Глава 1 Дождь шел уже несколько часов. Капли воды выстукивали по жестяному карнизу монотонную, навевающую дремоту мелодию. Сквозь неплотно зашторенное окно в комнату пробивались первые солнечные лучи, освещая рассеянным светом маленькую, со вкусом обставленную спальню. Обычно Эмиль спал крепко, но в этот раз его сон был нарушен странным звуком, заставившим резко открыть глаза. Он лежал, откинув край одеяла, прислушиваясь к уличному шуму в надежде, что звук повторится. Где-то пронзительно мяукала кошка, забытая нерадивой служанкой на пороге. По мостовой, разбрызгивая лужи, пробежал человек — скорее всего посыльный. Медленно, скрипя спицами, проехала повозка. Отзвук эха от гулкого стука лошадиных копыт по брусчатке еще долго разносился по пустой улице. В доме напротив пожилая, сурового вида женщина, раскрыла ставни и выставила на подоконник цветочные горшки. Эмиль не мог видеть этого, но он слышал характерный скрип ставен и стук керамики. Их соседка выставляла цветы каждый день, начиная с первой декады апреля и заканчивая осенними заморозками. Звук повторился — неприятный металлический скрежет. Осторожно, чтобы не разбудить жену, Эмиль встал с кровати. Ступая на цыпочках по холодному полу, он выглянул на улицу, надеясь выяснить источник шума. Ждать пришлось недолго. Порыв ветра повернул заржавевший от непогоды флюгер, накренившийся на крыше противоположного дома. Эмиль разочарованно покачал головой и, зевнув, поспешил вернуться в кровать. Часы, стоявшие на комоде, показывали полшестого — лучшее время для того, чтобы подарить себе еще пару часов сна. Он натянул одеяло до самого подбородка и закрыл глаза. Несмотря на календарь, сообщавший о том, что у лета осталось еще несколько дней в запасе, ночи были уже по-осеннему холодные. Пасмурных дней становилось все больше, сырость проникла в самые укромные уголки дома. В это время года Эмиль чувствовал, что погружается в несвойственное ему уныние. Его раздражала предосенняя неопределенность, вынуждающая постоянно ждать от погоды всевозможных каверз, вроде холодного дождя среди солнечного полдня или плотного белого как молоко вечернего тумана. Уж скорее бы наступила настоящая осень с ее затяжными дождями и порывистым пробирающим до костей ветром. От осени он всегда знал чего ожидать. Вставать не хотелось. Бывало, что в детстве Эмиль притворялся больным, чтобы иметь возможность остаться дома и весь день провести в постели. Спустя столько лет эта идея по-прежнему не потеряла для него своего очарования. Город только начал просыпаться. Спокойствие, разлитое в воздухе, еще не было нарушено разноголосым человеческим хором. Район, в котором жил Эмиль Леманн, по полному праву мог считаться благополучным. Цена на землю здесь была достаточно высокой, чтобы избавить состоятельных жильцов от нежелательного соседства. Здесь были свои нарушители спокойствия, но они старались не выходить за рамки приличий. Совсем иная ситуация была в районах, где не могли позволить себе ежедневно менять рубашки, носить часы на цепочке и шелковый жилет. Обитатели рабочих кварталов относились к жизни проще, игнорируя правила и законы, придуманные для них более благополучными собратьями. Вдоль реки, где размещались промышленные предприятия, нуждающиеся в постоянном притоке воды, можно было заметить полицейских, но их присутствие не могло решить проблему. И днем и ночью над водами реки разносились крики управляющих и рабочих, хруст шестерней, громыхание литейных форм, стук конвейера. Для людей не привычных к подобному, заводы, со всеми их ковшами, наполненными жидким металлом, раскаленными до красноты паровыми котлами, рабочими, черными от мазута, были сродни преисподней. Эмиль почувствовал осторожное прикосновение пальцев к щеке и открыл глаза. — Давно не спишь? Повернув голову, он встретился взглядом с Маргарет. Несмотря на пятнадцать лет совместной жизни, ему по-прежнему было приятно просыпаться рядом с ней. — Не очень. — Эмиль убрал с ее лба прядь мягких каштановых волос. — У меня есть полчаса в запасе, чтобы побездельничать. Ты много ворочалась. Снилось что-то неприятное? — Мне привиделось, будто я стала секундной стрелкой в огромных часах размером с площадь, и бежала по кругу, пытаясь догнать цифру девять, но мне это никак не удавалось. Совершенно бредовый сон, — Маргарет зевнула. — Я знаю, что еще рано, но как насчет завтрака? Предоставим шанс Эмме или мне этим заняться? — Ни в коем случае. — Эмиль покачал головой. — Уважающая себя хозяйка, имея в распоряжении прислугу не должна варить яйца и жарить бекон. Дадим возможность Эмме проявить себя. — Жаль, что она тебя не слышит, ее бы воодушевила твоя вера в нее… Непохоже, чтобы она встала и разожгла огонь. Эмма считает, что если за окном не намело метровых сугробов, то у нас в комнатах вечное лето. — Вчера у нее был законный выходной. Я готов спорить на что угодно, что Эмма весь вечер протанцевала с молодым военным, которого мы часто видим в последнее время возле заднего хода, — заметил Эмиль. — Похоже, что у него отпуск, и он не хочет упускать ни минуты. И эти его усы — совсем как у театральных злодеев… — Если ты не будешь предвзятым, — сказала Маргарет, — то признаешь, что они красивая пара. — Я не против их свиданий, пусть встречаются. А даже если бы и был против, поделать ничего не мог. Эмма может проводить свои выходные как пожелает. — Если бы усы того молодого человека были на пару сантиметров длиннее, он был бы похож на моего дедушку по материнской линии. — Маргарет погрозила мужу пальцем. — Есть некоторое сходство, — признал Эмиль. — Но ему не хватает каски пожарного, как у твоего деда. А ты не думала, что случиться, если Эмма убежит и тайно обвенчается где-нибудь на отдаленных островах? Мы останемся без служанки. — Думала, конечно. Для нас наступят черные дни, — с серьезным видом ответила она. — Сейчас непросто найти порядочную прислугу. Кто будет смотреть за домом, когда мы в разъездах? Эй, почему ты смеешься? — смех Маргарет звучал так заразительно, что Эмиль невольно улыбнулся. — Тебя это ни капельки не пугает? — Убежать с возлюбленным на край света — в этом слишком много романтики. Я не представляю нашу практичную флегматичную Эмму, мечтающую о разноцветной пряже, детях и рыжем ленивом коте на кухонном пороге, сломя голову бросающуюся на поиски приключений. Нет, она не согласится на это. Ей хочется стать хозяйкой большого дома, вести размеренную добропорядочную жизнь, иметь кристально-чистую репутацию. — Такую как у тебя. — О, это что-то новое. Когда это моя репутация вдруг стала кристальной? — иронично спросила Маргарет, откидывая со лба непослушные волосы. — Что ж, возможно, поэтому мы и останемся без завтрака. Если бы все было иначе, и ты и я были сейчас не в своей спальне, а на большом белом пароходе с красными трубами… — Маргарет, ты мне обещала… — Молчу. Они договорились не обсуждать работу где-либо еще, кроме кабинета их начальника, но временами Маргарет не могла удержаться и дразнила мужа. — Если Эмма все-таки сбежит, давай купим кухонного автомата ей на замену, — предложил Эмиль, чтобы сменить тему. — Качество готовки не пострадает. Выставим время завтрака ровно на шесть утра, и больше никаких проблем. — Плохая идея заменить человека машиной, — она неодобрительно покачала головой. — Откуда пошла эта нездоровая мода? — Веяние времени. Прогресс. В газетах уже второй год пишут о совершенствовании производства, переводе его на новый более технологичный уровень. Люди сейчас нужнее в армии. — Когда автоматы ставят на заводе, я еще могу с этим смириться, но на кухне предпочитаю исключительно человеческое присутствие. Кроме того, подобный аппарат стоит дорого. И я не доверяю всей этой технике, она выглядит… опасной. — Дорого — тут я согласен, но опасности нет. Это обычный механизм. Нужно только следить за котлом и не давать ему перегреваться. — Вот-вот…. Я читала о том, как котел взорвался, осколками убило трех человек. — Написать можно что угодно… Вдруг это заказная статья от конкурентов? Наверняка владельцы сами нарушили правила эксплуатации. Если тебе настолько неприятна мысль об автомате, я не заставляю тебя покупать его — это было просто предложение. Эмма все равно обходится нам намного дешевле. — Она хорошая девушка с чувством юмора, которое никакая железная банка заменить не в состоянии. Ты заметил, какой у нее забавный вид, когда она извиняется? — спросила она. — Когда она стоит, потупив глаза в пол и мнет передник, я готова ей простить все, что угодно. — Маргарет сделала паузу. — Ты сегодня работаешь в центральном отделении? — Да, — кивнул он с некоторой неохотой. — Я бы предпочел остаться дома. Их жизнь, сохраняя внешние признаки благополучной обыденности, последние пятнадцать лет не являлось таковой по сути. Финансовая стабильность была обеспечена не тем, что Эмиль исправно появлялся на пороге управления по кредитным вопросам, шел к себе в кабинет и в окружении бумаг ожидал наступления обеда. Он вовсе не был служащим Главного городского банка. Перед выходом из дома мнимый банкир надевал белоснежную рубашку со стоячим воротником, брюки, темно-синий жилет, в кармашке которого покоились часы (на внешней стороне крышки было выгравировано здание банка, и красовалась надпись «За 10 лет службы»). Безупречный образ финансиста дополняли черный фрак, цилиндр, немного потертый кожаный портфель с оттиснутой эмблемой банка, закрывающийся на два блестящих латунных замка. Этот маскарад был необходим, чтобы объяснить достаток, наличие дома в хорошем районе и частые командировки главы семьи «по делам». Пятнадцать лет назад человек по имени Мартин — один из работников библиотечного хранилища, вполне буднично предложил молодой супружеской паре поработать на благо родины. Сначала они посчитали это розыгрышем, но он предоставил документы, исключающие возможность обмана — он действительно числился агентом в отделе «Д». Вопрос Маргарет о центральном отделении подразумевал встречу Эмиля с их связным на обычном месте в библиотеке. Предложение Мартина выглядело заманчиво. Оно сулило не только деньги, но и причастность к чему-то великому, возможность оказать влияние на судьбу страны, поэтому раздумывали они недолго и присущим молодости азартом включились в большую игру разведок. После успешного выполнения первого задания новичков поздравили с боевым крещением и официально зачислили в отдел «Д», парадокс которого состоял в том, что о нем слышали многие, но никто точно не мог сформулировать, чем конкретно занимается отдел. Ничего не было известно о его непосредственном руководстве, однако ходили упорные слухи, что отдел возглавляет близкий друг министра обороны, а он, как известно, не был последним человеком в государстве. Жизнь Эмиля и Маргарет резко изменилась. Агенты никогда не были отягощены моралью. Им предоставлялась достаточная свобода в выборе средств, но к счастью, не приходилось никого не убивать, хотя такая возможность предоставлялась неоднократно — это была не их забота. Устранениями неугодных, арестами, «несчастными случаями» занимались их коллеги из отдела «С». Последних вызывали, когда все методы дипломатического давления оказывались бесполезны, переговоры заходили в тупик, не оставляя правительству иного выбора. Отдел «Д» занимался более деликатной трудом, требующим терпения и находчивости. Нередко приходилось совмещать шпионаж с полномасштабным расследованием. Перед тем как похитить бумаги, нужно было установить их местонахождение, а чтобы подслушать важный разговор приходилось неделями вести слежку. Выполнив задание агенты отдела «Д» обязаны были исчезнуть не вызывая подозрений. Сколько всего людей было завербовано в отдел ни Эмиль, ни Маргарет не знали, но догадывались, что сети организация раскинула очень широко. Они допускали, что и за ними может вестись слежка, а их соседи совсем не те, за кого себя выдают. Однако подобные допущения не должны были влиять на их собственную игру. Для людей, не имеющих дел со шпионажем, Эмиль и Маргарет были обычной семейной парой. Муж, как положено кормильцу, много времени отдавал банку, обеспечивая достаток, а жена, в перерывах между заботами о супруге и домашнем очаге, то и дело уезжала из столицы загород, вынужденная присматривать за престарелыми тетушками, которых у нее было не то девять, не то десять. После соблюдения всех предосторожностей они встречались в предместье, уже имея поддельные документы. До того как стать госпожой Леманн, Маргарет в тайне от родителей посещала курсы актерского мастерства и участвовала в театральных постановках, играя роковых красавиц, выживших из ума старух, а иногда и молодых отважных рыцарей — в их любительском театре всегда не хватало ответственных парней, способных обходиться без пары рюмок перед выступлением. Она не собиралась всерьез становиться актрисой, находя это занятие чересчур легкомысленным для молодой девушки, но ей нравилось перевоплощаться в других людей. Теперь ее увлечение пришлось очень кстати, Маргарет ответственно подходила к каждой новой роли — у сотрудников отдела была богатая фантазия. Ей приходилось изображать неряшливую служанку с восточных островов, безутешную чопорную вдову, молодую девушку из пансиона и многих других, включая даже немощную даму преклонных лет в инвалидном кресле. Эмиль, напротив, вовсе не обладал талантами лицедея. Он был целеустремленным молодым человеком и готовил себя к скучным будням экономиста, однако у него была столь неброская и не запоминающаяся внешность, что он мог сойти за кого угодно — клерка, истопника или булочника. Все равно после встречи с ним, вы не смогли бы со стопроцентной уверенностью сказать, что именно этот человек принес счет в ресторане или почистил ботинки, когда вы ждали прибытия поезда. Помимо документов, детально проработанной «легенды» и соответствующего гардероба, отдел «Д» снабжал своих сотрудников новейшими разработками научной мысли. Эмилю уже доводилось использовать в деле универсальные отмычки, очки, облегчающие ориентацию в темноте, миниатюрные фонарики, вмонтированные в набалдашники тростей, маленькие медные цилиндры, необходимые, чтобы записывать разговоры. Все эти вещи были тщательно замаскированы под обычные предметы, чтобы не вызывать лишних вопросов. Среди множества технических «штучек», как их называла Маргарет, им обоим больше всего нравились карманные часы. Массивные мужские, с изображением щита на внутренней стороне крышки и изящные женские, с изображением летящей голубки, держащей в клюве оливковую ветвь. Часы не только исправно отсчитывали время, но и служили маяками, настроенными таким образом, чтобы показывать как далеко и в каком направлении они находиться относительно друг друга. Такие маяки давали всем агентам, работающим вдвоем. Если обстоятельства были против них, они всегда могли найти напарника, где бы тот ни находился. Правда, несколько лет назад во время плавания Эмиль нечаянно уронил часы в воду. Это добавило Маргарет седых волос, пока она не разобралась в чем дело. Им уже давно не поручали ничего стоящего. Периодически Эмиль приходил в библиотеку на встречу с Мартином, но он только разводил руками, говоря, что пока не поступало никаких инструкций. Однако они оба чувствовали, что в скором времени им предстоит новая поездка. Отдел редко поручал дела, требующие присутствия в городе. Завтрак, хоть и приготовленный на скорую руку, они все-таки получили. Не слишком роскошный, но достаточно питательный, чтобы дождаться обеда. То и дело зевающая, не выспавшаяся служанка, пытаясь создать видимость работы, усердно гремела кастрюлями. Эмиль посмотрел на часы и достал с полки цилиндр. Подумав, он вынул из стойки черный зонтик-трость. Маргарет протянула портфель, подставляя щеку для поцелуя. В эту минуту она, в наброшенной поверх бежевого платья белой пушистой шали, казалось такой беззащитной, что Эмиль почти сам поверил в это. — Я могу задержаться, — напомнил он. — Как обычно, — она понимающе кивнула. Эмиль вышел на крыльцо, натягивая на ходу перчатки. Тротуар был мокрый, но дождь почти прекратился, поэтому он решил не раскрывать зонтик. Нет ничего нелепее мужчины с раскрытым зонтом, ткань которого не может даже как следует намокнуть. Неожиданно небо потемнело. Эмиль быстро поднял голову, ожидая увидеть выползающую из-за края крыш черную грозовую тучу, но это был всего лишь «Гордость» — почтовый дирижабль. На его огромном серебристом теле красовался фирменный знак, изображающий красно-белые сандалии с крыльями. Летающий гигант, понемногу набирая высоту, бесшумно плыл, окутанный серой дымкой низко проплывающих облаков. Восемьдесят шесть лет назад из-за угрозы банкротства почтовая компания «Логос» была вынуждена сменить не только владельцев, но и имя. В результате ее переименовали в «Воздушную почту». Теперь крылатые сандалии красовались везде — на марках, конвертах, пневматических колбах, форме служащих и даже дирижаблях. Почтовый причал был расположен в восточном пригороде, и воздушные гиганты в этой части неба были частым явлением. Эмиль невольно проводил взглядом серебристую сигару. Когда он был маленьким мальчиком, то мечтал управлять подобным воздушным исполином. Однако мечты так и остались несбыточными, самое большое, что он себе позволил — это купить билет и с высоты гондолы посмотреть на мир. До городской библиотеки было всего двадцать минут ходьбы, поэтому Эмиль, несмотря на лужи, не стал брать извозчика или спускаться в метро. Скорее всего, он еще успеет сегодня вдоволь насидеться в кресле. Необходимо быть в форме, а утренняя прогулка — это отличная возможность. Используя зонтик вместо трости, он легкой пружинистой походкой дошел до угла дома, свернул в переулок и оказался на пересечении двенадцатой и десятой улиц. Мальчишка, торгующий газетами, знал его в лицо и без разговоров протянул свежий выпуск «Часового». У Эмиля заранее была приготовлена мелкая монета, которую он кинул в раскрытые ладони, перепачканные свежей типографской краской. Это было оживленный перекресток, поэтому недостатка в клиентах у мальчика не было. Не проходило и часа, как его сумка становилось пустой. Отойдя к ограде, Эмиль развернул «Часового» и мельком просмотрел главную страницу. Ничего утешительного. Главной новостью этой недели, не сходившей с передовицы газет, было произошедшее по вине машиниста крушение поезда «Гартон — Лесс». В результате крушения больше двухсот человек погибли. Поезд, совершавший запланированный рейс, при въезде на деревянный мост многократно превысил допустимую скорость, отчего тот развалился прямо под ним. Весь состав рухнул в каньон, на дне которого текла горная речка. Многих пассажиров не нашли. Спасательная служба продолжала поиски тел погибших, полагая, что их унесло течением. Происшествие вызвало большой резонанс и даже обошло на какое-то время военную сводку. Однако весть о крушении поезда Эмиль узнал не из газет. Ее принесла Эмми. Возбужденная девушка ворвалась в гостиную, бросила на стол серебряный поднос, расплескав чай, и на одном дыхании выпалила об ужасной катастрофе. Сначала ни Маргарет, ни он ей не поверили — несмотря на все свои положительные качества, Эмма любила иногда приврать, чтобы придать себе большей значимости. Но служанка с таким жаром раз за разом повторяла подробности жуткого крушения, что они забеспокоились всерьез. Эмми узнала о крушении от Мэта, своего молодого человека, а тому рассказал троюродный брат, служащий в летных войсках. В нашем скучном мире новости подобные этой разносятся быстрее ветра. Правоту Эммы подтвердили утренние газеты. Мальчишки, перекрикивая друг друга, носились по улицам, махая листками передовиц. Новость взбудоражила город, за столько лет существования железной дороги не случалось столь кровавой катастрофы. Практически все утренние издания разместили на своих страницах первые фотоснимки с места крушения. Статьи выходили под устрашающими заголовками, газетчики смаковали подробности, некоторые специально увеличивали количество жертв, чтобы поднять тираж. В кафе, в пивных, в магазинах, в конторах обсуждались детали, строились фантастические предположения. Три дня тому назад в «Колоколе» появилось официальное правительственное заявление, сообщившее о том, что расследование закончено и виновным признан машинист, но в его вину никто желал верить. Люди были убеждены в умелой диверсии. С тех пор как разгорелась война с материком, другого объяснения несчастий просто не существовало — во всем были виновны спецслужбы Небруса. История противостояния Небруса и Островного содружества началась много лет назад. Причиной послужили слишком большие различия в мировоззрении, вылившиеся для жителей Небруса в диктатуру и ущемление гражданских прав. Островитяне изначально стремились к равноправию, свободной торговле, у них в избытке хватало общественных организаций и независимых печатных изданий, поэтому они с удивлением следили за тем, как их соседи добровольно надевают на себя ярмо, ограничивая права и свободы. Несмотря на неоднократные заявления ученых о том, что и материк, и острова имеют общих предков, в это верилось с трудом. Да и как можно верить науке, если действительность упрямо свидетельствует об обратном? Схожая форма черепа или лингвистическая близость имеют малое значение, если для любого члена Островного содружества главное — это свобода личности, а для гражданина Небруса — уютная клетка, где работа и приемы пищи строго распланированы по графику, к составлению которого он не имел никакого отношения. Да, жители островов были неидеальны. Их уровень жизни в среднем был ниже, чем на материке, пороки не делали им чести. Они злоупотребляли спиртным, развратничали, труд внушал им отвращение, лгали, могли без лишних рассуждений присвоить чужое добро, с равнодушием относились к семейному долгу, предпочитая, чтобы воспитанием детей занималась улица, но они рождались и умирали свободными. Островитяне с удовольствием совершали ошибки и чтобы иметь возможность и дальше жить не по правилам, готовы были утопить Небрус в крови. На материке сложился культ Управления и Организации процессов. Ни один человек не мог больше назвать себя свободным от обязательств. С самого рождения жители Небруса были связаны по рукам и ногам — общественным положением, местом жительства, местом учебы, работой, личным номером, наконец. Все к чему-то были приписаны, состояли в организациях, являлись почетными членами различных обществ, в которых искоренялось любое инакомыслие. Правила, законы, предписания, инструкции — все это олицетворяло стабильность. Тридцать шесть лет назад в Небрусе приняли закон, по которому все граждане по достижении пятнадцати лет были обязаны пройти проверку интеллектуального уровня и профессиональной пригодности. Вся дальнейшая жизнь больше от тебя не зависела, так как изменить результаты проверки, пройти ее повторно было нельзя, а проконтролировать начисление баллов невозможно. В итоге, человеческую судьбу решал безликий государственный аппарат, и если в этом квартале министерство экономики требовало повысить количество продавцов рыбы, то всю последующую жизнь человек был вынужден провести за прилавком. Да, его обеспечивали жильем, пищей, он мог обзавестись семьей, но, по мнению жителей островов, это было настоящее рабство.