— Ничего удивительного, я брал пример с вашего приятеля Мортимера, — выдавив улыбку, в тон ей ответил Авели. — О, мы оба знаем, какой вы отличный актер, как ловко прячете свое собственное «я», — любезно проговорила Китти, сделав вид, что это комплимент. — Вы так блестяще сыграли свою роль, что мне осталось только воззвать к его мужским инстинктам. Мне кажется, его величество просто спит и видит, как итальянская графиня соблазняет его за спиной у собственного мужа. — Но мы об этом не договаривались! — О чем именно? — Чтобы завладеть рубином, совсем не обязательно прыгать в постель бог знает к кому, вот о чем! Есть ведь и другие возможности. — Но какие? Вы сами только что сказали, что мы попали в практически безвыходную ситуацию. Кроме того, я уже прыгнула в вашу постель, как вы изящно выразились, так что одним мужчиной больше, одним меньше — какая разница? — Со мной все было совсем иначе, ведь вы думали, что я… — Что вы Кэмерон? Это не имеет никакого значения, ведь я, как выяснилось, не знала вас по-настоящему ни тогда, ни теперь. Вы для меня такой же незнакомец, как и махарана, то есть именно бог знает кто, как вы только что сказали. Так какая разница? В конце концов, какое вам до меня дело? Вы же не питаете ко мне никаких чувств. Я свободная, независимая женщина. Сейчас, слава богу, 1909 год, мы живем в эпоху эмансипации. Я вправе делать что хочу и с кем хочу. — Насколько я знаю, вас не назовешь опытной соблазнительницей, — заметил Авели. Похоже, он не верил ни единому ее слову. — Помилуйте, разве здесь нужен какой-то особенный опыт? — махнула рукой Китти. — Соблазнить мужчину — что может быть легче? — У вас, наверное, уже готов план действий? Девушка задумалась — на самом деле у нее не было намерения соблазнять своего высокородного поклонника, но если она хотела заставить Макса открыть его истинное лицо, то его нужно было убедить в обратном, поэтому она сказала: — Если учесть, что махарана питает ко мне интерес как мужчина, как мы с вами уже установили… — Думаю, сегодня вечером это было очевидно всем, кто присутствовал на приеме, — неохотно согласился Макс. — Значит, надо положиться на природу, — ответила Китти, торжествуя: в его голосе явственно слышалась ревность! — а там видно будет. Доверимся инстинктам моего женского естества. — Что вы имеете в виду? Китти притворилась, что размышляет. — Вообще-то у вас больше опыта по части обольщения, чем у меня, — после небольшой паузы сказала она. — К какому способу вы бы посоветовали мне прибегнуть? Прикинуться скромницей? «Ах, ваше величество, не смотрите на меня такими страстными глазами, вы заставляете меня краснеть!» Или лучше прижаться к нему как бы случайно, вот так? — Она обошла Макса, слегка задев его плечом и на мгновение прильнув к нему спиной. — Потом надо дать махаране понять, разумеется, деликатно, что поцелуй украдкой весьма приятная вещь. Она повернулась, встала на цыпочки и придвинулась к Авели, обольстительно раскрыв губы. Он потянулся к ним, как будто его влекла какая-то неведомая сила, слишком могучая, чтобы ей можно было сопротивляться. Ощутив его дыхание с легким ароматом коньяка, она отскочила в сторону и продолжала: — Еще один неплохой прием — нагнуться за чем-нибудь на глазах у махараны, чтобы он мог оценить мою… гм… фигуру, — отвернувшись, она наклонилась, как будто поднимая что-то с пола, и оглянулась — взгляд Макса был прикован к ней — горячий, полный страсти. Китти поняла, что ее уловка сработала. — Или, по-вашему, лучше перейти к делу без обиняков? — Она выпрямилась и, покачивая бедрами, направилась к нему медленной, томной походкой женщины-соблазнительницы. — «Я слышала, ваше величество, — промурлыкала она, снова прижимаясь к нему, — что вы прячете очень красивые драгоценные камни. Может быть, вы мне их покажете?» — Она положила руку на выпуклость на брюках Макса и вскрикнула, с невинным видом хлопая глазами. — О, этот способ весьма эффективен! — А вы не боитесь, — отведя ее руку, ответил он чуть хрипловатым от волнения голосом, — что ваш план сработает совсем не так, как вы ожидаете? — Что вы имеете в виду? — Что ваш обожаемый махарана окажется вовсе не таким джентльменом, каким вы его считаете? Вам не приходило в голову, что в один прекрасный момент он поступит с вами весьма грубо? — Ну я не знаю. Чем же мой план нехорош? Допускаю, что он несовершенен, ведь по части обольщения мне далеко до такого мастера, как вы. — Я только хотел сказать, что в результате ваших не таких уж безобидных опытов властелин Удайпура запросто может превратиться в одного из тигров, на которых он так любит охотиться. Похоже, он знает толк в застенках, вдруг он вас похитит? Возьмет вас вот так, — с этими словами Макс поймал Китти за запястья, — наденет наручники, — он медленно, стараясь не причинить боли, отвел ей руки за спину и соединил их, так что Китти оказалась в его объятиях. — Ты забываешь, Тигр, что я умею выпутываться из самых трудных ситуаций и обводить вокруг пальцев даже диких зверей! — заявила Китти с томной улыбкой и выскользнула из его объятий. — Махарана не посмеет ко мне даже пальцем прикоснуться, если я ему не позволю, понятно? — Но он может быть очень настойчив… — заметил Макс и мягкой пружинистой походкой направился к Китти, при этом туго натянувшиеся спереди брюки недвусмысленно указывали на его готовность вступить в любовную игру, которую она затеяла. Китти попятилась и отступала до тех пор, пока не уперлась спиной в деревянную опору балдахина. Макс тотчас схватил шутницу в объятия и стал медленно тереться о ее бедра. Китти почувствовала, как в ее сокровенной глубине разливается тепло желания, она затрепетала и испустила томный вздох… В глазах Макса блеснул торжествующий огонек, тотчас отрезвивший молодую женщину. Вырвавшись, она прыгнула на кровать, перекатилась по расшитому зеркальцами покрывалу на другую сторону и соскочила на пол. Макс проводил ее странным взглядом и пожал плечами, признавая поражение: — Ладно, вы доказали, мисс, что сможете постоять за себя. Что дальше? В полумраке, среди мерцавших, как звезды, зеркалец, он вдруг показался Китти таким отчужденным, холодным… — Правители-раджпуты любят девушек-танцовщиц, не так ли? — спросила она. — А кто не любит? — снова пожал он плечами. — Я могла бы станцевать для него, показать, так сказать, свой товар лицом. Она думала, что Макса передернет от таких слов, но он остался совершенно спокоен, только спросил: — А вы умеете танцевать? — Разве вы забыли? Я — из породы кошачьих, и если мы, кошки, что-то и умеем, так это двигаться! Подбежав к нему, она легонько толкнула его в кресло и самодовольно улыбнулась: — Сейчас увидите, Макиавелли! Вообще-то Китти никогда специально не училась индийским танцам, но когда-то, еще ребенком, ей довелось увидеть на каком-то приеме танец живота, который, кстати, показался ей тогда ужасно нелепым. Она никак не могла понять, почему мужчины не сводили глаз с вилявшей задом и бедрами танцовщицы. Чувствуя на себе обманчиво сонный взгляд небрежно развалившегося в кресле Макса, она стала подражать той танцовщице и вдруг ощутила сладострастное томление в бедрах. Оно само подсказывало ей движения. Макс как будто играл на каком-то волшебном инструменте неслышную мелодию, подчинявшую себе тело Китти. Двигаясь медленно, с кошачьей грацией, она не сводила глаз с «музыканта» и все сильнее возбуждалась, радуясь, что он видит ее полуобнаженное тело, запретное и манящее. Его темные глаза ласкали ее напрягшиеся под тонким шелком соски, ее прелестные груди, то разъединявшиеся, то вновь соединявшиеся в такт движениям, и Китти впервые в жизни почувствовала себя настоящей соблазнительницей, ощутила власть бесстыдно обнаженной и одновременно загадочной женской плоти, способной пробудить в мужчине животную страсть. Грациозно покачиваясь, она поглаживала свои бедра, тонкую талию, пышную грудь, потом, словно для того, чтобы он увидел ее во всей красе, подняла руки и начала одну за другой вытаскивать из прически и бросать на пол перед Максом черепаховые заколки, пока ее густые рыжевато-каштановые волосы не упали пламенной волной на ее обнаженные молочно-белые плечи. Китти то кокетливо прикрывала своими локонами глаза и губы, то вновь открывала их взору Макса, чтобы единственный зритель полюбовался ускользающей красотой. Прежде Китти не придавала особого значения своей внешности и в отличие от большинства молодых женщин не стремилась к вниманию со стороны мужчин; даже с Чарльзом она чувствовала себя скорее его сестрой, чем возлюбленной. Теперь же, видя, как Макс облизывает пересохшие губы, как горят страстью его глаза, она впервые почувствовала себя настоящей красавицей. Макс прекрасно понимал, что Китти пытается сделать, и его разум ожесточенно противился ее пьянящему очарованию. «Как можно быть такой наивной? Ведь она затевает опаснейшую игру, всех последствий которой даже невозможно предугадать?» — думал он, стараясь ожесточить свое сердце. Но тело оказалось слабее разума. Макса переполняло желание, такое сильное, что от его решимости не осталось и следа. Чтобы не потерять самообладания, он вцепился в ручки кресла так, что они едва не треснули пополам. Ободренная его сдержанной, но красноречивой реакцией, Китти подошла к нему вплотную, наклонилась и накрыла своими волосами его голову и плечи. Его чуткие ноздри уловили ее запах — чарующий аромат жасмина с легкой примесью мускуса, — но он сидел неподвижно, как скала, хотя Китти всячески провоцировала его, водя плечами и головой так, чтобы ее локоны щекотали ему лицо. Потом она зашла сзади, чтобы он ее не видел, и продолжила игру, дразня шелковистыми прикосновениями волос и своим чудесным запахом. Макс непроизвольно потянулся к ее волосам, но она, лукаво улыбнувшись, ускользнула. Еще никогда ни одну женщину он не желал так сильно, как сейчас Китти. Мысль о том, что она, которую он не смог забыть, несмотря ни на что, будет так же откровенно демонстрировать свое тело другому мужчине, казалась совершенно невыносимой. Раньше Макс никогда не испытывал чувства собственника по отношению к женщинам и теперь ненавидел себя за эти совершенно новые для себя ощущения — он прекрасно понимал, что Китти нарочно ведет себя так, чтобы заставить выдать себя. Он боролся с собой, хотя его тело изнывало от желания обладать этим чарующим созданием — девочкой из его прошлого, коварной соблазнительницей из настоящего, женщиной, которая никогда не будет ему принадлежать… Она почувствовала его отчуждение. О, он оказался достойным соперником, его воля, закаленная годами испытаний, стала почти несокрушимой. Но Китти была уверена, что именно почти. Она обязательно прорвется сквозь его сдержанность и ожесточенность. Чтобы еще больше раздразнить Макса, она сорвала прозрачную бело-золотую занавеску, накинула ее на себя и продолжила танец, то прикрывая ею лицо, то снова закрывая. Мелькание ее томных зеленых глаз, точеного носика, полных, зовущих к поцелую губ произвело на Макса такое сильное впечатление, что ему пришлось снова призвать на помощь всю свою волю. Одновременно Китти спустила бретельки сорочки, освободив грудь, и хотя он не увидел, а скорее угадал под тонкой тканью занавеси тяжелое колыхание ее пышного бюста, его тело содрогнулось от желания. Китти продолжала свой искушающий танец, то приподнимая, то вновь опуская занавеску, давая ему на короткий миг увидеть розовые соски, венчающие округлости ее колышущейся пышной плоти. Макс горел как в огне. Отбросив доводы разума, он вскочил на ноги, чтобы броситься на Китти, но она рассмеялась — низким, чарующим смехом и, подняв босую ногу, легонько толкнула его обратно в кресло. — Еще не время, ваше величество, — промурлыкала она, продолжая свой танец, — я еще не закончила. Что ж, играть танцовщицу махараны так играть. В отблеске свечей она казалась белым пламенем, колыхавшимся на ветру, ее движения гипнотизировали, околдовывали. Она осторожно вытащила из украшения на стене павлинье перо, и в следующее мгновение скинула сорочку, теперь ее тело молочно белело под шифоном в неярком мерцании свечей и зеркалец — мягкие благоуханные округлости, досадно недоступные для полного обозрения. Плоть Макса взбунтовалась. Он сжал зубы, не желая уступать ее натиску, а Китти принялась медленно, с наслаждением водить пером по своему телу — сначала по щекам, потом по губам, по поднятым вверх грудям, по бедрам и наконец по едва различимому темному треугольнику между ними. «Все это может стать твоим… — словно говорили ее движения, — и это, и это тоже…» Не прекращая ласкать себя павлиньим пером, она приблизилась к Максу, но так, чтобы он не мог до нее дотянуться, и, дразняще изгибаясь, медленно-медленно протянула к нему перо. Макс как зачарованный следил за ней, гадая, что она сделает в следующее мгновение. Перо нежно коснулось его щеки, бровей, потом губ, груди, скользнуло между налившихся жаром бедер. По телу Макса прошла судорога, он схватил перо и отшвырнул его от себя. Китти тихонько рассмеялась: неважно, что он отверг одну из ее игрушек, арсенал любовных игр богат. Чувствуя на себе его пылающий взгляд, Китти грациозно отбежала на середину комнаты и обернулась, покрывало приподнялось, обнажив изящные молочно-белые ягодицы и женственную округлость бедер. Макс по-прежнему сидел прямо, но теперь от его вальяжно-ленивой позы не осталось и следа. Наивная и оттого еще более соблазнительная демонстрация прелестей Китти заставила его тело вибрировать от вожделения. Китти затеяла игру с огнем! С притворной досадой цокнув языком, она запахнула покрывало, потом опустилась на четвереньки и, глядя Максу в глаза, поползла к нему по роскошному ковру. Волосы упали по обеим сторонам ее лица, покрывало начало сползать, открыв взгляду Макса груди и длинные стройные ноги. Когда она подползла к его креслу, он наклонился, наслаждаясь ее запахом, ее дыханием, пожирая глазами ее плоть, — даже в душной индийской ночи от него повеяло таким жаром, что Китти отшатнулась. — Ты подвергаешь опасности свою добродетель, — предупредил он хрипло. Она развернулась и поползла в противоположную сторону, маня его за собой. Он не пошевелился. Оглянувшись, она презрительно фыркнула и сказала с ухмылкой: — Если его величество будет реагировать так же сдержанно, как пресловутый Тигр, мне нечего бояться, моя добродетель не пострадает. Она торжествовала в душе: теперь он наверняка попался! И вдруг Макс, как тисками, сжал ее лодыжку. В нем словно что-то взорвалось, его охватила злость, удушающая злость на нее, на все эти ее проделки. Он прыгнул вперед, словно и впрямь стал тигром, и мощным рывком перевернул Китти на спину. — Теперь ты моя! — прорычал он. Китти испугалась: он был похож на сумасшедшего. Этого она никак не ожидала. Игривая атмосфера соблазна вдруг исчезла, и в глазах Макса появилось что-то темное, опасное. Она затрепетала от страха, поняв, что действительно зашла слишком далеко, и попросила: — Отпусти меня! — вскрикнула Китти, пытаясь выдернуть свою ногу из его рук. — Теперь приказы отдаю я! — рявкнул он. Китти вся сжалась. «Это всего лишь игра!» — хотелось ей крикнуть. Но игра кончилась, в Максе как будто проснулся зверь. Держа Китти за ногу, он поволок ее по ковру к кровати, решив быть жестоким и как следует наказать ее за то, что она вынудила его сбросить маску безразличия. Им словно овладел какой-то демон, жаждущий ее покорности. Но разве Китти не желала только что подчинить Макса своей воле. — Что вы делаете?! — в панике вскрикнула Китти, отчаянно пытаясь уцепиться за край ковра. — Показываю, чем могут окончиться подобные игры с мужчиной вроде махараны.