– Я не обижаюсь, – благодушно сообщил толстяк. – Это не входит в мои обязанности – обижаться на Единорогов из Неведомого клана, капризных дочерей Дракона Возрождённого. – Я… прощу прощения, Хранитель. И ещё прошу – помоги!.. – С чем? – удивился толстяк. – Нет, извини, дорогуша. Кошка Лой хотела дать тебе урок. А я никогда никому не мешаю учиться и учить! Хотя зря, зря… Нотти глядела на него широко раскрытыми глазами. – Она… ты… это взаправду, что ли? Нет, нет, быть не может! – Почему не может? Очень даже может. Даже лучшие ошибаются, когда слишком много о себе думают. Да, а камешек-то – положи, девочка, положи. Покойникам он без надобности. Хочешь, чтобы кадавры у нас тут шастали? Мало нам Серых Пределов? Нотти растерянно опустила руку; камень по-прежнему сиял сквозь сжатый кулак. – И мальчика зря обидела, – продолжал разглагольствовать толстяк. – Хороший мальчик, правильный. Красивый. Хоть поцеловала бы, и тебе приятно, и ему было бы что вспоминать на старости лет! Ну а что воображением не отличается – так не всем же быть потомством Единорога и Дракона! Гм, нет, не Единорога – Единорожки?.. Тоже нет, слишком фамильярно. Какой бы феминитив образовать, не подскажешь? Вместо ответа Нотти резко прижала камень к мокрому платью Лой. – Ты что?! – толстяк аж передёрнулся. – Феминитив! – яростно прошипела Нотти. – Врёшь ты всё! Она… её исцелить надо, а ты!.. – Так исцеляй, – невозмутимо сказал Хранитель. – Только не выйдет. – Почему? Я не Дракон! Я Единорог! Мы исцеляем и несём жизнь!.. – Единорожка. Только тут не принесёшь. Камень на груди Лой Ивер крошился и распадался. Струйки света, словно кровь, бежали по пальцам Нотти, по мокрой парче, и золотистая ткань словно вспыхивала. – Упрямишься, – заметил толстяк. – Эт’ хорошо, эт’ правильно. Папаша твой такой же… был. Только зря, Нотти. Чудище сотворишь, вот и всё. Прекрати. – У неё оставалось больше, чем одна жизнь! – Откуда ты знаешь? – собеседник Нотти философски скрестил руки на жирной груди. Для его бочкообразного тела ручки были коротковаты. – Ты их считала? – Я знаю! Она говорила! – Я. Могла. Соврать! Нотти подпрыгнула и не удержалась – взвизгнула. Мёртвое тело Лой по-прежнему лежало перед ней на камнях. А за спиной оказалась ещё одна Лой – живая, в ничуть не испачканном и не помятом платье, со строгим взглядом, устремлённым на девушку. – Ты! – выкрикнула Нотти. – А это кто? – Обжора, – мрачно глянув на толстяка, сказала Лой. – Нет, это! – Нотти обвиняюще ткнула пальцем в мёртвое тело. – Морок, – холодно ответила Лой. – Ты забыла, что Кошки – мастера иллюзий? Если бы ты вдохнула в него побольше силы – получился бы мерзкий кадавр. – Но… но копировать себя! – Нотти чуть не задохнулась от возмущения. – Это неприлично! Постыдно! – Почему? – Лой пожала плечами. Нотти выдохнула. Покосилась на Обжору – тот стоял, с радостным любопытством наблюдая за ними. Нотти собралась. Всё-таки она была дочь Дракона и Единорожки… тьфу! Мерзкое порождение Хаоса, с его мерзкими феминитивами! – Хорошо, – сказала Нотти, уже сдержанно. – Но зачем ты это сделала? Я испугалась за тебя! – Я хотела проверить три вещи, – сказала Лой, медленно приближаясь. – Первое: испугаешься ли ты за меня. Ответ – да. Второе: будешь ли ты уважать мою волю. Ответ – нет. И третье: задумаешься ли ты над тем, что предлагала обычному живому человеку прыгнуть с этого обрыва. Ужаснёшься ли себе. Ответ? Нотти молчала. – Ответ – нет, – Лой вздохнула. – Ты ценишь ближних, но безразлична к чужим. И ты не понимаешь разницы между порождениями магии и людьми. Дитя, я люблю тебя, и твои родители не зря спокойно оставляли меня с тобой нянчиться, когда уходили в Изнанку. Но… из тебя растёт очень, очень плохой Единорог. – Единорожка! – гулко произнёс Обжора и захохотал. Секунду Нотти стояла неподвижно, медленно заливаясь краской. Потом взмахнула руками, растворилась в воздухе и порывом жаркого ветра унеслась вдаль. – Вот этому я искренне завидую… – прошептала Лой. – Женщина, которая умеет уйти настолько красиво, не пропадёт… И лишь после этого она повернулась к Обжоре. Спросила: – А ты зачем здесь? Кто позволил тебе шастать по Срединному Миру? – Дракон, – ничуть не смущаясь, ответил Обжора. – У нас нынче войны нет. Имею право бывать у вас один день из семи. Не злоупотребляю, так-с с-сказать. Решил приглядеть. – За мной? – Лой кокетливо улыбнулась. – Сдалась ты мне, – отмахнулся толстяк. – За девочкой. Да не хмурься, не хмурься, я же не человек, я от греховных помыслов далёк… – Ты сам по себе греховный помысел! Что ты делаешь тут? Обжора посерьёзнел. – Поговорить нам надо, Лой. Неприятные дела творятся. – У вас? – У нас, у вас… везде… Поговорить надо. Лой огляделась. Сказала осторожно: – Ну… допустим. Но не здесь же? – Да уж не здесь, – покосившись на остров в море, ответил Обжора. – Погоди! Ветерком я улетать не умею, я лучше дверь сделаю. С выражением искреннего энтузиазма на лице он принялся доставать из карманов комбинезона молоток, пригоршню гвоздей (часть вонзилась ему в пальцы, но он будто этого и не заметил), длинную пилу, дверные петли, фарфоровую затейливую ручку, длинные, метра в два, гладко обструганные доски, банки с краской, кисть… Лой вздохнула. Почему все мужчины – даже если это и не мужчины вовсе, а порождение Хаоса, – такие позёры? Она подошла к своему двойнику, лежащему на камнях. Наклонилась, поправила волосы, уложила фальшивой Лой руки на груди, чтобы было покрасивее. А уже потом носком туфли спихнула тело в жадные волны. За её спиной уже стучал молоток и визжала пила. Как Обжора ухитрялся сразу пилить-колотить, Лой понять не могла. Но не повернулась, осталась смотреть на погружающееся в воду тело. Хоть ей и было очень интересно. Глава первая Виктор шагал по Москве. Утренней, умытой, тихой. Ну, почти тихой. Хорошо шагать по Москве и чувствовать себя иностранцем. Замечать изменения, что проскальзывают мимо взглядов коренных москвичей, привычно спешащих по своим делам. И бороться с постоянным жгучим желанием крикнуть во всю глотку: да знаете ли вы, что есть рядом с вами?! Срединный Мир, чудо из чудес, где управляемые гномами паровики тащат поезда по рельсам; где магия правит огнём и ветром, землёй и водой; где слово есть власть и сила. И где несётся по зелёному лугу белый единорог, грациозно выгнув шею. Хорошо шагать и мысленно распевать, будто мультяшный Винни-Пух: «Хорошо быть медведем, ура!» Хотя почему медведем? Если он примет свой подлинный облик – с любым медведем, даже нарисованным, случится медвежья болезнь! «Хорошо быть драконом, ура! Не страшны мне жара и мороз, ибо пламенем дышит мой нос!..» Тогда, в ту ночь у ворот Замка-над-Миром, когда Виктор принял судьбу Дракона, он не мог думать и не думал, как тут всё будет без него в оставленной Москве. Что будет с работой, с друзьями. Что будет с Викой – о которой он даже не вспомнил, едва шагнув следом за Тэль по осенней тропе.