А на следующем уроке она меня так и не вызвала. Перепугалась, я думаю, сильно. А отец с тех пор стал монпэром. Сейчас он сидел напротив меня и смотрел, то ли щурясь, то ли морщась, как я накладываю ему овсянку. Завтрак сегодня сильно запоздал. Но если человек всё утро пьет воду, как верблюд после похода, рано или поздно он почувствует: неплохо бы и поесть. Так что я просто ждал, когда монпэр наконец сядет за стол. Пока ждал, громко хлопнула дверь у новых соседей. Я хотел было метнуться к глазку и уже наконец рассмотреть, с кем теперь придется жить на одной площадке, но потом подумал: всё равно он (или она, не дай бог) сейчас выйдет из подъезда. Поэтому я занял наблюдательную позицию у окна. Прошло довольно много времени (по крайней мере, я бы раза три мог туда-сюда по лестнице сбегать), прежде чем дверь подъезда открылась. Сначала вышла она – типичная тетенька в сером пуховике и вязаной шапочке. Она вышла и стала кому-то держать дверь подъезда. Брысик было побежал знакомиться, но замер метрах в десяти – что-то его смутило. Это странно, он же жутко любопытный. На крыльцо стало выползать странное существо. Ну, то есть это был человек, но двигался он ужасно криво, ноги тряслись и разъезжались, а руки были скрючены у груди. Его выход напоминал выступление клоуна. Правда, не сильно смешное. Когда он наконец выполз целиком, тетенька бросилась к нему, чтобы подпереть его с одной стороны. Но он что-то быстро сказал ей, и она отвалилась, стояла внизу и напряженно ждала, когда он спустится с крыльца. А он, видя это, спешил, и ноги у него еще больше заплетались, и мне было смотреть на всё это… не знаю… гадко. И хотелось сказать ему: «Чувак, ты жалкий, сидел бы лучше дома!» – Что-то интересное показывают? Монпэр созрел для овсянки. – Там новый сосед вышел… – я не знал, как это всё правильно сформулировать. – И кто это оказался? Юрий Гагарин? – Да нет… То есть… Какой-то инвалид. – Инвалид? – переспросил монпэр. – Это что значит? – Не знаю, как называется, – руки скрюченные, ноги скрюченные, идет-шатается… – И что? – мрачно спросил монпэр. – По-моему, – сказал я, – таких людей надо держать в специальном месте, а не выставлять их на всеобщее обозрение. – Это почему? – спросил монпэр. – Они не люди, что ли? – Вот да. Не люди. Это мое мнение. Отец на меня как-то так посмотрел… Ну, сложно так посмотрел… Потом сказал замороженным голосом: – Заткнись. И давай свою овсянку. Когда я поставил перед ним тарелку, он немного разморозился. Потер руки, взял ложку: – Чего-то тут не хватает. Открыл дверцу холодильника и стал вглядываться в его холодное нутро. Вглядывался долго. Я даже хотел пошутить, не перепутал ли он холодильник с телевизором, но побоялся, что монпэр снова предложит мне заткнуться. Наконец он вынырнул наружу с кетчупом, горчицей и хреном. Кетчуп я узнал – мы его давно купили, но он оказался таким едким, что с тех пор так и не доставали ни разу. Монпэр выдавил из каждого тюбика по огромной кляксе прямо в овсянку. Смешал и начал жадно есть. Я примерно представлял себе уровень жгучести и внутренне содрогался. Но отцу, как ни странно, становилось лучше, он как бы расправлялся изнутри. Он отнес тарелку в мойку, но не сразу поставил ее туда, а, обернувшись на меня (я делал вид, что ничего не вижу), тайком слизал с тарелки остатки своего адского завтрака. Потом бодро передернулся, с размаха хлопнул меня по плечу и весело, веселей некуда, спросил: – Ну, что, сынок? Хорошо нам здесь без баб? Я посмотрел на него и весь превратился в одно огромное сердце. И всем этим новым сердцем я почувствовал, насколько топовый у меня отец. И как нам с ним хорошо на этой кухне, с этой моей овсянкой и без баб. 6 Меня всерьез зацепило предложение Вэла. Мне действительно нравится работать с камерой, строить кадр, потом обрабатывать снятое в редакторе. Ролик для конкурса я снял случайно, под настроение: вышел с камерой во двор, поснимал тут, поснимал там, с кем-то поговорил, побегал с Брысиком. Потом чуть-чуть подрезал – и отправил. Хотя сейчас я бы сделал всё по-другому, больше вложился бы, но тогда мне было лень. Раз мне пообещали деньги за работу, надо хорошо подготовиться. Поэтому я до полуночи сидел за компом, смотрел, в каких программах кто монтирует, выбирал, пытался тут же как-то их применить – в общем, карабкался на новый уровень. Ночью после этого снилось всякое: как будто я живу в какой-то другой квартире, и монпэр тоже, и еще какие-то незнакомые люди, в основном женщины. И вроде бы даже наш новый сосед, только не на своих скрюченных ногах, а в коляске. Мне стало интересно, какое у него лицо, такое же скрюченное или обыкновенное человеческое. И тут он повернулся – а это я на самом деле! Всё мое – и нос, и глаза, и волосы. Жуть жуткая. И еще там был попугай. Большой такой и синий. Или нет, кажется, розовый. Точно, розовый. Вот к чему это всё? Конечно, после такого я проспал, и как раз ровно на сорок две минуты, которые обычно трачу на готовку. То есть, получается, завтрак – минус. Но когда я нечесаный и в трусах вломился на кухню, застал там монпэра со сковородкой. – Ну ты и спишь, конечно!.. – восхитился он. – Три раза тебя будил! Давай уже умывайся, я тут сырников налепил. Сырники! Да! И монпэр даже ни разу меня не поторопил, не бубнил, что мы опаздываем. Прямо подменили отца моего. – К нам вечером кое-кто зайдет, – сообщил он, снимая фартук. К нам сроду никто не заходил. – Кто? – спросил я. – Вкусно? – вместо ответа поинтересовался монпэр. – Ничего, – ответил я. Было вкусно, но пусть не расслабляется. – Вот придет, и познакомитесь, – наконец сказал он. – У тебя же сегодня нет тренировки? И так, в атмосфере загадок и интриг, мы поехали в школу. Со своей предпоследней парты я смотрел, как Вэл традиционно проплывает по классу, налево-направо раздавая рукопожатия и поцелуйчики. И вспоминал, как он сидел на детской площадке, совершенно другой, не замедленный, и Маринка рядом, и он всё время переспрашивал: «Да, Мар?», «Правда, Мар?» Здесь, в классе, среди двадцати четырех ровесников, он типа вожак стаи, номер один в рейтинге. А если выпустить его на волю, среди семи миллиардов других людей он вообще не кажется топовым. Так, обычный Вэл, каких много. – Здорово, мужик! Я поднял глаза. Ко мне тянулась приветственная лапа Вэла. Ого! А, да, мы же теперь вроде бы партнеры. Я постарался как можно медленнее протянуть ему ладонь в ответ, но со стороны всё равно получилось, как будто у меня сверхреактивная рука. Вэл аж отшатнулся от неожиданности. Урок походил к концу, когда Вэлу пришло эсэмэс. Ужасно громко! Конечно, звук он не выключил. Даже француженка среагировала: – Волошин! Ton téléphone! Немедленно выключи телефон! – Pardon, Ирина Станиславовна! – закричал он, улыбаясь так широко и виновато, что француженка сразу сдулась и забыла про него. Вэл принялся тыкать мне пальцем в спину: – Веревкин! Влад! Веревкин! Я подвинул стул ближе к его парте. – Ты сегодня сможешь поснимать? А? Надо! Уже сегодня?! – Во сколько? – В полвосьмого. Приходи под мост. Там съемки минут на десять максимум. – Что снимаем? – Экшн, жесткий экшн, – тихо засмеялся Вэл, и от его смеха мне стало как-то неприятно в желудке. Вдруг я не смогу такое снять? Я же не профессионал. И от всего этого я совершенно забыл, что вечером мы ждем гостей. Как раз прикидывал, какой объектив лучше взять, когда в прихожей раздались голоса. Ну вот! Гость! И, судя по всему, не просто гость. Женщина.