– Алло? – Айна Девьяри? – сухой мужской голос был ей незнаком, как и номер, с которого он звонил. – Да? Нехорошее предчувствие всколыхнулось в груди. Заставило сердце ёкнуть. – Вы проживаете по адресу Рилтхан шестнадцать? – А что случилось? – В вашем доме произошел взрыв бытового газа. Айна недоуменно моргнула. На ресницах словно осела черная пелена. Заволокла улицу, проезжающие мимо машины, людей… Мир отдалился. Стал смазанным фоном, на котором ярким пятном выделялась она… да еще чужой усталый голос. – Это… это какая-то шутка? – прошептала в трубку, надеясь на чудо. Но надежда была грубо разбита: – Все, кто находился в доме на момент взрыва, погибли. Мы сочувствуем вашей утрате. Эти слова были последним, что она запомнила. Дальше в памяти – полный провал, заполненный черным клубящимся дымом. Спустя время Айна обнаружила себя сидящей на обугленных досках и бездумно смотрящей на то, что осталось от ее дома. Она не помнила, как прошла два квартала, как попала во двор, полный спасательной техники. Как к ней подошел констебль с папкой в руках. Что-то спрашивал, задавал одни и те же вопросы. Потом появились соседи со скорбными лицами. Говорили пустые слова утешения. Айна не помнила ничего. Она просто сидела, а по щекам, вперемешку с грязью и копотью, текли беззвучные слезы. Позже, уже в Конфронте Айна узнала, что взрыв произошел не случайно. Пока она была в колледже, в их дом приходил элохим. Он шел за ее сестрой от самой школы. Шестнадцатилетняя Марта была очень красива. Настоящая скандинавская блондинка, голубоглазая и светлокожая – вся в мать. А вот Айна пошла в отца. Элохим пробыл в их доме недолго, всего лишь зашел и вышел. Люди видели, как от ворот отъехал его черный кроссовер с тонированными стеклами. А еще десять минут спустя раздался тот самый взрыв… Он был такой силы, что двухэтажный коттедж из соснового сруба буквально взлетел на воздух. Об этом Айна узнала с чужих слов. Она отказывалась верить. Ее рассудок не желал воспринимать чужие слова, фотографии, другие нелепые «доказательства». Она двигалась, ела, отвечала на вопросы полицейских словно во сне. Почти без эмоций. И ей казалось, что она спит и видит глупый кошмар. Но вот-вот прозвенит будильник – и все закончится. Она проснется и увидит, что все по-старому. Дом цел и все живы. Настоящий ужас обрушился позже. В морге, на опознании тел. Когда ее подвели к металлическому столу, на котором лежали три черных пластиковых мешка. Незнакомые руки в латексных перчатках потянули за «молнию» на ближайшем из них… Раздался резкий визгливый звук. Айну охватило внезапное понимание. Жестокое и неотвратимое. Она никогда не проснется. Потому что это не сон. Потом, конечно, была истерика. Долгие дни депрессии, попытки покончить с собой. Лечение. Психотерапия. Реабилитация. Долгих два года на восстановление и переезд. И рядом всегда были те, кто поддерживал и помогал: Фил, Сэм, Рози и много других. Они стали ей новой семьей, новым домом. И дали новую цель. Новый смысл жизни. Но даже они не смогли притупить ее боль. Или стереть из памяти тот тошнотворный ужасающий звук, с которым врач в морге расстегивал «молнию» на мешке. Этот звук врезался в память вместе с теми обугленными кусками, оставшимися от ее родных. Глава 10 – Поэтому ты нас ненавидишь? – ровный голос ворвался в ее сознание. Заставил вскинуть голову и бросить на сидящего рядом мужчину неприязненный взгляд. На этот раз она не успела спрятать эмоции. А потому поспешила реабилитироваться в глазах элохима. – Я вас не ненавижу, – произнесла, делая ударение на слове «вас», – я вас даже не знаю. Но благодарна за то, что спасли вчера. Его взгляд остался прежним, только краешек рта резко дернулся вверх: – Рано благодаришь. Впереди показались огни светофора, и машина сбавила скорость. Айна с удивлением поняла, что они уже в Южном квартале. Она не заметила, как промелькнули последние двадцать минут. Сидела, думала о своем, вместо того, чтобы разговорить элохима и хоть что-то выведать у него! – Приехали, – сухо констатировал Стикс, заглушая мотор. – Это твой дом? Машина остановилась у занесенной снегом дорожки, ведущей к крыльцу. Айна скользнула взглядом по серому строению с алой черепичной крышей. Дальше по улице виднелся частокол низенького заборчика и темные фигуры соседей, вышедших на битву со снегом. – Мой. – Ты живешь одна? В этом вопросе ей почудилось не праздное любопытство, а конкретный намек. Набивается в гости? О, нет, этот номер она уже проходила. – У меня есть друг, – сообщила уклончиво. – Не тот, от которого ты вчера сбежала? Этого Айна не ожидала и потому резко вскинулась. – С чего вы решили?.. – Запах, – элохим усмехнулся. Его взгляд скользнул по ее лицу и задержался на сердито сжатых губах. – Я почувствовал на тебе запах мужчины. Он трогал тебя, и тебе не понравилось? – Не ваше дело, – пробурчала девушка, отводя глаза. – Если я заключу с тобой договор опеки… то будет мое. Опека! Так они называют контракт, который заключают с людьми. Боже, как смешно и страшно это звучит! Айна зажмурилась. До боли стиснула кулаки. Не дай бог ей сейчас посмотреть на него. Тогда он точно прочтет по ее глазам все, что она прячет внутри. Элохимам не отказывают. Их предложения принимают с щенячьей улыбкой. Радуются любому вниманию. И она должна сейчас изобразить наивный восторг. Но что-то внутри не давало. Что-то стиснуло горло, перекрывая дыхание, и заполнило легкие колючим песком. – Я… не нуждаюсь в вашей опеке, – выдавила Айна сквозь зубы. – У меня уже есть… опекун. Ей показалось, что атмосфера в салоне резко изменилась. Только что элохим был напряжен, в его тоне звучали стальные нотки, но после ее слов вдруг расслабился. Она открыла глаза. Он улыбался. Но не криво и холодно, как до этого, а по-мальчишески озорно. – Врешь, – произнес, констатируя факт. – Но мне нравится. Идем, – он открыл перед ней дверцу и кивнул в сторону дома. – Хочу посмотреть, как ты живешь. Айна вылезла из салона и встала, щуря глаза от яркого света. – Я могу отказаться? – Можешь. Но это вряд ли поможет. Я не меняю своих решений. – Но я не дала согласия на опеку! Черт! Ну чего он к ней привязался? Подвез? Все, пусть валит в свои хоромы и забудет о ней! – Пока не дала, – резонно заметил Стикс.