, – я поплотнее запахнулся в толстый халат и подтащил к рабочему столу второй пустующий стул. – Фактически это всего лишь деревяшка. Скорее всего, банальный защитный тотем, которым пользовались язычники. Непонятно лишь, откуда он взялся у Вайда. – Предполагаю, что он приобрел его на черном рынке, – ответил Рид вздыхая и потирая глаза. – Или заплатил кому-нибудь, чтобы статуэтку украли из какого-нибудь пыльного, всеми позабытого музея. Сигаретный дым медленно вырывался из моей глотки, чтобы подняться к белеющему потолку, а затем смешаться с тяжелым воздухом номера. Как и повсюду в мотеле, здесь было холодно, несмотря на ржавые радиаторы, стыдливо полуприкрытые цветастыми оконными портьерами. Чтобы хоть как-то согреться, я набросил на плечи пуховое одеяло, однако оно оказалось напрочь отсыревшим. – Да плевать на эту штуковину, – я раздраженно затушил окурок в пепельнице и тут же подкурил новую сигарету. – Важно не это, а то, от чего именно Вайд пытался защититься при помощи нее. – От чего бы он не спасался, – заметил Рид, отчаянно отмахиваясь от ядовито-серых клубов ладонью. – Вряд ли именно оно убило его. По-моему, Стэнли Вайд действительно сам влез в петлю… Господи, Миллер! Прекрати дымить как паровоз, иначе сработает датчик дыма. – Нет в этой дыре никаких датчиков, – я равнодушно сделал новую глубокую затяжку. – И я думаю, что ты прав. Однако здесь определенно творится что-то неладное, и нас прислали, чтобы выяснить, что именно. – На данный момент улик слишком мало, Фрэнк. Это дело выглядит совершенно безнадежным, я даже не уверен, что нам есть что в нем раскрывать. – Ты пессимист, Рид, – я затушил второй окурок и зевнул. – Расследование в самом деле будет не из простых, но разве ты сам не желаешь узнать, от чего сломя голову бежал Вайд и почему, в конечном счете, он очутился в Дарк Маунт? Должно же у тебя было сложиться какое-нибудь профессиональное мнение по этому поводу. – В конечном счете, его голова оказалась в петле, Миллер. И от чего бы он не пытался бежать, не оно убило его. Мы тратим время впустую, вот мое профессиональное мнение. Я совсем не так представлял себе это дело, когда Майерс позвонил мне и попросил как можно скорее явиться в его кабинет. Какое-то время он молча пролистывал бумаги, изредка вздыхая и раздраженно потирая уставшие глаза. Я же сидел рядом, развалившись на стуле и слегка приспустив одеяло с плеч, чтобы тлеющий кончик сигареты не мог прожечь тонкую белую ткань пододеяльника. За окнами номера по-прежнему завывал порывистый ветер, швыряя в стекла крупные капли. Полутемная холодная комната сонно цепенела в оранжевом свете настольной лампы, иногда загадочно поскрипывая старыми потолочными перекрытиями. Чтобы не уснуть от скуки, я стал разглядывать печатные листы, которые уже видел много раз. Отчет коронера о вскрытии трупа, безликие данные свидетелей и опрошенных знакомых Вайда, которые в один голос уверяли, что парень внезапно слетел с катушек и скрылся в неизвестном направлении. Все это не представляло ровным счетом никакого интереса. – А это что такое, – проворчал детектив себе под нос, тряхнув одним из листов. – Миллер, это ты перемазал кровью документы? Он нахмурился и уставился в мое лицо. Я покачал головой и перевел взгляд на одну из бумажек. На самом верху белого листа отчетливо виднелись темно-красные отпечатки пальцев – словно кто-то схватил документ руками, запачканными кровью. – Я принял душ и отправил все вещи в химчистку, как только мы вернулись из заброшенного особняка, – ответил я, все еще изучая зрачками необычные отметины. – Я не прикасался к папке в тот день. – Тогда откуда здесь это? Он потряс перед моим лицом несколькими измазанными листами. Я протянул руку и вырвал один из них, поднес к своим глазам и присмотрелся. Отпечатки выглядели свежими – так, словно кто-то прикасался кровавыми пальцами к бумагам совсем недавно. Я поддел один из следов краем ногтя и с удивлением обнаружил, что поверхность все еще немного влажная. Растерев странную грязь подушечками пальцев, я задумчиво проговорил: – Это не кровь. – С чего ты взял… – начал Рид, но его фраза оборвалась на полуслове, когда я сунул ему свои испачканные пальцы под самый нос. – Твою мать, Миллер!.. Какого черта ты творишь? – Понюхай. Детектив уже собирался всерьез возмутиться и даже набрал для этого побольше воздуха в легкие, однако в следующее мгновение раздражение на его лице сменилось неподдельным изумлением. Он схватил мои пальцы своей ладонью, чтобы лучше рассмотреть. Затем резко отпустил мою руку и поднес к своему носу край испачканного белого листа. – Что за чертовщина, – ошарашенно выдохнул он наконец. – Могу поклясться, что эта дрянь пахнет гнилыми вишнями. Я мрачно посмотрел в его смущенное лицо. Каждый из нас в эту минуту подумал об одном и том же, однако Рид первым озвучил эту мысль: – Нужно найти Альвареса. Займемся этим, как только рассветет. ⁂ Вашингтонская улица была залита утренним светом, но почему-то он пугал меня куда больше, чем непроглядный ночной мрак. С каждым новым шагом по чисто выметенному тротуару сердце в моей груди сжималось все сильнее. Я покорно волочился вслед за матерью, уже не стараясь сопротивляться. Меня охватил страх – парализующий, терпкий и густой, как старое сливовое варенье. Я ощущал всем своим нутром, что грядет что-то плохое. Что-то неотвратимое. И оно приближалось с каждой секундой, с каждым новым шагом. – Прекрати сдавливать мои пальцы, Фрэнсис, – высокий женский голос прозвучал обиженно и раздраженно. – И учти, что наш разговор еще не закончен! Я молча сглотнул вязкую слюну. Казалось, что гулкие удары сердца раздаются не в моей груди, а где-то в черепной коробке. Оглушают меня, словно я очутился с головой в пучине морских волн. Когда мы быстро миновали цветочную лавку, на мгновение в ее отполированных до блеска стеклах я увидел пугающий силуэт. Огромный, темный и размытый, он будто преследовал нас, крался прямо за нашими спинами. Но когда я быстро обернулся, сцепив зубы до хруста от охватившей меня паники, то не заметил ничего. Только утренняя, пустынная аллея. Сколько бы мои бегающие зрачки не пытались нашарить тревожную фигуру в шляпе, им это никак не удавалось. Но я точно знал, что она где-то рядом. Тот силуэт, что я заметил в окне своей детской комнаты ночью, охотился за мной. – Молчишь? Надеюсь, ты найдешь в себе мужество извиниться передо мной… Она хотела добавить что-то еще, но внезапно осеклась. Я повернул голову и тут же почувствовал, как от ужаса немеет все мое тело. – Зря вы не послушали сына, мисс Миллер, – вкрадчиво произнесла высокая фигура в плаще, неслышно, будто плывя по воздуху, приближаясь в нашу сторону. – Вы очень мешаете нам. – Нам? – дрожащий голос матери с головой выдал ее страх. – Кто вы такой? О чем вы говорите? Она рванула вперед, стараясь прикрыть меня своим телом. Заметив это, фигура в темном плаще тихо рассмеялась, замерев на секунду посередине тротуара. – О, мисс Миллер, – снисходительно протянул незнакомец, все так же пряча свое лицо под широкими полями шляпы. – Право слово, как это мило. И абсурдно. Вцепившись дрожащими пальцами в подол красивого платья, я не мог наблюдать того, что происходит впереди, но ощущал ужас и опасность каждой клеткой своего тела. Будто сквозь туман, я видел, как мать вскидывает одну руку вперед, стараясь не подпускать ближе таинственного мужчину в плаще, а второй, выгнутой назад, еще плотнее прижимает меня к себе. Чувствовал, как холодная ткань ее юбки щекочет мой нос, вдавливаясь в кожу. – Не знаю, кто вы такой… – выкрикнула она, но тут же почему-то замолкла. Я слышал, как из ее рта вырвалась вереница странных хлюпающих звуков. Ее ладонь, мгновение назад крепко сжимающая мое плечо, безвольно метнулась прочь, нелепо вскинувшись к небесам, будто тайно моля о пощаде. Медленно и неестественно, как в карикатурном кино, она качнулась вперед, просела в коленях, а затем рухнула на спину, описав какой-то жуткий полукруг. Я молча смотрел, как вокруг ее красивых волос, разлетевшихся по пыльному асфальту, растекается алое пятно, похожее на густое виноградное вино, которое она часто пила из большого бокала по вечерам, сидя с книгой в мягком кресле гостиной. Все еще до конца не понимая, что сейчас произошло, я сделал робкий шаг к ее изящно распластанной на тротуаре фигуре и дрожащим голосом выдавил: – Мама?.. Но она ничего не ответила. Холодные серые глаза, такие же свинцовые, как хмурое небо наверху, смотрели в пустоту перед собой, будто застыв в немом оцепенении. – Фрэнк, – неожиданно прошелестел откуда-то вкрадчивый голос, и я машинально отшатнулся назад, уставившись на фигуру, застывшую неподалеку. Я был уверен в том, что незнакомец бросится на меня в следующее же мгновение, а затем убьет – так же безжалостно и равнодушно, но почему-то никакого страха при этом я не ощущал. Мне внезапно стало все равно – безразлично, что этот странный человек в плаще сделает со мной, безразлично, что будет дальше. – Зачем вы это сделали? – прошептал я одними губами, стараясь изо всех сил разглядеть глаза, скрывающиеся в тени безразмерной шляпы. Я был уверен в том, что незнакомец не расслышит мой жалобный писк – таким слабым и почти незаметным он вылетел из моих обескровленных губ. Но каким-то невероятным образом он все же услышал. – Фрэнк, – повторила фигура в плаще, и в этот раз безжизненный голос будто пронесся внутри моей головы. – Фрэнк, Фрэнк, Фрэнк… Когда-нибудь мы встретимся с тобой снова, и тогда я отвечу на все твои вопросы. А затем он отвесил галантный поклон, прикоснувшись высохшими, белыми пальцами к верхушке своей шляпы, повернулся на каблуках и неспешно побрел прочь, насвистывая себе под нос какую-то смутно знакомую мелодию и едва заметно пританцовывая на ходу. – Фрэнсис… – тихий шепот пронесся как шелест опавшей сухой листвы, тут же рассыпаясь на сотни отдельных звуков. – Фрэнсис… Я опустил глаза и увидел, как с прекрасного лица матери медленно сползают все краски. Как белеют ее яркие пунцовые губы. Как кожа, напоминающая фарфор, тускнеет прямо на глазах, желтея и будто бы сморщиваясь. – Фрэнсис… – ее слабый, далекий шепот был так мало похож на настоящий, но я точно знал, что это голос моей матери. – Вишневая дама покорно гниет там, куда опускается солнце, Фрэнсис… Я застыл на месте, скованный отчаянием и ужасом, бессильно прислушиваясь к тому, как оглушительно колотится о ребра мое опустошенное сердце. Но прежде, чем я сумел овладеть своим телом и сделать хотя бы шаг, мир вокруг смазался в невнятное пятно. Утренняя вашингтонская улица вокруг меня померкла, подернулась странным туманом, завертелась в пронзительном вихре и испарилась без следа. – Фрэнк, – я ощутил, как меня дернули за плечо. – Просыпайся, уже рассвело. Я распахнул глаза и тут же уперся зрачками в заспанное, помятое лицо напарника. Комната за его спиной была окутана мягким, серо-золотистым утренним светом, с трудом пробивающимся сквозь низкие грозовые тучи. Послушно сев в постели, я машинально потянулся за пачкой сигарет, лежащих на прикроватной тумбе. Чиркнул спичкой, и с удовольствием закурил, прикрыв на мгновение глаза и стараясь унять бешеное биение собственного сердца.